Безумствовал матерый Лев
Главой последней мучая супругу.
Искал он музу посещая хлев
В волненье страшном бегая по кругу.
Ах, Анна, бедная моя
Умрешь! И спорить бесполезно
Как юнга с капитаном корабля
С умом и логикой железной!
И началось – забилась мыслей стая
Сидел как глыба, упираясь в стол
Бумаги кип рукой кромсая,
Смеялся, плакал и плевал на пол.
Шла Анна на костер –
Толпа глумилась выгибая спины
Но нет! Лев мудр, однако и хитер
Бедняжка гибнет в пасти озверевшей псины.
Кабатчик пьяный и хромой
Стрелял в нее из револьвера.
Катились слезы по щекам
Когда сжигала Анну страшная холера.
И мозг свербит от боли колкой,
А слова нет, нет емкой фразы
Ну что же, Анна, ты,
Не умираешь все зараза?
Травил её ядом кураре
Обмазав пасхальный кулич,
Но яд оказался старым
И Анну разбил паралич.
Бросал ее снова с обрыва,
Топил с болонками в пруду,
То чечен ее резал кинжалом,
То душила сиделка в бреду.
Топтал ее взвод конями,
Натешившись ночью страстно
Иль уносил в пучину пароход
Пробитый айсбергом напрасно.
Но вдруг прозрел романтик старый
Ведь на дворе ХХ век,
Позор мученьям!
Се гуманист, он – Человек!
Босой шел Лев к заветной мысли
И прослезился у засохших роз.
Лишь ветер рвал за бороду седую
Когда он Анну клал под паровоз.