В комнату входит статный мужчина.

Мужчина. О, Марианна! Я соболезную твой потери. Это просто ужасно. Они, наверное, загнулись от малярии. Кто же теперь будет работать на твоих конопляных плантациях?!

Марианна. Здравствуй, Хуан Пиедрос. Я так несчастна. Я не знаю, кто заменит моих толстокожих, а сейчас гниющих в земле, негров. (Сокрушенно плачет.)

Хуан. Ну, не переживайте так. Можно ещё заставить работать своих родственников или… (Пиедрос замолкает.)

Марианна. Не томите, Хуан. В чём вы ещё видите выход из создавшейся трагической ситуации?

Хуан. (Кашляя в кулак.) Раз вы настаиваете, то возможно следующее…

В этот момент входит бригадир надзирателей Жлипин.

Жлипин. (Скаля золотые зубы.) Дорогая сеньора, сеньор – здравие желаю! Вижу, вы тут сентиментальничаете, но это не столь важно. Я припёрся с отличной и довольно-таки утешительной новостью. Она заключается в том, что к нам на ранчо поступил новый сброд отборных, крепких телом и душой, негров. Они готовы приступить к работе прямо сейчас, в сию минуту. Правда они не завтракали и не обедали, пока их перегоняли к нам, сюда, так сказать.

Марианна. (Вскакивая. Радостно.) Ах, это чрезвычайно счастливый случай. Нам помог сам Господь Бог. Теперь я вновь верующая шовинистка и счастлива до корсета! Но не смейте кормить работников, иначе они растолстеют и обленятся. Покормите их завтра, а пока, по первой, напоите их рыбьим жиром, чтоб не болели.

Жлипин. (Вытягиваясь.) Слушаюсь вас, сеньора!

Хуан. (Скрывая досаду.) Отличная новость. Я очень рад, что мой второй совет не пригодился. (Тихо.) Чёртова дура.

Марианна. Что вы говорите? Хотя это уже не важно. Пойду, посмотрю на черномазый взвод.

Хуан. О, Боже! Эта самонадеянная дура… У меня слов нет, но… но я люблю эту дуру.

Большие просторы плантаций, на которых батрачат в труде и в траве рабы, и шастают смотрители. Стоит волнующаяся в мареве жара, парит душная духота и, летают навязчивые насекомые. Воняющий запах пота повсюду.

1-й раб. Я устал. Я хочу есть и спать.

2-й раб. Потерпи. Ещё двенадцать часов до сна и двадцать четыре до ужина. Потерпи.

3-й раб. (Куря в втихомолку коноплю.) А мне здесь нравится.

2-й раб. (Вышибая у 3-го раба изо рта курево.) Тебе везде нравится, где курнуть можно. (Всем.) Тихо, изверг идёт.

Смотритель. (Бьёт рабов плетью.) Работать, сволочи черномазые. Быстро!

Смотритель. (Кланяясь.) Добрый день сеньора. (Рабам.) А ну, подняли свои грязные задницы с чистой земли и шустро поклонились любезной сеньоре!

Марианна. Какие замечательные негры – сильные и послушные. Прямо ручные.

Хуан. (Себе под нос.) Просто отвратительно, как можно издеваться над бедными чернокожими людьми. Свинство.

Смотритель. (Хвастливо.) Сеньора, вы абсолютно правы. Эти рабы не просто ручные, но (Бьёт их плетью.) ручные до безобразия, вот!

1-й раб. (Тихо.) Я больше не могу. Я сейчас напрочь взбунтую в порыве аффекта.

3-й раб. (Также тихо.) Не смей портить мне отпуск.

Марианна. О чём рабы там шепчутся? Мне искренне интересно.

2-й раб. (Шепотом.) Спокойно братья, а то нам всыпят.

Смотритель. (Замахиваясь плёткой.) Сеньорита, я мигом поинтересуюсь вежливо у рабов. (Бьёт рабов. И тихо рабам.) А ну-ка, засранцы, быстро вслух спели свой хитрый заговор. (Бьёт вновь. Марианне.) Они всё скажут тут же, сеньорита.

1-й раб. (Дико крича.) Бей белокожих тварей! Мочи их!

Трое рабов накидываются на смотрителя и тем самым начинают бунт. Их сразу же поддерживают остальные рабы. Возникают многочисленные стычки. Но скоро рабы одерживают верх. Они убивают всех смотрителей, а господ отводят в мрачную темницу, для дальнейшего рассмотрения их наказания, может даже казни.

Конец первого действия.

В темнице в кандалах сидят: Марианна, Хуан Пиедрос, Жлипин. В дальнем углу, валяются некоторые уцелевшие жители ранчо.

Хуан. Во всех наших бедах виноват только один человек. Нет, даже не человек, а чудовище… Никчемная шлюха и стерва.

Марианна. Я не понимаю, к чему вы клоните? Но это интересно.

Жлипин. (Злобно.) Интересно ей, тьфу! Заткнись, дура! Сеньор имеет введу вас.

Хуан. (Сначала почтительно.) Спасибо друг за истолкование, но (Грубо.) не смейте ругаться на сеньору, чудовище! (Марианне.) Стерва, вы были слишком заняты собой, что не замечали того, что твориться вокруг. Вы угнетали рабов, как последний тиран и деспот; заботились только о своём дрянном благополучии и богатстве. Вы, вы, дутая потаскушка, дрянь и… как я мог любить вас?! О, ужас!

Жлипин. (Спокойно.) Сеньор, поздравляю – вы говорили очень красноречиво, блин и клёцки. Я подобным ограничен, но хочу вас заранее заверить, что вызову вас на дуэль, как только мы освободимся, и – убью вас. Так-то, так сказать.

Хуан. (Настороженно.) В чём выражается ваше возмущение?

Жлипин. (Потрясая цепями.) Как же все слепы! Особенно она – это исчадие ада. Я любил её сильнее всех на этом свете. Сильнее даже чем своего ездового коня Пучеллы, между прочим. Любил так, как негры любят баскетбольный кочан капусты. Так любил, что выполнял все её прихотливые желания. Доходило до того, что я драил полы у негров в стойле, так сказать.

Хуан. (Сочувственно.) Мерзость какая!..

Марианна. (Молчавшая всё это положительное время, и внимательно слушавшая речи мужчин. Плаксивым голосочком.) Вы унизили меня своими резкими словесами, но признания нелепые ваши, отрезвили меня, очистили мозг и открыли глаза на истину жизни. Пить помногу – это плохо! (Всхлипывает.) Теперь я понимаю, как глупа была и жила словно полная, особенно в бедрах, дура. Простите мне мою невинность. (Плачет.)

Жлипин. (Вздыхая.) Ладно уж, чего уж там…

Хуан. (Краснея.) Чего уж там, ладно уж…

Из дальнего угла слышны разговоры, но в темноте людей практически невидно, одни силуэты.

1-й голос. Потом укропчику, соли добавляешь по вкусу, а только затем смешиваешь с соусом. Теперь запомнил?!

2-й голос. Да, вроде запомнил.

3-й голос. Ага, он запомнит. У него память, что у того верблюда.

4-й голос. А что, у верблюдов память хорошая?

3-й голос. Ага, гиббон в маринаде, очень хорошая, прям как у тебя.

4-й голос. Понятно.

1-й голос. Граждане, блин, возмущенцы, не могли бы вы пасти свои позакрывать. Очень вас прошу.

Жлипин. (В сторону.) Эх, а кому-то сейчас весело…

2-й раб. Дорогие мои друзья, поздравляю вас с успешным захватом ранчо, и заключением негодяев в прохладную темницу!

Толпа. Ура!!!

2-й раб. Теперь, когда мы пьяны и радостны, надо решить, что нам делать с заложниками. Можно их убить различными способами – испробовав, для познания, извращённые; можно отпустить на все четыре стороны; а можно заставить работать на нас.

1-й раб. Убьем тварей! Разорвём их на куски!

Толпа. Ура!!!

3-й раб. Нет, это не гуманно. Так мы ничем не будем отличатся от них. Лучше заставим их работать на нас. Они будут гнуть спины на плантациях, выращивать коноплю (Облизывается.), а мы будем сбывать травку на мировой черный рынок, за огромные деньги. Так мы разживёмся, разбогатеем, обнаглеем, разжиреем и сможем купить себе, каждый по лучшему ранчо, где будут пастись беломазые.

Толпа. Ура!!!

2-й раб. Так как решит народ, возбужденный винными парами?

1-я половина толпы. Убить дармоедов!

2-я половина толпы. Пускай работают на нас!

Единственный раб. (Заплетающимся языком.) Четверлтовать их и на четыле, ик, хтороны отпухтить, пусдчай, ик, валят. Ура-а-а!!!

В последствии драки все перебивают друг друга.

Из-под кучи мёртвых, черно-красных от крови, тел, выползает 2-й раб. Он очень сильно помят и слаб, и в плохом самочувствии. Вероятно скоро погибнет от смерти.

2-й раб. (Еле дыша.) Господи, что случилось, что произошло? По-моему я знаю пакостный ответ. (Кашляет.) Мы, расы Земли, не можем, чёрт нас дери, сосуществовать в полном – значит шарообразном – мире. И это не зависит от гнета и грубой силы – мазохистам даже нравится, – которой почивают нас те, кто над нами. От злоупотребления властью, возникают бунты… Они всё возникают и возникают, эти драные бунты. Но и без этого будут происходить междоусобицы. Всегда. Я сказал! (Кашляет.) Это наша черно-бледная сущность – возникать и бунтить. И я, кажется, понял ещё одну, пожалуй самую главную истину. Она выключается… включается… э-э, заключается в том, что… (Кашляет кровью. Вздрагивает всем телом. Глаза закатываются. Сердце останавливается. 2-й раб умирает.)