«Воистину есть то, что не является ни землей, ни водой, ни огнем, ни воздухом. Эта сфера - ничто. Это всего лишь конец страдания» Будда (Удана 80)
|
1 В морозном небе бешеным вальсом кружился искристый снег, словно вечность ожидал своей минуты. Луна настырным, вездесущим оком следила за каждым движением спутника, посылая вслед мрачного шпиона – тень. Незнакомец, прозябая в тонком твидовом пиджаке, то и дело подносил сжатые кулаки к губам и тёплым дыханием старался согреть костяшки онемевших пальцев. Ещё некоторое время назад, он наверняка знал дорогу к забытому богом месту, но с наступлением сумерек неожиданно сбился с пути, и уже битый час блуждал среди запорошенных корявых сучьев. Пробираясь сквозь густую чащу, чередующуюся с перелесками, человек выбивался из сил изнемогая от ледяной стужи, сковывающей дыхание. С трудом, удерживаясь на ногах, он всматривался в заскорузлые стволы деревьев, и тяжело вздыхал не обнаружив ни одной зарубки. Тщетно. В какой-то момент показалось, что его тощее тело вот-вот упадёт в рыхлый снежный сугроб: ему представилось, как поутру обледенелый труп обнаружат голодные звери, и острыми клыками истерзают тело на части. Хотя это уже будет неважно… Он вдруг остановился, прислушиваясь к ночной тишине. Вдали едва протяжно завывали волки. Они наверняка шли по его следу. Он вдруг вспомнил «тропление». Некогда он с азартом охотился на лисиц и волков. Расставлял красные флажки и загонял зверей в ловушку. Теперь же, в роли жертвы был сам. — Чёрт! — буркнул он под нос. Рубленая ветхая землянка должна быть где-то в этом районе. Неужели он ошибся в координатах? Прошло много лет с тех пор, как он покинул обитель своего учителя, но отчётливо помнил каждый куст и каждую ветку этой местности. Не могло же её засыпать снегом? Это всё из-за проклятых преследователей… Наспех вылетев пулей из своей квартиры, он остановил машину и, запрыгнув в салон автомобиля, попросил шофёра подкинуть до сто пятого километра. Расплатиться было нечем. Водитель, пожимая плечами, потребовал дорогие наручные часы. Затем, оставив его на дороге, быстро скрылся из виду, удаляясь в обратном направлении. Между тем, погода сердилась. Ветер усиливался с каждой минутой и заносил сугробами тропу. Промёрзшие и уже покрывшиеся инеем носки, острием уколов впивались в онемевшую кожу. Лишённый тёплой одежды и огня, он постепенно готовил себя к страшной развязке. Он умрёт прямо здесь, в лесу, и возможно всего в нескольких метрах от избушки, так и не встретившись с человеком, который был единственным его спасением. Время шло уже на минуты. Мужчина, стараясь согреться, подпрыгивал и шлёпал ладонями по бёдрам, а потом растирал скулы и нос. Но вдруг неожиданно застыл как изваянный идол, ощутив чужое присутствие за спиной. Медленно обернувшись назад, он увидел за голым кустарником кипельно белого волка. Хищник сливался с белоснежным полотном, выделяясь лишь чёрным носом и блестящими глазами. Он стоял близко, буквально в десяти метрах, приземив толстую шею, исподлобья сверкая глазами. Ночной путник понял, что сейчас беззащитен как никогда, что вот-вот хищник одним прыжком повалит его в сугроб, и растерзает. Но зверь не двигался и продолжал наблюдать за человеком, словно наслаждался его беспомощностью, словно давал человеку шанс осознать весь ужас ситуации. Ещё давно, Захарий учил его делать «перекрёстный взгляд». Он вспоминал, как много лет назад, на том же расстоянии стоял медведь. Тогда, проявив своё умение и применив на практике учение старого мастера, он смог отразить голодный взгляд медведя и заставил его убежать восвояси. Сейчас он потерял былую силу. Весь дар растворился из-за его глупой оплошности - да! - той самой глупости под названием — тщеславие. Он нарушил клятву анахорета и вступил в тайное братство. Он раскрыл чужестранцам секреты перерождения. Человек приоткрыл губы, и тихо произнёс, обращаясь к волку: — Ну, и что брат, будешь ждать, когда я замёрзну или сразу накинешься? Зверь стоял, не шелохнувшись, выделяясь в ночи факелами жёлтых глаз. — Одиночка, стало быть, как я… — с обречённой грустью в голосе, прошептал он синими губами. — А по внешнему виду не скажешь, что голоден. И в самом деле, волк был весьма жирн и огромен. Можно было подумать, что он утолял голод через каждые полчаса. Хищник приподнял лапу и повесил её в воздухе, будто собирался кинуться вперёд и тем самым, обогнув кустарник приблизиться на метр ближе. — Ну, давай! Встреть ты меня год назад, я бы с тебя с живого шкуру спустил, а сейчас — увы, не в том положении. — Эх, — махнул он рукой в сторону, выкатывая на кожу лица горячую слёзу. Зверь застыл в немой позе. — Да ты брат, совсем определиться не можешь… или кидайся или… Не успел человек договорить, как волк злобно оскалился, резко дёрнул головой и, щетиня шкуру, "перекрутился", словно стряхивал с себя брызги воды. — Не нравится, что ставлю перед выбором? Конечно, ты же хозяин положения… куда мне до тебя… Впрочем, мне уже всё равно, — пошатываясь и изнывая от стужи, произнес мужчина и зашагал дальше… А через мгновение, вздрогнул, бегло бросив взгляд через плечо. Страх вкупе с морозом готовы были доконать его прямо сейчас. Ему показалось, что сильный поток воздуха, дующий в спину, вовсе не ветреный порыв, и исходит от прыжка зверя. Странно, что ему в голову пришла такая мысль. Но волк, опустив рыло в снег, горбя холку, шагал, оставляя в сугробах продолговатые отпечатки лап. Человек, пошатываясь, продолжил свой изнурительный путь. Прошло немного времени, а части тела не поддавались управлению. Путник остановился. Зверь последовал его примеру. Опустив взгляд, он ждал, когда мужчина снова двинется в путь. А куда идти? Уже совсем темно, дорогу занесло пургой. Видимо путник и, правда, ошибся и вышел не в том месте. Что ж, пришло время платить по счетам. Сурово свирепствующий ветер рубил его тело острыми клинками. Запорошенные волосы превращали путника в ходячий сугроб; он уже привыкал к морозу и остро ощущал желание присесть в укромном месте и сомкнуть глаза. Хотелось спать. Жутко хотелось спать. Волк шёл по пятам, временами делая остановки, пригибаясь туловищем к земле. Обессиленный мужчина едва пересёк открытую местность, углубляясь в самые дебри леса. Зверь, медленно семенил, настырно его сопровождая. Шёл правильной рысью, ставя лапы в следы. Наконец силы стали покидать странника и он, повернувшись к волку, упал на колени, погрузив в закоченелые ладони рук лицо. Зверь осмелился и подошёл ближе. Совсем близко сел напротив: «глаза в глаза». — Вот и всё брат. Сдаюсь. Дай только дух испустить, — с трудом прошептал человек. Волк, сохраняя короткую дистанцию, повернул влево мохнатую башку, словно понимал, о чём просил человек и давал ему время. Мужчина в последний раз взглянул на тёмное небо, прикрыл веки с белыми ресницами, и, расслабившись, повалился на бок в сугроб. Такая смерть была вполне заслуженной, едва дыша, ещё успевал думать он про себя. Всё лучше сделать выбор, и сгинуть самому на лоне февральской природы, чем быть дерзки убитым преследователями. Захарий уже никогда не узнает, как жалко закончил дни своего существования его ученик, не успев переродиться. Последняя надежда и гордость мага. Он проиграл. Не успел добраться…
2
Старик, кряхтел и мягко прижимал уши волка, поглаживая его жёсткую холку сухими руками. Он теребил его шкуру, приговаривая: — Молодец, умён шустрик. Смекаешь по-человечьи. Ни чета люду. На вот тебе, — положив на ладонь большой кусок свежего мяса, — проскрипел он. — Дюже глаза у тебя умные, прозорливые. В них, даже я вижу смысл. Но как говорится, от судьбы и на краю света не схоронишься. Хотя, кому известно о нынешнем месте? Никому. Ты, ешь, ешь. Волк почти сразу же проглотил малый кусок мякоти, а когда старик кинул ему мясо на косточке, долго хрустел, чавкал и давился от переизбытка пищи. — Гляди, не подавись костью, уж больно шыпко острая она. Зверь обглодал локтевую косточку, оставляя фаланги человеческой кисти не тронутыми. — Иди водицы испей. Да, благодарствуй мне нынче. Снова я спас тебя от погибели. Хищник метнул благодарный взгляд, и, подойдя к старику, опираясь передними лапами о его плечи, вытянулся в полный рост. Затем смачно лизнул в испещренное морщинами лицо. — Тише, тише, окаянный не чуди, — улыбался Захарий. — Имей совесть. Ишь, чего удумал, об старика морду свою вытирать. Сторожка, тускло освещённая керосиновой лампой внутри – внешне сокрытая от посторонних глаз огромными сугробами, стояла одна – одинешенька запорошенная горами снега, словно на краю света. Захарий прошаркал по скрипучим половицам в направлении к печке. Приоткрыв дверцу топки, он подкинул пару свежеколтых дровишек. Затем кочергой разгрёб угольки, и, приближая ладони к огню, ухмыльнулся. Волк, насытившись, лежал, растянувшись у двери, на сшитом из сотни цветных лоскутков коврике. Прикрывая лапами нос, он печально смотрел на старика, слушал как за окном свирепо воет вьюга и вспоминал последний эпизод своей жизни: как издыхал на снегу в образе такого же двуного существа. Он успел. |