Итак, трудно будет сказать его точные охваты. Возможно, что имелся он несколько маловат, либо, напротив, выш за меня. Был он ребенком юным или цвел зрел, неизвестно. Но то, что пузист был он, так это точняк. Как только мне бывалось прихаживать к нему, он надувался в щеках и брюхе, скрещивал руки сзади и косолапо пружинисто так вышагивал, то туда, то сюда. Больше шагать было некуда. Только вперед и назад.

Тогда.

Так гулялось мне в вечер довольно и сыто. Наивных старушек встречались улыбки, они ведь знают меня еще с детства. И пасмурных туч настроение в небе не портили милой картины вечерней моей. Трусливая пудель услужливо вилять согласилась хвостом, как только приняла врученье от меня – шмат слойки с печенкой, а вскоре удерла к хозяйке раззяве, какая, треплясь с незнакомцем намного постарше, пачкала грязным мусорным ведром, уже опрокинутым в помойный бак, мамой и пахучим порошком стиранные бежевые колготки. Тащили в руках приходящие в дома с работы, с учебы, с халтуры или еще от куда-то кульки целофанные с хлебом и маслом, что чаще и с разного рода бумагами, книгами, стопками разных документов, что реже. Средь них мне видались довольно вальяжные, довольно усталые, довольно не в шутку приболевшие. Гулялось, как и мне, инфекции в городе очень дурной. Ухмылялась она и похрюкивала.

Так вот, и чтоб очутиться для себя занятным, забресть угодилось мне в район изучаемый ранее вдоволь, но в данный момент позабытый слегка. И вот в моей длани булькает теплый немного и сладкий газированный н., и я иду просто так, без смысла вперед, думая в меру своих настроений о чем-то совсем пустяковом. Наткнувшись на речку, внизу растекшуюся, и понимая, что теперь мне придется идти скорей всего вниз, чтоб не скатиться кубарем к брегу, пришлось повернуть вкось к закату, там были какие-то чудные развалины. Возможно, рушить собрались, но почему-то потом позабыли, теперь местность была не приглядна и капельку скверно туда мне идти. А чтоб не описывать долго то место, скажу, что оно не заслужит деталь. Пойду-ка, поужинаю.

В тот же раз.

Там мне он и встретился. Забравшись на полустену, когда солнце уже почти опустилось, внизу этой и еще одной такой же стены было довольно темно, и не видным было что там творилось. А интересно было и любопытно. Когда же стало смеркать, и уже показалось мне все это пребывание оплошным, настала быть пора ворочаться домой. Зашвырнув оставшуюся от газированного бутылку поодаль, пришлось спускаться книзу. И только был сделан первый сползок, как там подраздался какой-то шуршок. Сделалось мне как-то не по себе. Когда же моя голова опустилась к слышимому, чтоб глянуть, там уже что-то зажглось и заблескатало. Свет похожий был на такой, каковой выдается от зажженной спички, не шибкий.

Как понял.

Это был он. Тем разом такой вышел для того, чтоб подпалить камыш ради отпугивания комарья, довольно живенького в том месте. Когда он углядел меня, притворил полный вид будто меня не наблюл, надулся и важно прошелся из стороны в сторону, больше ходить ему было некуда, так как ущелье было особенно узким.

У меня получилось очень незначительно крикнуть ему: «кто там?». На что он ничего не ответствовал, поднял голову, насупился, порасставлял по бокам руки, пыхнул, прищурил один глаз и вдруг неожиданно так совершенно прекрасно улыбнулся и замахал мне ручками.

Далее.

Так мы стали видеться часто. К вечеру – я к нему, и мы подолгу гляделись друг на друга. Как только он меня лицезрел, сперва фуфырился, кичился, надувался, а вслед за тем начинал махать мне руками и улыбаться. Видимо, мое навещание приходилось ему по нраву чрезмерно. Когда мы стали быть знакомы славно, он вдруг к неожиданности кинул мне камешек и быстро убежал в темноту ущелья. На камешке этом была записка. Странно, он умел писать.

«В следущий рас, можно принесть мне что-то для игры». Такое вот там было написано.

Он долго не выходил, когда мною были принесены подарки. Из всего моему другу подошли только часы. Он их разбил и тоненькой тропинкой рассыпал песочный по своей тропинке.

Помню.

Мы с ним ни разу не говорили. Может потому мы виделись так часто. Но мы зачастую смеялись, это факт.

В день любилея моего брата. Маститого винодела.

Один раз он не восхотел ко мне выйти. Не знаю, что у него содеялось, только на следующий день он долго извинялся и явно переживал себя виновником.

Когда я пришел обратно.

В тот вечер дома у меня почему-то прямо на столе в кухне лежала старая, еще дореволюционная открытка. Что на ней было написано не скажу, могу рассказать только про то, что там было вышкаребанно – синий слон на красных шарах, взлетевший под купол цирка, держа их хоботом, одетый в полосатые подштанники. У слона были очень выразительные веселейшие глаза.

17 июля.

Почему мной никому не было про него рассказано? Потому что он, наверное, не хотел видеть еще кого-то. По всей видимости, меня ему было выше крыши.

Одним разом.

Один раз мне стало понятно, что он харчуется мухами. Но мною был смастерен такой вид, будто бы я таковое не знаю.

Инфекция.

Инфекция гулющая тем летом по городу нечаянно прилипла и ко мне. Посему три дня сталось во мне находиться температура больше тридцати девяти. Так мой ущельный друг остался без внимательности. Но как только жар спал, моя была уже на улице и неслась к развалинам.

Когда я пришел туда.

Когда моя голова опустилась в ущелье, света никто не зажег. Вот как. Думаю, оскорбился. Когда мой фонарик сам посветил в щель, свет наткнулся на камни. Ущелье полностью было засыпано камнями. Откуда они взялись? Казалось, они были там всегда. А он? Не знаю…

Потом. ( т.е. дальше, после)

Больше мы не виделись. А развалины эти вскоре окончательно разбили, и на этом месте построили новый красивучий район. На нем жили мои друзья и коллеги с завода. Особенно у строителей удались детские площадки.

Через много лет.

А через много лет он вдруг мне приснился. У него были бусы из мух, кофтец с маленьким вензелем БНП, как я понял, нарядная пышная юбка, яркие губья, вот такие вот, и крендельный чуб, а рядом с ним стоял точно такой же как он, только раза в три мельче. Он широко мне улыбнулся, взял малыша на руки и протянул его мне, чтоб я мог повнимательней его разглядеть. Показал, так сказать, похвастался. Наверно, это был его дитятко. Они вместе посмеялись, закурили соломку, хотя нет, он сам закурил две соломки, одну оставил себе, а другую отдал клопу. После они покланялись, надули брюхи и покосолапили куда-то неизвестно. Синхронно в одну ногу. Я был доволен.