2

Кирилл поймал машину, и через двадцать минут был уже в общежитии главного здания Московского университета, где снимал комнату. Обстановка в его келье была стандартной: небольшой шкаф для книг, встроенный платяной шкаф, кровать, стол и два стула. На полках стояли десятки книг по медицине, Библия, а также произведения классиков: здесь были книги Толстого, Тургенева, Достоевского, Чехова, Булгакова, Ахматовой, Цветаевой, Блока, Хаксли, Гессе, Зюскинда, Эко и многих других. А коллекция дисков с классической музыкой содержала все основные произведения признанных мастеров: Баха, Моцарта, Вивальди, Рахманинова, Шуберта, Листа и других. На рабочем столе были разбросаны тетради с какими-то записями, ручки, пачки сигарет. Там же стояла черная пепельница, утыканная доверху сигаретами и оттого похожая на ежа. На полу валялись бутылки из-под вина и пива. В комнате царил беспорядок, который можно было бы назвать творческим.

Черный будильник на столе показывал четыре утра. Кирилл включил Моцарта, открыл бутылку пива "Старый мельник" и запил им двадцать таблеток "Терпинкода". Кирилл покупал это лекарство от горла в обычной аптеке, чтобы употреблять его как наркотик. "Терпинкод" содержал вещество кодеин, которое в больших количествах приводил к наркотическому эффекту. Как медик, Кирилл знал, что кодеин является опиатом, так же как и морфин, героин, гидрокодон, промедол, фентанил, метадон, трамадол, налбуфин, дезоцин, налоксон и многие другие. Хотя по своей химической структуре опиаты очень разнообразны, все они оказывают похожее действие на организм: дают сильный болеутоляющий эффект, вызывают психическое состояние счастье, подавляют кашлевые и дыхательные центры мозга, активизируют парасимпатическую систему, сужают зрачки. Опиаты, наряду с барбитуратами, седативными (снотворными) препаратами, транквилизаторами и алкоголем относятся к группе депрессантов. Эффект всех депрессантов сводится к торможению тех или иных процессов в центральной нервной системе. При регулярном употреблении депрессанты вызывают физическую и психологическую зависимость. От нее избавиться непросто, поскольку при резкой отмене некоторых препаратов – например, героина – начинается ломка. Особенностью депрессантов является вред, который они наносят физическому и психическому здоровью. Эти препараты способствуют разложению личности, потерю самоконтроля и асоциальному поведению. Кирилл также знал, что, употребляя те или иные депрессанты, рискует превысить дозу и умереть. Риск смерти значительно возрастал при смешивании алкоголя с прочими депрессантами. Кирилл любил смешивать алкоголь с другими депрессантами.

Сейчас Кирилл за один раз употребил такую дозу, которая для обычного человека, чей организм не закален многолетним употреблением разнообразных психоактивных веществ, является смертельной. Выпив таблетки, Кирилл лег на кровать, закурил "Бонд" и специально выпил еще пива – как раз потому, что аннотация к лекарству запрещала употреблять его вместе с алкоголем. На самом деле алкоголь лишь усиливал эффект. Кирилл давно отрыл чудесный рецепт получения кайфа: достаточно лишь было купить в аптеке нужный препарат и прочитать к аннотации к нему, чего нельзя делать при употреблении данного лекарства, а затем сделать все наоборот. И вот он – кайф! Лежа на кровати, Кирилл устремил неподвижный взгляд в потолок. По его жилам струилось слабое подобие эйфории. Через некоторое время раздался тихий стук в дверь. Кирилл посмотрел на часы – они показывали половину пятого утра. Он продолжал молча лежать. Дверь открылась, и вошла его соседка по общежитию Катя – девушка восемнадцати лет с зелеными глазами и светлыми локонами. Она была одета в светлый спортивный костюм. Черты ее лица были правильными, само же лицо было серьезно, порой даже мрачно. Хотя иногда она сквернословила, смеялась и напивалась пьяной, Кирилл всегда воспринимал ее именно как очень серьезную, не по годам серьезную девушку. Он считал ее своей подругой и очень ценил ее за прекрасный интеллект, умение слушать и за многое, многое еще. Как и он, Катя была худой, причем, даже несмотря на окружавшую девушку энергию, ее худоба могла показаться болезненной. Глядя на нее, Кирилл не в состоянии был точно определить происхождение этой болезненности. То ли ее тело было больно, то ли душа. В любом случае, ему это нравилось – ведь он сам был болен.

Как и в нем, в Кате содержалось очень много жизненных сил. В ее глазах огоньки не играли, но тлело пламя, которое иногда вспыхивало, и готово было сжечь все вокруг. Несомненно, эта девушка, превратившись во взрослую женщину, невольно стала бы такой, которых называют роковыми. В ее существе непостижимым образом уживались монашеское целомудрие и животная, темная страсть. "Все или ничего" - такой девиз движет подобными людьми, сколь бы холодными и рассудительными они порой ни казались. На что она только способна, не знал до конца даже Кирилл. Более того, он с легким удивлением порой отмечал – а сильно он никогда ничему не удивлялся - что, хотя уже год общается со своей соседкой, не знает ее. Она же знала его намного лучше, чем он сам себя знал. Она воистину получала образование в соответствие со своим призванием. Катя была студенткой факультета психологии. Она всегда хотела поступить туда и только туда, потому что с детства была уверена в том, что должна разгадать загадку человеческой природы и даже, возможно, всего мироздания. По крайней мере, она хотела – и стремительно шла по этому пути – познать как можно глубже суть человека, все его самые низменные и извращенные желания, равно как и высочайшие устремления, на которые только способен человек. А, познав, научиться контролировать человека и властвовать над ним. Но, прежде всего, над собой. У нее был очень важный повод этого достичь.

-Привет, Кирилл! Давно тебя не видела, - с еле уловимой улыбкой сказала она. - Как твои дела?

-Да вот, достал уже этот военный режим, - он сел на кровати и начал, закурив еще одну сигарету и потягивая пиво, с легкой иронией рассказывать о ночном инциденте. Катя села рядом с ним и, как всегда, слушала очень внимательно. Когда она разговаривала с человеком, она всегда смотрела ему прямо в глаза и словно бы впивалась в душу, желая разгадать ее самые сокровенные тайны и проникнуть в суть человеческой природы. Кириллу импонировала и эта ее черта. Ему нравилась манера Кати смотреть в глаза собеседника и пытаться прочесть в них то, что он по какой-то причине не сказал или утаил. Нравилось это Кириллу потому, что он чувствовал в этом вызов, задевавший его. Он всегда спокойно встречал проницательный взгляд Кати своим взглядом, который прекрасно мог контролировать. Кирилл в любой ситуации умел скрывать свои истинные чувства и мысли за маской невозмутимости.

Пересказав все, что произошло, он заметил:

-Какие же они все придурки, эти мусора, - в его голосе послышались нотки презрения. - Я был под кайфом, и начал им втирать что-то про то, как я хочу воскресить сестру, – которой, кстати, у меня никогда не было – а они купились. Воскресить! Да знает ли он, что если и можно воссоздать физическое тело, то все же самое главное – то, что составляет личность, мысли, душу – этого никак нельзя воскресить. По крайней мере, пока. Да мы ж вмазанные в доску были, а эти олухи ничего не поняли. Неопытные! Но Вадима сейчас поимеют.

Он не передал Кате в деталях свой патетический монолог про бедную сестренку. Иной из его приятелей мог бы на его месте прихвастнуть перед девушкой подобной "изобретательностью", что было бы очень и очень глупо.

-Надо было курить в комнате, - заметила подруга.

-Да мы и не курили почти. Он принес и отдал мне товар. Предложил затянуться и обсудить пару вопросов. А тут мусора. Я успел скинуть товар и развернуть косяк, а Вадим нет. Я, конечно, сказал, что я тут ни при чем. А он начал паниковать, кричать "не я!", вот его и повязали. Идиот.

-И что теперь? – спокойно спросила Катя.

-Ничего.

-А с ним?

-Отмажут, - махнул он рукой.

-Ты не боишься, что он тебе отмстит?

-Катюш, это все ерунда. Ничего такого и не было. Мы пообщались с мусорами, и каждый понял ситуацию по-своему. В результате он там, а я здесь. Он же мне еще и благодарен будет за то, что я утром позвоню, людей подниму, за ним приедут и отмажут.

-А я хотела показать тебе свою любимую кружку. Это небьющаяся кружка. Я тысячу раз кидала ее об пол, но она не разбивается!

Катя показала ему белую кружку с нарисованными на ней серыми слониками. Она принесла эту кружку с собой. Чтобы продемонстрировать ее прочность, Катя встала и бросила кружку на пол. Она не разбилась. Тогда кружку взял Кирилл и тоже бросил. Кружка разлетелась вдребезги.

-Ой, - только и сказала Катя.

-Вот видишь, разбилась, - засмеялся Кирилл. – Не расстраивайся, сейчас я покажу тебе одну очень красивую песню.

Он достал кассету, вставил ее в магнитофон и сделал звук очень громким, несмотря на утренние часы. Из магнитофона лилась ритмичная, сильная, тяжелая музыка. Потом раздался великолепный женский оперный голос.

-Что это за группа? – с любопытством спросила Катя, когда песня закончилась.

-Nightwish, сейчас эта группа уже распалась.

-А песня?

-Over the hills and far away.

-Прекрасная музыка! – сказала Катя. С тех пор она слушала только Nightwish, а композиция Over the hills and far away стала ее любимой песней, которой она наслаждалась тысячи раз.

Отец Вадима приехал в отделение спустя час после задержания. Свобода сына обошлась ему в 100 тысяч долларов. На рассвете Мерседес отца мчался по МКАД со скоростью 120 км в час. Отец, высокий пожилой мужчина лет 60 с лишним, уверенно вел свой автомобиль. Его самоуверенный взгляд был направлен строго вперед, крылья орлиного носа чуть шевелились от дыхания, тонкие губы были сжаты в одну нить, а длинные пальцы вцепились в руль. Отец был почти лысый – но не из-за отсутствия волос, а потому, что его седые волосы были почти сбриты. Несмотря на летнюю погоду, он был одет в черный костюм из тонкой ткани и черную футболку. Отец всегда носил черные костюмы и лакированные туфли с острыми носами. В отличие от своего сына, он не был смуглый – его внешность была вполне европейской. Отец напоминал Вадиму хищника – жестокого и опасного, уверенного в себе и убивающего насмерть. Отец молча выслушивал рассказ Вадима о том, как Кирилл обвинил его во всем.

-Этот Кирилл заплатит мне за все своей жизнью, - спокойно сказал отец. Его голос был холоден, как сталь. – Как видишь, его жизнь оценена обстоятельствами в 100 тысяч. Много это или мало для человеческой жизни – вопрос неоднозначный. Но обстоятельства сложились так, как они сложились. Он умрет, потому что осмелился взять на себя слишком много. Я его убью, но сделаю это красиво.

-Как?

-Он сам себя убьет, - ответил отец, не отрывая взгляда от дороги. – Я убью его – его же руками. От тебя мне потребуется лишь одно – точное выполнение моих приказов.

-С удовольствием.

-Позвони ему сегодня и пригласи в гости, - приказал отец тоном, не терпящим возражений. – Когда он придет, развяжи ему язык. Пусть расскажет о себе. Я должен понять этого человека, чтобы заставить его убить себя.

-Пап, а не проще ли напоить и…

-Замолчи! – холодно прервал отец. – Ты ничего не понимаешь в красоте смерти и в ее эстетике. Убить человека – не проблема. Но с помощью оружия и грубой силы убивают лишь тупые солдаты, а не творцы. Я же направлю против него судьбу, обстоятельства, его самого – и он сам себя убьет. Поверь мне, такая смерть намного мучительнее пули или кинжала. И помни: я делаю это не ради тебя, а из-за своих ста тысяч. Такова цена его жизни.

-О чем мне его спрашивать?

-Тебе – ни о чем. Пусть этим займется подружка твоей Ирины. Напомни, как ее..?

-Лида?

-Да, она. Пригласи ее в гости. Я дам ей все указания. Для нее работа не нова, она привыкла продаваться. Позвони ему сейчас.

Вадим набрал номер.

-Да, - услышал он в трубке голос Кирилла.

-Я уже на свободе, приезжай ко мне, у меня кое-что есть.

-Понял, еду, - с готовностью ответил Кирилл.

Повесив трубку, он посмотрел на Катю.

-Вот и все, этот идиот на свободе. Видимо, его отец решил вопрос.

-А кто его отец?

-Опасный человек, - ответил Кирилл и закурил сигарету. – Я не знаю точно, чем он занимается, но он связан с криминалом. Я не слышал о нем ничего конкретного, только какие-то обрывки информации. Насколько я понял, он сам связан с наркобизнесом, проституцией и, возможно, торговлей оружием.

-Ты не боишься его мести? – спросила девушка.

-Катя, не будь ребенком. Взрослые так не мстят, тем более что все хорошо и быстро закончилось.

-Как знать, - задумчиво сказала она.

-Все, мне пора, увидимся, - он открыл дверь, и они оба вышли в коридор. Катя пошла спать к себе в комнату, а Кирилл поехал к своему освобожденному приятелю. На улице он закурил "Бонд", открыл бутылку "Старого мельника" и направился к метро. Было уже 7 часов утра. Прохладный воздух бодрил. Улицу заливал свет восходящего солнца. Листья деревьев неумолимо сменяли изумрудный цвет на золотой. "Последний день августа, - подумал Кирилл. – Завтра осень".

Он включил плеер и думал о своих отношениях с Катей. "Наверно, - рассуждал он про себя, - со стороны эти отношения кажутся странными". И в самом деле, могла показаться странной эта дружба студентки-отличницы, тратящей большую часть своего времени на чтение умных книг и познание себя, и студента-накромана, который вместо лекций и семинаров общался с друзьями-разгильдяями и прожигал жизнь. Что она нашла в нем, а он – в ней? Между ними не было физического притяжения и даже каких-либо намеков на плотскую связь. Партнером по наркотикам она тоже была никаким - Катя ни разу в своей жизни не пробовала ни сигарет, ни травы, ни тяжелых наркотиков. Сначала друзья Кирилла много раз подбивали ее попробовать травку, говоря о том, что она и так пассивный курильщик, что с одного раза ничего не будет, что от травки вообще не бывает зависимости и так далее. Но Катя всегда была непреклонна, так что, в конце концов, Кирилл решил для себя раз и навсегда, что она не должна ничего пробовать. И, даже если бы она и попросила у него "чего-нибудь", он бы ей этого не дал. Но что же связывало их? "Это интеллектуальная, в высшей степени духовная связь", – решил для себя Кирилл. Действительно, их притягивал друг в друге интеллект, жаждущий пищи и общения. Кроме того, им обоим были присущи воля к жизни, честолюбие, гордость и дерзость. Несомненно, и Кирилл, и Катя, могли производить на других людей хорошее впечатление, умели очаровывать их и заставлять делать то, что им было нужно. "Вот эта похожесть и является источником притяжения, ведь каждый ищет себе подобного и любуется в другом человеке, как в зеркале, своими же чертами характера", - думал Кирилл. Правда, самолюбию его льстило то, что это Катя приходила к нему, а не он к ней. Стало быть, это она искала с ним общения, а он как бы ничего и не искал.

Но это только как бы. Кирилл осознавал, что ему нравится общество Кати. А симпатия – это уже своего рода зависимость. Но он признавал только либо полную зависимость, либо абсолютную независимость. Его привязанность к Кате не была абсолютной, а потому Кирилл предпочел бы обойтись вообще без каких-либо чувств к ней. Обычно так и получалось. Но иногда он ловил себя на том, что думает о Кате. Он тут же усмехался и переключался на что-нибудь другое, презирая себя одновременно и за мысли о Кате, и за стремление уйти от них, будто бы их и не было.

3

В 8 утра Кирилл был на квартире у Вадима. Тот жил в старой двухкомнатной квартире на окраине города. Жилье Вадима было неуютным и убогим. Старые желтые обои с полинявшим рисунком, древняя разваливающаяся мебель, плохие окна. Отец мог бы купить Вадиму какое угодно жилье, но старик вообще не давал ему денег и не участвовал в его жизни. Поэтому Вадим жил в квартире, оставшейся ему в наследство его матери после смерти его бабушки. Вместе с ним жила Ирина – рыжеволосая наглая бестия, которая днями сидела дома и ничем не занималась. Вадим не любил ее и ничуть в ней не нуждался. Однако он не выгонял ее из квартиры по одной причине – ему льстил сам факт наличия рядом с ним женщины.

Кирилл отметил про себя, что его приятель сонный, однако держится вполне оптимистично.

-Присаживайся, - сказал Вадим. – Сейчас Ира приготовит нам что-нибудь на завтрак.

-Я обычно не завтракаю, - заметил Кирилл.

-Я тоже, но это не важно. Будешь пиво?

-Давай.

Они только открыли две бутылки "Эфеса", как в дверь позвонили. Вадим пошел открывать и вернулся с девушкой.

-Знакомься, Кирилл, это Лидия, подруга Иры.

-Привет, - сказал Кирилл, посмотрев на девушку.

Лидия была миниатюрной темноволосой красавицей, чем-то похожей на цыганку. У нее была превосходная смуглая кожа, длинные волосы, чудесные карие глаза и самые белые на свете зубы. Когда она улыбалась, на ее щеках возникали очаровательные ямочки. Кириллу она сразу понравилась – особенно тем, что принесла травку. Когда не удавалось поживиться чем-то более существенным, Кирилл курил травку, или "план" – марихуану и ее эссенцию гашиш. Травка улучшала настроение, равно как и координацию движений.

Когда молодые люди сделали несколько затяжек, Лида села на колени к Кириллу. Ему было приятно ощущать тело молодой красивой женщины.

-Скажи, а тебе нравится такая жизнь? – спросила у него Лида.

Кирилл усмехнулся. В его мозгу, чуть мутном от бессонной ночи, травы, "Терпинкода" и пива, словно на экране, пронеслись некоторые события его жизни. Странно было слышать вопрос, ставящий под сомнение качество его теперешней жизни, в то время как он всегда стремился именно жить. Он предпочитал брать от жизни все. Для него это все сводилось к наслаждению и к свободе от ряда социальных обязанностей – работы, учебы и прочих. Он любил тешить разум, радовать душу, ублажать плоть и проводить дни в праздности, размышляя о природе мироздания. Он с детства привык угрюмо смотреть на этот серый, несовершенный мир и восторгаться его невероятной красотой.

-Моя жизнь мне нравится, - с усмешкой заметил он. И добавил: - почти всегда.

Перебирая рукой волосы Лиды, он говорил ей:

-Я давно заметил, что мир красив тогда, когда я сам испытываю восторг. Когда же на душе мрак – мир безнадежно уродлив. Когда мне было 14-15 лет, я страдал от чудовищных мигреней. Резкая боль пронзала голову и заставляла разум агонизировать. Тогда мир раскалывался на уродливые куски, каждый из которых напоминал о боли и воплощал боль. Ее можно было прекратить с помощью лекарств. Но я не принимал лекарства. Я терпел. Когда же по прошествии двенадцати часов мозг переставал сопротивляться этой пытке и начинался припадок, приезжала скорая помощь. Мне делали укол, от которого я проваливался в глубокое забытье. Мозг отдыхал. Когда же я приходил в себя, то испытывал блаженство. Блаженно было отсутствие боли и возвращение к жизни. Тогда мир становился прекрасным и радовал, радовал меня. А потом возвращалась боль, и все происходило по новой".

-Человек должен быть очень сильный, если он способен терпеть такое, - заметила Лида.

-В этом есть один парадокс, - продолжил Кирилл. – Я в своем стремлении к красоте в чувствах и к прекрасному миру должен был всегда платить очень высокую цену. Вот и подумай – а так ли хорошо счастье, как о нем говорят, если оно стоит так дорого и так низко приходится порой опускаться ради него?

-Ты был счастлив? – с любопытством спросила Лида.

-Да, был. Есть блаженство, которое стоит всей жизни. Блаженство абсолютное. Оно как предельное состояние чего-либо, как некая фатальная грань или самая высокая нота. Это… великолепно. Но я, желая приблизиться к некоему идеальному миру и прекрасной мечте, столкнулся с миром реальным в его худшем проявлении. Люди, населяющие этот мир, знали, что их жизнь ничего не стоит. Их чувства давно были растоптаны, идеалы – уничтожены, а мечты растаяли, словно бы их и не было. Многие из них желали отнюдь не блаженства, нет, они хотели просто на время остановить агонию. Жестокий, страшным мир словно залезал в их тела, постоянно стремился туда прорваться, чтобы наполнить их своей серостью и уродством. Наркотики позволяли им на некоторое время чувствовать себя лучше, не более того.

-А ты когда первый раз попробовал?

-Курить начал в тринадцать лет, тяжелые попробовал в пятнадцать. Когда мне исполнилось пятнадцать, мигрени прекратились. Тогда же я ушел из дома. Я стал жить с бывшей проституткой, которая была старше меня на десять лет. Она научила меня пить, колоться, участвовать в оргиях. Наша жизнь была чередой бешеных взлетов на вершины экстаза и падений в бездну морального и физического страдания. Мне много раз хотелось бросить все, и уйти. Но я оставался. Однажды я ушел. Моя следующая подруга поставила цель излечить меня от пороков, в которых я погряз. Она запирала меня в своей квартире, давала мне витамины, кормила, ублажала. Когда я оставался там один, и мое тело раздирали ломки, я жаждал оказаться на свободе. В своем желании вырваться из квартиры я ломал мебель, бил посуду, истязал себя. Потом боль стала утихать, и приятных минут было все больше. Как только я более-менее вернулся к нормальной жизни без наркотиков, мне стало тяжело переносить этот серый, пустой, глупый мир. Я вновь захотел почувствовать вкус жизни, увидеть все невыносимо прекрасным, испытать чувства столь острые, что, кажется, ещё чуть-чуть, и сердце разорвется от их напора. И поэтому я вновь и вновь пил алкоголь и употреблял наркотики. Ведь если ты не испытаешь боль и большие проблемы, ты никогда не оценишь ни их отсутствие, ни наслаждение.

-Ты попробовал все?

-Да. Но ничто не радовало меня так, как героин. Героин давал мне ощущение счастья, делал мир прекрасным.

"А меня – королем этого мира", - добавил про себя Кирилл. Он всегда знал, что истинное его место на самом верху, там, откуда мир кажется не более, чем игрушкой, и откуда можно этой игрушкой управлять. Но чтобы взобраться на самый верх, необходимо провести бесчисленное множество часов в унылой работе, необходимо общаться с людьми, уметь играть ими. Он не хотел соприкасаться с серыми, обычными людьми, льстить кому-то, погружаться в какое-то занятие. Героин делал его эмиром моментально. Но расплата за это всегда была очень жестокой. Конвульсии души, агония разума, физические и нравственные страдания. Он платил эту цену. А мир! Каким невыносимо страшным был этот мир. Его окружали люди, так же, как и он, зависимые от наслаждения. Люди отчаявшиеся. Он знал цену человеку. Эта цена была меньше, чем что бы то ни было на свете. Такова же была и его цена – Кирилл был в этом уверен, и в то же время считал себя исключительной личностью.

-Тогда я думал, что смогу с этим справиться, - продолжал он. – Мне было очень интересно, как действуют на человека наркотики, алкоголь, сигареты, секс. Естественно, самый большой интерес представляли психоактивные вещества, то есть наркотики. Я попробовал абсолютно все. Внутри меня бушевал неутолимый интерес к новым ощущениям и препаратам, действие которых я на тот момент ещё не испытал. Я экспериментировал с легальными и нелегальными препаратами. Я испытал на себе действие симуляторов, антидепрессантов, диссоциативов, опиатов. Но только такой опиат, как героин, произвел на меня настолько сильное впечатление, что я никогда не променяю его ни на что. Это блаженство, не сравнимое ни с чем.

-Когда я начала употреблять, моя жизнь сильно изменилась, - заметила Лида.

-У меня тоже, - продолжал вспоминать Кирилл. – У меня сразу поменялся круг общения, стиль жизни, сфера интересов. Фактически, она сводилась только к одному – наркотикам. У меня было много знакомых, которые, так же как я, однажды попробовав из интереса, посвящали этому жизнь. Но кайф от первого прихода никогда не удается повторить. Постепенно мне требовалась все большая доза. Очень быстро я оказался на системе. Здесь уже и речи не было об удовольствии – все сводилось к тому, чтобы достать очередную дозу и предотвратить, таким образом, ломку. Без дозы я не мог ни двигаться нормально, ни соображать, ни жить. Когда я испытывал ломку, мне хотелось удариться об стену, расплющиться и расползтись по ней, чтобы превратиться в тоненький-тоненький слой, почти невидимый, а ещё лучше – разорваться на клетки и молекулы. Но потом я делал перерыв на несколько месяцев, перекумаривался, а затем начинал употреблять по новой. Реальность никогда не была так красива, как кайф. Наркотики – это не просто бегство в мечты, это переселение в другую реальность, где нет боли, депрессии, проблем, страха, ненависти, холода, голода и жажды, а есть только наслаждение. Под наркотиками ты все осознаешь, ты мыслишь, двигаешься, но при этом твое восприятие кардинально меняется. Не важно, что ты видишь, слышишь, где находишься, что делаешь, о чем думаешь - что бы ты ни делал, это доставляет кайф. Наркотики дают наслаждение, и в этом их убийственная притягательность. Давно известно, что все, что человек делает, так или иначе направлено на получение удовольствия. Но чтобы тебе было хорошо, чтобы, например, получить моральное удовлетворение от выполненной работы, каких-либо достижений, - нужно работать. Сначала работаешь, потом получаешь удовольствие. Наркотики же дают это чувство без всякой работы, "даром", как кажется сначала. Но достаточно скоро ты садишься на систему, приобретаешь физическую, и, что намного хуже, психическую зависимость. Последняя остается с тобой до конца твоих дней, это белый червь, червь наслаждения, который сидит у тебя в голове. От него избавиться нельзя. Сейчас я полностью контролирую себя и не сижу на системе. Но все равно белый червь у меня в голове постоянно точит и точит, заставляя меня как минимум один раз в день думать о героине. Кроме того, убегая от эмоциональной зависимости, я принимал различные препараты и более легкие наркотики, в результате чего попал в зависимость, хотя и не очень сильную, от них. Знаешь, я никогда не хотел взрослеть. Напротив, я как можно дольше хотел остаться в юности. Но я всегда казался взрослым, потому что наркотики дали мне глубокое познание жизни, самой грубой, самой страшной реальности. Парадокс: я бежал в мир наркотических грез от реальности, а в результате я познал эту самую реальность с самых неприглядных её сторон. Наркотики убивали все лучшее, что было во мне. Они убили во мне гордость, честь, любовь, честолюбие, светлые планы. Они словно выжигают из мозга и сознания сами эти понятия. Вот это по-настоящему страшно.

Рассказывая Лиде о своей жизни, он начал ласкать ее, а спустя еще некоторое время они уединились в другой комнате и занялись сексом.

Вадим записал разговор Лиды и Кирилла на диктофон, скачал его содержимое на компьютер и отправил звуковой файл своему отцу. Сидя в своем черном кожаном кресле за огромным столом из красного дерева, тот прослушал запись и произнес вслух:

-Вот оно что. Наркоман. Умный, эгоцентричный, сильный. Но абсолютно неадекватный. Человек страстей. Поэтому он убьет себя с помощью своей страсти. Вот только страсти к чему? К наркотикам, к алкоголю, к женщинам? В его жизни должно быть что-то, что он ценит превыше всего. Вот только что? Узнав это, я определю, как именно он себя убьет.

Он поднял трубку и набрал номер сына.

-Вадим, пусть Лида делает для него все и войдет в его жизнь. И пусть выяснит, что есть в его жизни. Ее оценки и мнение меня не интересуют. Пусть сообщит только факты – о том, чем и как он живет. С кем общается, куда ходит, что любит и что ненавидит. Даю на это несколько суток.

-А он захочет с ней… - начал Вадим, но отец прервал его, повторив: "Несколько суток". И повесил трубку.

Проснувшись утром с Лидией в одной постели, Кирилл снова занялся с ней сексом. Потом закурил сигарету, выпил пива. Как всегда, с утра у него было скверное настроение. Однако этим утром все было чуть лучше, чем обычно: секс несколько улучшил ему настроение. А поскольку постельные утехи с Лидой ему понравились, Кирилл уже предвкушал, как они будут заниматься этим много-много раз. Секс тоже был наркотиком, хотя и не самым сильным, но в ряде случаев вполне приемлемым.

-Мне надо заехать к себе, - сказал он, затянувшись.

-Зачем?

-Помыться, переодеться, взять денег.

-Можно с тобой? Пожалуйста.

-Хорошо, поехали.

Когда они шли к метро, Лида сказала:

-Если у тебя есть деньги, то я могу достать.

-Что?

-Перец.

-Откуда?

-У меня свои связи.

-А ты чем занимаешься?

-Работаю в магазине на кассе.

-Давно?

-Уже месяц.

-А до этого?

-Четыре года на зоне.

-Героин?

-Да.

-Деньги будут, - сказал Кирилл и обнял свою новую подругу. Его давно уже ничто не радовало так, как она.

-Где ты живешь? – спросил он.

-В квартире матери, а мама живет на даче.

-Тебе что-нибудь нужно? Одежда, обувь, что-то еще? На кассе много не заработаешь.

-Да, у меня только очень старая одежда.

-Я достану денег и куплю тебе все, что надо.

-Зачем ты для меня это делаешь?

-Если мужчина берет женщину, то он должен нести за нее ответственность, - ответил Кирилл первое, что пришло ему в голову. На самом же деле ему просто понравился секс с Лидой, ее тело, запах, улыбка.

-А ты готов нести за меня ответственность? – спросила Лида. Еще никто и никогда так с ней не разговаривал. Она почувствовала к Кириллу огромную симпатию и благодарность.

-Готов, - уверенно ответил Кирилл. – Сейчас поедем ко мне, я тебе покажу, где и как я живу. Потом я на некоторое время отлучусь и добуду для нас денег. А потом мы будем делать все, что захотим.

-Как скажешь, Кирилл. Но ты должен кое-что знать. Что-то очень важное.

Кирилл усмехнулся:

-Что-то более важное, чем наши отношения?

-Я не шучу, - серьезно ответила Лида. – У меня ВИЧ. Но мы занимались сексом в презервативе, поэтому риска заразиться у тебя не было.

-Это не важно, - ответил Кирилл. – Есть же презерватив. К тому же, я медик, и ВИЧ-инфекцией меня не запугаешь. Так что все в порядке, моя принцесса.

Услышав это, Лида благодарно улыбнулась. Еще никогда и никто за ее 28 лет так к ней не относился. Кириллу же и впрямь было все равно – он не боялся инфицирования.

Всю жизнь Кирилл шарахался из одной крайности в другую – от презрения всех и вся, включая себя, до полной отдачи какой-либо страсти или помыслу. Порой он полностью посвящал себя наркотикам, разврату, любви к жизни и насмешкой над неудачниками, а потом с остервенением избавлялся от зависимости, выжигал из своего сердца любовь и упивался ядом самоуничижения, считая себя самой худшей из всех тварей. В такие минуты Кирилл думал обо всем том зле, что он причинил людям: о тех, кого он обманул, кого предал, над кем надругался. Он вспоминал девушек и юношей, которые попробовали с его подачи наркотики и сели на иглу, он думал о семье, которой врал тысячу раз, чтобы получить деньги. Были моменты, когда он все отдал бы за то, чтобы ничего этого не было. Но ему было жалко не людей, которым он причинил зло, а себя, павшего в нравственном смысле из-за этих деяний. Себя он жалел с горечью и ненавидя. Нравственность! Он знал это понятие очень глубоко, потому что он совершил почти все, что считается безнравственным. Он видел обратную сторону медали и ясно представлял себе все то, на что способен человек, нравственный в высшем смысле этого слова. Нравственный человек способен отказаться от… о, это бездна! Бездна зла и ситуаций, в которых человек нравственный обязательно поступит по совести, человек обычный – по писаным формальным правилам, а подлец – так, как ему будет удобнее.

Кирилл много думал о высшем смысле. Он всегда стремился к тому, чтобы познать этот высший смысл, наиболее сокровенный смысл жизни и смерти. Он всегда восхищался человеком – тем, как этот синтез плоти и крови умудряется мыслить, чувствовать, действовать. Стремясь хоть как-то понять принцип организации жизни, венцом которой является человек, Кирилл поступил на медицинский факультет Московского университета. Однако на деле он познавал человека не на лекциях, слушая бесконечные теории, а в жизни – эмпирически, ставя над собой эксперименты. Его излюбленной темой были наркотики и то действие, которое они оказывают на сознание, мозг, чувства. В этом поиске он тысячу раз горел в огне экстаза, а потом превращался в серый пепел. Кирилл бросался из крайности в крайность, но не находил покоя ни там, ни там. Развратом он наслаждался, но презирал его и себя, в нем участвующего. В конце концов, это презрение доходило до такой степени, что он уж больше ничего не чувствовал по отношению к себе – ни самого презрения, ни злости, ни жалости, ни даже насмешки. Ничего. Это была самая последняя степень самоуничижения, когда человек презирает себя настолько, что даже не считает самое себя ни за человека, ни за животное, ни за самую мерзкую букашку. Презрение Кирилла к себе доходило до такой степени, что он чувствовал себя лишь бездушным сгустком грязи, какой-то помеси зла и слизи. Эта грязь, пропитанная злостью и тлением, могла бы сойти за Сатану, если бы не ее полная бесполезность. Да, Кирилл творил зло, но это происходило помимо его воли, и было не созидательно. Он осознавал, что творит зло, но не прикладывал для этого ни малейшего усилия. И тем хуже он оттого себя чувствовал.

Порой же Кирилл впадал в другую крайность и переставал наслаждаться развратом и не рассматривал себя как кусок мерзкой грязи. В такое время он ненавидел разврат и наркотики и чувствовал себя человеком. Он думал о том, что не зря же ему дарована голова, умеющая мыслить, сердце, способное чувствовать, и душа, умеющая страдать. Кирилл был уверен, что все это дано ему не просто так. Он должен был совершить что-то грандиозное, такое, что раз и навсегда изменило бы этот мир. Это должно было быть какое-то колоссальное деяние и непременно революционное, чтобы люди словно прозрели от него. Но что это могло бы быть за деяние – Кирилл не мог сформулировать. Он лишь знал, что предназначен для того, чтобы править миром. В такие минуты он смотрел на всех свысока. Иногда он умудрялся даже на себя смотреть свысока. То есть хотя он и повелитель, но какая-то частичка обычного человека в нем недостаточно развита для того, чтобы осознать все величие повелителя. Когда Кирилл думал о своем высоком предназначении, он решал раз и навсегда завязать с наркотиками и прекратить общаться с наркоманами. И он действительно завязывал. Тогда начиналась его борьба со своей зависимостью, и Кирилл погружался в черную депрессию. И чем чернее она была, тем больше ему хотелось прекратить страдание и вернуть себе радость жизни одним уколом. Но он считал, что должен страдать и лежал один у себя в комнате, скрючившись на кровати и стиснув зубы от боли – сначала от физической, а потом от душевной. Ему было больно за то, что он с собой сделал. Он лежал и думал о том, что он растоптал себя, оплевал собственные чистые помыслы, посмеялся над своими мечтами, искалечил свое тело.

Потом это состояние сменялось удовлетворением. Кирилл заключал, что вполне доволен собой. Ведь, пройдя через наркотики, он приобрел опыт, закалил свой характер, проверил себя на крепость. После того, как Кирилл начинал так думать, через какое-то время он снова с высоты своего опыта и сильного характера употреблял наркотики, и все повторялось вновь. Сейчас он, без всяких размышлений и в высшей степени импульсивно, принял решение жить с Лидой и быть ее гражданским мужем. То, что у нее был вирус иммунодефицита человека, лишь подзадорило его. Так он бросал очередной вызов судьбе. Кирилл знал, что каждый сексуальный контакт с Лидой – в том числе и в презервативе – теоретически способен привести к передаче вируса, особенно если презерватив порвется. Но Кирилл предпочитал брать от жизни все удовольствия, к которым относился и секс с понравившейся ему девушкой. Его самолюбие было против того, чтобы из-за какого-то вируса прятать голову в песок и отказываться от радостей жизни.

В конце концов, Кирилл был готов к инфицированию. Более того, в глубине души ему, как исследователю, было очень интересно испытать самому, каково это – получить диагноз и научиться с этим жить. В то же время он понимал, что инфицирование способно несколько ограничить его возможности в употреблении психоактивных веществ. Но самая главная причина, по которой он шел на секс с ВИЧ-инфицированной женщиной, заключалась в его отношении к болезням. Кирилл был твердо убежден в том, что никакая болезнь не должна ухудшать качество жизни человека. Проще говоря, что бы ни случилось, человек не должен считать себя больным. И если твой партнер ВИЧ-инфицирован, рассуждал Кирилл, то это ни коим образом не должно сказываться на отношениях людей. Прогибаться перед болезнью и следовать диктуемой ей правилам игры претило Кириллу. Точно так же он не любил следовать правилам, которые диктовали жизнь и общество, а потому предпочитал путь маргинала, нигилиста и в своем роде аутсайдера. Такая психология помогала ему оправдывать свою, в общем-то, бесполезную жизнь.

4

Кате было очень тяжело смотреть на то, как человек талантливый, одаренный, умный, ее друг, изо дня в день губит свое здоровье, употребляя наркотики, алкоголь, куря десятки сигарет в сутки. Катя считала, что не имеет морального права находиться рядом с наркоманом и не помочь ему. Общество в большинстве случаев реагирует на наркоманов отторжением. Считается, что "нормальный" человек не должен общаться с наркоманом, тем более спать с ним, не должен помогать. Особенно если ты – посторонний, а не родственник наркомана, держись от него подальше. Часто наркомана не считают полноценным человеком. При этом у большинства людей есть свои слабости, порой ничуть не худшие, чем наркозависимость. Главная слабость каждого – это зависимость от общества и от собственных убеждений.

"Один из постулатов общества – о том, что наркоман это не человек, во всяком случае, не полноценный, - рассуждала про себя Катя. – И потому стадо социальных животных, именуемых себя людьми, без всяких размышлений отворачивается от наркомана, бросая его один на один с его проблемами. Даже если человек является врачом, он в большинстве случаев помогает наркоману не от сердца, не от души, не потому, что считает это правильным, но только лишь по той причине, что в этом заключается его работа». Катя думала о том, что наркоману отказывают в нормальном человеческом отношении, забывая о том, что никакой интеллект не отменяет чувств и эмоций, тем более эмоциональной зависимости. С недугом нелегко справиться в одиночку, то есть почти невозможно. Катерина это прекрасно знала. Она тоже не всегда жила нормально, точнее, нормально она едва ли когда-нибудь жила. И поэтому ей особенно невыносимо было находиться рядом с ним, и смотреть, как он гибнет. Просто гробит свое здоровье изо дня в день, из ночи в ночь. Она понимала, что на самом деле он принадлежит не ей и даже не себе – он всецело во власти химически активных вещей. Катя, наконец, решилась.

Когда Кирилл пришел вместе с Лидой в свою комнату, он обнаружил на полу конверт. В нем было письмо. Кирилл с любопытством извлек из конверта сложенные листы бумаги, развернул их и начал читать напечатанный текст. Лида не стала спрашивать его о том, что там написано. Она видела, как Кирилл убрал письмо обратно в конверт, а сам конверт положил между двух книг. В ожидании какого-либо ответа Катя зашла днем к Кириллу, и тот познакомил ее со своей новой подругой. При виде смуглой красавицы ее кольнула ревность, хотя Кирилл был всего лишь ее другом. Он ничего не сказал ей по поводу письма, но она уловила некую усмешку. Нет, он не улыбался, но было в выражении его лица что-то такое, что можно было бы расценить как вполне добрую улыбку, которая озаряет лицо человека, усмехающегося чьей-то невинности или незнанию каких-то фактов. Но губы его не улыбались. Может быть, улыбались только его глаза. Кате показалось, что он смеется потому, что не поверил содержанию этого письма или, по крайней мере, некоторым изложенным в нем фактам, хотя все они были истинными. Мог он смеяться и ее наивности, да мало ли чему. В конце концов, может, он вовсе не смеялся.

Читая на следующий день это письмо, с которого Лида предусмотрительно сняла копию, пока Кирилл добывал деньги, отец Вадима смеялся. Письмо дало ему ответы на все вопросы. Теперь он знал, как сыграть партию так, чтобы поставить мат жизни Кирилла. Но прежде отец перечитал письмо три раза.

"Кирилл! Прочти.

Смерть. Такой диагноз сразу поставили врачи, когда я родилась. Врачи ожидали моей смерти со дня на день. Но, вопреки их абсолютной уверенности в том, что «такие дети не живут», сразу не умерла, спустя пару месяцев тоже. Первые три года жизни я провела в больницах, опять-таки не в качестве жильца. Доходило до того, что несколько раз отключали оборудование, обеспечивающее жизнедеятельность организма. Но, видя, что смерть почему-то окончательно не наступает, включали опять. После трех лет я стала больше жить дома, но иногда попадала в больницы. Совсем маленькая я лежала там с мамой, а позже – одна. Врачи в белых халатах проводили нескончаемые процедуры, к физической боли от которых добавлялась душевная боль из-за жесткого отношения врачей. Помню, как-то я лежала в больнице одна, было мне года три или четыре, и какая-то врач взяла меня за ручку или даже на руки, и гуляла со мной по коридору. Тут же на неё набросилась другая врач, ругая за то, что приласкала ребенка.

Дотянула до школы. У меня было несколько серьезных заболеваний, от каждого из которых люди умирали. Проучилась первый класс в родном городке, а во втором классе меня отдали в специализированную школу-интернат для больных детей. Интернат находился в Москве, жили там пять рабочих дней, на выходные – домой. В спецшколе был штат врачей, сильные преподаватели и расписанный поминутно распорядок дня. Уроки можно было вдоволь прогуливать, ссылаясь на то, что идешь к врачу. Отношения с одноклассниками у меня не сложились. Они, дети больные, но все же более здоровые, чем я, рады были самоутвердиться за счет более слабого. Унижая меня, они доказывали окружающим и, в первую очередь, самим себе, свою эфемерную силу. В лучшем случае, меня не замечали или игнорировали, считая пустым местом, а обычно – обижали. В интернате негде было спрятаться от детей и взрослых: там были спальни на шесть человек и классная комната на класс. Никакой возможности уединения. Не было мамы или кого-то близкого, ни одного друга тоже не было. Каждый день приносил нравственные страдания. Моё самолюбие отчаянно сопротивлялось, хотя бы в мыслях, тому издевательскому отношению, которому я не могла сопротивляться физически. Пребывание в интернате перемежалось с неделями болезни дома, или неделями, проведенными в больнице. За время учебы в интернате я лежала в больнице один раз, который опять мог стать последним.

Я видела детей, которые умирали. Я видела тех, кого изуродовала болезнь, кто на каком-то этапе сходил с дистанции, переставал бороться, и, или останавливался в своем развитии, или начинал деградировать. Люди не справлялись и навсегда оставались калеками, которых общество никогда не будет считать людьми полноценными. Всякий «обычный» человек, глядя на урода или на ущербного, испытывает к нему жалость или презрение и одновременно радость за себя, за то, что он не такой. Меня врачи тоже откровенно списывали со счетов, заявляя в глаза о том, что я больной человек, которому никогда не стать здоровым. Кроме врачей, это прекрасно знали и мои родители, и родственники, и травившие меня сверстники.

Меня забрали из интерната в шестом или седьмом классе. Год я провела на домашнем обучении из-за слабого здоровья. Я хотела учиться в обычной школе и очень надеялась, что там всё будет по-другому. Да, там меня не так обижали, но всё же нашлось несколько человек, сделавших меня, как опять-таки более слабого, объектом насмешек и издевательств. Ни одного друга в обычной школе у меня не было. И ни одного друга вне школы. Ни разу за восемнадцать лет никто, кроме родителей, сестры и дедушки с бабушкой, не позвонил, чтобы поздравить меня с днем рождения или с другим праздником. Конечно же, никто не приходил ко мне домой. И опять болезни и физическое состояние, далекое от здорового, не позволяли постоянно учиться. Да и зачем? Врачи были уверены в том, что, хоть сразу я и не умерла, но жизнь моя не будет ни долгой, ни полноценной. Они говорили, что моя работа, в лучшем случае, будет работой библиотекарши (сидеть целый день и не особо уставать). Действительно, чтобы загнуться, вполне хватило бы того количества лекарств, что я употребила за свою недолгую жизнь, не говоря уже о перенесенных заболеваниях.

Больше всего на свете мне хотелось запереться в своей комнате, задернуть шторы и остаться одной. Я смирилась с тем, что все меня отвергли, и хотела только, чтобы меня никто не мучил. Все люди, которых я встречала, показали мне лишь свою худшую сторону. Я видела, что у каждого человека есть масса достоинств и положительных качеств, только почему-то в общении со мной люди никогда не стремились их демонстрировать. Я ненавидела школу, класс, учителей, не хотела видеть прохожих и даже собственных родителей. Родители сделали всё, чтобы вытянуть меня физически, но на мои духовные потребности у них сил не хватило. Они не знали и не понимали, как мне плохо в школе. Более того, они «официально» никуда меня не пускали, даже если бы я и решила с кем-то погулять. И, ещё более того, они постоянно кричали на меня и говорили мне о том, какой ужасный у меня характер, отвратительное здоровье и что поэтому меня в жизни ничего хорошего не ждет. Я никому не буду нужна, а сама не смогу о себе позаботиться, говорили они. Мама, кроме того, ругалась из-за плохих результатов в треклятой школе. И уж конечно они всегда были категорически против литературной карьеры, считая, что такой карьеры вообще не существует, а если и существует, то не для меня. Такого понятия, как «призвание», для них не существовало.

Книги! Книги были для меня единственным, в чем я находила отдушину. За детство и юность я прочитала очень много художественной литературы. Книги были тем единственным спасением, которое позволяло мне на время забывать о безнадежной жизни и погрузиться в мир прекрасный, сказочный, светлый, полный сильных героев, которые побеждают все невзгоды. Я читала и мечтала о том, что моя жизнь когда-нибудь изменится, что я буду кому-то нужна, ко мне будут хорошо относиться, меня будут любить, у меня будут друзья, у меня будет радость, счастье. Мечты, мечты! Они неумолимо оставались мечтами. Иногда я думала о том, как вообще можно так жить и зачем я живу… Кроме художественных книг, я прочитала много книг о здоровье. Что-то применяла к себе, с чем-то экспериментировала. Я безумно хотела стать здоровой, сильной, такой, как все, чтобы больше меня никто не обижал.

В последних классах школы к неважному физическому здоровью добавилась и донельзя расшатавшаяся психика. Те уроки, что я не пропускала по болезни, я часто прогуливала по собственной инициативе. Я врала; воровала; пила; занималась сексом с незнакомыми людьми после нескольких часов знакомства; описывала порнографию и насилие, самые изощренные пытки; не раз пыталась покончить с собой; я очень долго и тщательно подготавливала убийство, которое не состоялось лишь благодаря счастливому случаю.

Низший предел существования человека есть. Это – смерть. Не единожды я была близка к ней, но выжила. Потом нужно было пройти путь «отрицательного» существования организма до его нейтрального состояния, условно говоря, нуля. Это заняло восемнадцать лет. Восемнадцать лет ада. Восемнадцать лет одиночества, физической и нравственной боли, отчаяния и безысходности. Но я достигла и успешно миновала и эту границу, после чего началось «положительное» существование, дальнейшее восхождение вверх, которое когда-нибудь прервется смертью. Качественно новая жизнь у меня началась с поступления в Университет. Здесь всё иначе. Здоровье, собираемое по крохам, накопилось и сделало меня ничуть не слабее моих теперешних однокурсников. Сверстники на факультете меня уважают и очень хорошо ко мне относятся. Кроме того, все профессора явно выделяют меня (в положительном смысле) среди остальных, о чем мне говорят сами же однокурсники, да я и сама это вижу. Я сейчас ничем не болею. Более того, я могу заниматься любым спортом, есть любую пищу, могу промокать до нитки, промерзать, могу не спать несколько ночей, могу пить, могу танцевать дольше всех на сцене клуба и наслаждаться восхищенными взглядами, могу совмещать учебу в Университете с работой… Словом, это именно та жизнь, в которой мне было отказано с самого начала. Никто не верил – ни врачи, ни родители, ни знакомые – что я смогу делать всё, что только пожелаю, не будучи стесненной своим физическим состоянием. Все они знали наверняка, что я ребенок слабый и больной, и таковым останусь. Те же, кто издевался надо мной, тоже никогда не думали, что этот слабый ребенок может однажды стать сильнее их и поставить их всех на колени. Я буду не библиотекаршей, а международным журналистом. Кстати, в Университете на эту специальность берут почти исключительно мужчин.

Кирилл! А теперь обращаюсь к тебе. Я тебе говорю, и я отвечаю за свои слова, что твоей силы достаточно, чтобы полностью изменить свою жизнь и сделать её намного лучше. Объект, ради которого ты будешь ломать себя, переступать через себя, растаптывать собственные чувства и идеалы, может быть любым: родители, брат, твои дети, любимая женщина, поприще политика, наука, искусство, что угодно. Целью можешь стать ты сам. Но ни в одном из этих случаев ты не победишь. Ломать себя ради – это пустая затея, потому что ничто в жизни не стоит того, чтобы жить. Вопреки – вот, что нужно. Вопреки родителям, знающим, что из тебя ничего путного уже не выйдет; вопреки брату, махнувшему на тебя рукой; вопреки детям, которых у тебя нет; вопреки любимой; вопреки преподавателям и друзьям; вопреки миру, который от тебя отвернулся; вопреки себе. Вопреки всему.

Скажешь, что ты и сейчас противоречишь всем, кому только можно? Сейчас ты всего лишь потворствуешь себе. А с собой надо бороться. Зачем? Увы, и бороться с собой незачем. Правда, жизнь довольно интересна сама по себе, и может стать игрушкой в руках человека, победившего свои слабости. У тебя есть сила, с помощью которой ты можешь манипулировать жизнью и диктовать ей правила игры. Твоя сила – это ключ к двери, за которой находится любая новая жизнь. Не какая-то одна, а именно любая. Выбирай по вкусу и – вперед! Любая жизнь, которую ты желаешь. Может быть, вместо узкой комнатки, потерявших себя друзей и разочаровавшейся в тебе семьи – целая страна у твоих ног. Может быть, любимая женщина и безмятежное счастье. Может быть, великие открытия в науке. Может быть, постижение высших духовных истин. Всё что угодно, Кирилл, всё что угодно. И это не фантазии, а возможная реальность, более реальная, чем мы с тобой.

Но бороться с собой тяжело, и тут не приходится говорить о победе. Речь идет лишь о степени приближения к недосягаемой цели – собственному идеалу, созданному в своем же воображении. Каждый из нас с тобой может многое сделать для себя, но отнюдь не всё. А если один поможет другому, то результаты будут более чем впечатляющие.

Если я что-то решаю, это равносильно тому, что так решил Бог. Если ты согласишься, чтобы я помогла тебе изменить твою жизнь, то твоя жизнь изменится. Просто потому, что я так решу.

В чем заключается моя выгода, если ты изменишь свою жизнь? Ни в чем. Считаю ли я тебя идеальным человеком, ради которого не жалко и жизнь отдать? Нет, не считаю. Я прекрасно вижу массу твоих недостатков. Думаю ли я, что ты не обижал бы меня тогда, раньше, вместе с другими? Обижал бы, причем больше всех. Люблю ли я тебя и мечтаю ли связать с тобой жизнь после того, как ты проявишь лучшие свои качества? Нет, я тебя ненавижу. Считаю ли я нас друзьями? Нет, не считаю, так как мы вполне способны сделать подлость по отношению друг к другу. Ожидаю ли я от тебя дружбы, любви или благодарности, если благодаря мне тебе станет лучше? Нет, не ожидаю. Хочу ли я самоутвердиться и польстить своему самолюбию, помогая тебе сделать твою жизнь лучше? Нет, моё самолюбие постоянно тешится победами, которые я уже одержала и продолжаю одерживать в своей собственной жизни. Хочу ли я почувствовать себя нужной, помогая тебе? Нет, я и так не испытываю сомнений по поводу собственной ценности. Собираюсь ли я использовать тебя, если ты, преобразившись, станешь одним из сильных мира сего? Нет, не собираюсь, потому что я и сама прекрасно достигну тех вершин, которые мне нужны. Если ты согласишься, сделаю ли я всё, чтобы помочь тебе? Я сделаю всё.

Почему тогда я предлагаю тебе свою помощь? Потому что ты единственный человек, которого я уважаю. Если хочешь, ты человек более, чем кто-либо ещё. Пусть твои родные, знакомые и преподаватели считают иначе, – они все ошибаются. Если я ставлю тебя выше всех их, значит, так и есть. При настоящем положении вещей и при всем том, что я о тебе знаю и чего не знаю, сделать из тебя человека такого, каким ты мог бы быть благодаря твоему потенциалу – задача нереальная. Так скажет любой. Все, кто тебя знают, уверены в том, что твоё здоровье и психика, то есть ты как физическое и как духовное существо не можешь быть восстановлен до абсолютно здорового и более чем здорового состояния. Это не так. Кстати, именно у тебя разбилась небьющаяся кружка, которую мне подарили в интернате. Считается, что небьющиеся кружки не разбиваются. И это не так. Ты сам видел, как проклятая кружка разлетелась вдребезги.

Если ты согласишься, в чем будет заключаться моя помощь? Во-первых, свое согласие ты должен дать себе, а не мне. Ты сам должен внутренне согласиться с тем, что пора расстаться с некоторыми пагубными привычками и не только. Ты должен принять эту идею всем своим существом. Когда это случится, начнется бунт и тела, и души, и разума, которые временами будут уверять тебя в том, что всё это бред. Я прекрасно знаю, каково ставить перед собой такие цели. И вот тогда тебе будет нужен человек, который не позволит тебе свернуть с намеченного пути. Поскольку «или смерть, или сделать то, что решила» – единственный принцип в моей жизни, то я именно тот человек, который в состоянии тебе помочь. Почему я не предложила тебе этого раньше? Мне нужно было всё обдумать. Такое решение гораздо более серьезное, чем любое другое.

Думаешь, вступать ли тебе в борьбу с собой или нет? Поздно, ты уже вступил. Сам факт прочтения этого письма обязывает тебя сделать выбор: или согласиться, или отказаться. Согласие означает победу над гордостью, которая не желает принимать помощь от знакомой девушки; над разумом, который исполнен скептицизма по поводу подобного решения; над ленью, которая уверяет тебя в том, что и сейчас тебе живется не так уж плохо; над привычками, которые боятся быть отмененными. Если у тебя хватит сил сказать «да», уже одно это будет одной из самых блистательных твоих побед. А малодушное «нет» порадует тебя вначале, но никогда позже ты не простишь себе, что спасовал без борьбы.

Всё вышесказанное имеет одну любопытную особенность: это всё правда. Вообще, правда – не моя сильная сторона, я обычно предпочитаю ложь и игру с частичками правды. Никогда раньше ты не слышал от меня столько правды, и впредь никогда не услышишь. А этой правды не слышал от меня никто. Я была бы тебе признательна, если бы содержание этого письма осталось между нами.

Не отказывайся от прошлого, не забывай его и прими его как ценнейший опыт, как самое дорогое из всего, что у тебя есть. Не позволяй обстоятельствам, людям, собственному телу и психике сломить тебя. Ты будешь жить, и ты будешь счастлив. С новым учебным годом тебя, Кирилл!"

Подписи в письме не было. Хотя Катя и обращалась к своему другу со всей искренностью и раскрывала свою душу, она помнила приобретенный в жизни горький опыт и не стала подписываться, чтобы читающий это письмо (если это будет кто-то другой, а не Кирилл) не догадался о том, что это написала она. А если бы ему и сказали, что автор Катя, то все равно не было бы никаких вещественных доказательств тому. Это был первый раз, когда Катя решилась рассказать кому-либо о своей жизни. Она специально не стала называть конкретных заболеваний и описывать конкретные события. Кирилл бы не понял. Только пережив то же самое, можно было понять это. Но, не зная вообще ничего о прошлом Кати, он считал бы ее совсем другим человеком – «нормальным», не знающим, что такое страдать и быть изгоем общества, быть изгоем даже среди своих. И когда эти свои презирают тебя. Наркоманов ведь тоже презирают, особенно те, кто не употребляет наркотики. Катя считала, что вполне обоснованно проводит некие параллели между собой и Кириллом. Она за свою недолгую жизнь тоже употребила немало химических веществ. Не для удовольствия, но для жизни. Антибиотики, наркозы, рентгены – это ей было хорошо знакомо. Она хотела, чтобы он знал о том, что она очень хорошо его понимает. Катя знала, что изгой все же является человеком, что бы о нем ни говорили окружающие. Сейчас у нее в жизни все было хорошо, и она хотела, чтобы и другим было хорошо. Но, хотя она и не озлилась на весь мир и от всего сердца предлагала свою помощь Кириллу, ей отнюдь были не чужды ненависть, мстительность, жажда крови. У нее даже была своя теория про месть.

-Так вот оно что… - произнес вслух отец. – Все даже интереснее, чем я мог себе представить. Эта девушка его любит. Скорее всего, он ее тоже. Но они оба проиграют, потому что молоды и невероятно глупы.

Старик засмеялся, обнажив два ряда ровных белых зубов.

5

Оставив Лиду в своей комнате, Кирилл отправился за деньгами. Однако сейчас его мысли были заняты не деньгами, а письмом Кати. Сидя в вагоне метро и потягивая пиво, Кирилл думал об этом письме. Старик был прав в том, что письмо оказало на Кирилла большое влияние. Действительно, кое-чему он не поверил, а кое-что счел простым преувеличением. Но письмо его отнюдь не рассмешило, а привело в беспокойство. Конечно, он ничего удивительно не находил в порыве юной девушки помочь ему, человеку почти что конченному и погрязшему в своей порочности, каким он сам себя считал. Хуже было другое - то, почему было написано это письмо. Он не подозревал с ее стороны такого к нему отношения, точнее, не смел надеяться на такое. Катя всегда казалась ему холодной и неприступной, даже надменной. По его убеждению, она была слишком хорошей для него. Поэтому он усиленно гнал прочь всякие мысли о ней как о молодой привлекательной девушке, в которую вполне можно влюбиться. Но Кирилл познакомился с ней год назад и был покорен многими ее чертами характера. Теперь же он прочел это письмо и понял, как она к нему относится. Слова Кати о том, что она его ненавидит, подтверждали худшие его опасения. С одной стороны, Кирилл в глубине души был счастлив, потому что увидел в этом письме подтверждение своим собственным чувствам, которые он силой воли подавлял. Но, с другой стороны, он тут же понял, что это все может кончиться очень плохо. А он не мог этого допустить. И не только потому, что Катя была его другом, общение с которым было для него очень дорого. Было тут и другое. Кирилл видел в Кате себя. Он даже как-то сказал ей: «я смотрю на тебя и наблюдаю, как я сам мог бы развиваться». Если бы Кирилл не загубил свою жизнь наркотиками – а он порой в припадке самоистязания считал свою жизнь именно загубленной, – то он был бы одним из самых успешных студентов, как и Катя. Итак, в он видел в ней себя. А себя Кирилл ценил крайне высоко и был уверен в том, что заслуживает и может, точнее, мог бы, получить в этом мире намного больше, чем какой-нибудь обычный человек. И если бы Катя сейчас встала на скользкий путь сближения с ним, жизни с ним, то она закончила бы свою жизнь не на вершине мира, а в самой грязи его. И тогда бы он, Кирилл, погиб бы уж окончательно, а сила его личности не воссияла бы над миром и не изменила бы его. Катя была его последней надеждой. Пусть он умрет от передозировки или сопьется, но хоть она (такая же по своей сути, как и он) докажет всему миру, чего стоят такие люди. И он запрещал себе сближаться с ней и тянуть ее за собой.

Была еще одна мысль, которая его беспокоила. Поскольку они слишком похожи, то она может жить так же, как он. Да, Катя могла начать употреблять наркотики. А если бы она начала, то, как и Кирилл, пошла бы до конца. Кирилл не хотел этого больше всего на свете. Но в то же время он горько усмехался своим сомнениям. У него иногда возникала подленькая мысль, которая превращалась в безудержный порыв плюнуть на себя в лице Кати второй раз в жизни и начать с ней отношения, затащить ее на дно и там сгноить вместе с собой. Но он дал себе зарок все силы бросить на борьбу с собой и не допустить этого. Пускай они, как и прежде, останутся друзьями, он будет любоваться ей, наслаждаться общением с ней и страдать оттого, что она так рядом и так недоступна. Но ведь можно только протянуть руку и она будет принадлежать ему. Но, нет! Она недоступна – нельзя прикасаться к ней, нельзя, иначе случится невероятная катастрофа. Кирилл знал, что близкие отношения с Катей были бы лучше, чем что-либо на свете, а потому за них, как и за все в этой жизни, пришлось бы заплатить слишком высокую цену. Цена таких отношений была бы – жизнь. И не меньше, потому что оба были страстными, безудержными натурами, которых ничто не способно остановить и которые, не взирая ни на что, пойдут до конца. Если речь идет о наслаждении, они погружаются в него полностью, а если о смерти – они смело идут ей навстречу, если же о любви – то… Катя так и написала в своем письме, что сделает для него все. Кирилл знал, что это действительно было "все". Именно то все, которое означает "до конца". Или смерть, или победа – ни иначе. А победы здесь быть не могло, значит, оставалась смерть.

Однако сейчас Кирилл должен был достать денег. Он собирался одолжить их у подруги, как всегда и поступал. Он приехал в роскошную квартиру богатой девушки и занялся с ней сексом. Когда все закончилось, он, куря сигарету, произнес привычную фразу:

-Одолжишь денег?

-Сколько?

-Пару штук хватит.

-А не мало?

-Нет, ты что, нормально. Я отдам.

-Не вопрос. Но возьми пять.

-Давай. А сейчас я должен идти.

-Когда я снова тебя увижу?

-Скоро.

-Когда?

-Скоро, - повторил он.

Таких девушек – богатых и сластолюбивых, которых не составило особого труда очаровать, у него было четыре. Когда ему нужны были деньги, Кирилл занимался сексом с одной из них, брал в долг деньги, потом через какое-то время занимался сексом с другой, и рассчитывался с первой. Потом занимался сексом с третьей и снова занимал. Так время от времени каждая из девушек давала ему в долг – зная, что он не только вернет деньги, но еще и доставит ей несколько часов блаженства.

Кирилл властвовал над женщинами. Он ни минуты к этому не стремился – они сами искали его общества, предлагали ему жить вместе или даже пожениться, хотели проводить с ним время в развлечениях, предлагали ему работу. Он от всего этого отказывался, лишь время от времени радуя чарованных им женщин своим присутствием взамен на их деньги. Которые он, ради смеха, потом им же и возвращал – без процентов и через какое-то время, заняв их у другой женщины. Эту изысканную форму проституции Кирилл называл "взять в долг". Источник его притягательности для противоположного пола заключался в том, что Кирилл не боялся тратить свою энергию при общении с женщинами. Большинство мужчин при общении и при сексе тратят ровно столько энергии, сколько необходимо для совершения тех или иных физических действий – слов, жестов, фрикций. Всю остальную энергию люди – как мужчины, так и женщины – предпочитают хранить, дабы избежать ее растраты и не оказаться совершенно опустошенными. Кирилл же никогда не боялся тратить всю свою энергию, будь то употребление наркотиков, поглощение алкоголя и сигарет, секс или что-то еще. Он всегда стремился использовать всю свою жизненную силу, обратив ее в удовольствие. И его жизненной силы меньше не становилось – после сна силы всегда восстанавливались. Он не занимался с женщинами механическим сексом. В большинстве случаев он вкладывал во все свои действия массу энергии и маниакальным упорством стремился доставить удовольствие женщине и довести ее до оргазма. Ее оргазм он рассматривал как символ своего торжества над женщиной. Кирилл давно понял, что если доставить женщине неподдельное удовольствие, то можно получить над ней власть и, кроме того, наслаждаться тем, что она сделает в ответ. Действительно, большинство его благодарных любовниц жаждали доставить удовольствие ему самому, готовы были отдать ему навсегда не только свое тело, но и душу.

Внутренне Кирилл смеялся над этим проявлениям человеческой похоти, которое делало женщин его покорными рабами. А Кирилл глубоко презирал рабство. Он мог бы уважать лишь ту, которая смогла бы доказать ему свою независимость от чего бы то ни было, и в первую очередь от него самого.

Секс был для него игрой, в которой он всегда оставался победителем, подчиняя себе партнера. Он осознавал бесчисленное множество вариантов любовной игры, ему был ведом бескрайний мир плотских утех. Нежность и еле уловимые прикосновения, каждое из которых заставляет тело трепетать в ощущении чего-то грандиозного. Умеренность и методичность, способные своей настойчивостью довести до исступления. Страсть и борьба, заставляющие каждый нерв и каждую мышцу напрягаться до предела. Жестокость и доминирование, что превращают партнера в раба, выполняющего все прихоти господина. Таинственность и непредсказуемость, будоражащие любопытство возлюбленного. Нежность, настойчивость, сила, тайна, страсть, безумие, агония, смерть, возрождение – он хотел всем своим существом погрузиться в эти переживания.

Взяв деньги, Кирилл вернулся в общежитие. Но Лиды в его комнате не было. Она оставила записку о том, что у нее возникли дела, и ей пришлось уехать. Когда Кирилл читал записку, ему позвонил приятель, Антон, и сообщил, что приедет с травкой. Кирилл решил пообщаться с приятелем, выпить с ним, курнуть, а на следующий день ехать к Лиде, чтобы испытать ощущения блаженства совсем иного порядка – гораздо более мощные.

Когда он общался с приятелем в своей комнате, пришла Катя. Друг представил ее Антону, бывшему студенту философского факультета, который, как и Кирилл, был родом из Казани. Увлекшись наркотиками, Антон перестал быть студентом. Сейчас он жил на деньги, которые брал у своих родителей якобы на оплату обучения в университете. Антон был невысок, коренаст, имел физиономию забияки и серьезные серые глаза. Недавно ему исполнился 21 год, и он был ровесник Кирилла

Втроем молодые люди сходили на рынок, где купили водки, апельсинового сока и соленых огурчиков в банке. Потом они дошли до университета и углубились в небольшой лесок, где забрались в какое-то недостроенное строение, в подвальную часть, где, впрочем, света вполне хватало благодаря зияющим вверху стены дырам, которые когда-то должны были стать окнами. После некоторого количества водки, выпитого из пластиковых белых стаканчиков, Катя почувствовала себя пьяной.

-Странно это… - обратилась она к молодым людям. – Вот я сейчас пьяная и я прекрасно понимаю, я очень хорошо понимаю, что наркотики нельзя пробовать ни в коем случае. Я знаю, что после этого потом будет и… Но я хочу что-нибудь попробовать! Хотя бы травку, которую вы сейчас курите.

-Это все ерунда, - сказал Кирилл. – Расслабься, тебе это ни к чему. Это все алкоголь.

-Да ну? – скептически хмыкнула Катя.

-Конечно, - весело сказал Кирилл. – Алкоголь воздействует на клетки коры головного мозга, ослабляя процессы торможения и возбуждения. После этого происходит угнетение спинного и продолговатого мозга с подавлением деятельности дыхательного центра.

Катя засмеялась:

-Это гениально! Алкоголь дает свободу!

-Свобода… – философствовал Антон, куря косяк, - это сладкое слово стало роковым для множества посредственностей и гениев. Культивируя свою личность, наученные кое-чему и кое-как, молодые люди стремились утвердиться в своей свободе. Для них свобода – это свои деньги и то, что можно на них купить, свои убеждения, свои собственные решения. Синтез "я" и понятия "свобода" в его самом примитивном смысле произошел колоссальный. Что это дало?

-Я хотел стать свободным, - сказал Кирилл. – Для меня свобода всегда означала проверку на прочность моего существа и неприятие того, что навязывали в школе, в обществе, в семье. Вся эта мораль, какие-то правила, совковская культура – я презирал их. В детстве я искренне восхищался своим отцом, который всегда противопоставлял себя всем остальным: "вы – ничто, а я – все", считал он. Я живу по тому же принципу. Я совершил много грехов, но никто не вправе судить меня за них. Я все делал сознательно. Всегда. И я до сих пор жив, это главное. Я живу так, как хочу жить, и никто не вправе судить меня. Потому что у этого "кого-то" есть своя жизнь и проблемы. Если кто-то хочет покритиковать, пусть критикует себя. А если он настолько совершенен, что критиковать в нем нечего, значит, он Бог. Но с Богом у меня разговор особый.

Слушая разговор молодых людей, Катя сказала о свободе следующее:

-Я всегда стремилась к свободе от других людей, от их влияния и помощи. Я ненавижу быть зависимой от кого бы то ни было. Мне не нужна помощь от моих родителей, от врачей, от учителей. В этом мире есть только один Бог и король – это я. И если какая-то гнида считает иначе, это ее проблемы. За свою жизнь и свои убеждения я несу полную ответственность. Я никому ничего не должна.

Молодые люди засмеялись. Кирилл сказал:

-Подумать только! Мы в обществе Бога. Но что-то наш Бог слишком пьян. Пора проводить его домой, пока он не уснул под кустом.

Молодые люди решили отвести Катю, которая действительно стала пьяной, к ней домой. Чтобы не упасть, она взяла Кирилла под руку. Он охотно ее поддерживал, и сам старался следить за своей координацией. Когда они пришли в ее комнату, Кирилл открыл ей дверь. Кириллу нравилась комната Кати: там всегда царил порядок. На полках стояли ровные ряды книг по психологии и ряду изучаемых в Университете дисциплин. На столе красовался компьютер, а рядом со столом – небольшой холодильник. Все в этой комнате было отмечено духом порядка и дисциплины.

Катя внимательно посмотрела на своего друга. Она, даже когда она сильно напивалась, все же вполне сохраняла свою способность думать. И лишь ее речь, немного замедленная и со сбитой дикцией, выдавала в ней пьяного человека.

-Значит, нет? – спросила она Кирилла, имея в виду его ответ на предложение, которая она сделала ему в письме.

-Я не говорил нет, - сказал Кирилл.

Катя усмехнулась. Она прекрасно знала, что этот хитрый как лис, лукавый человек, никогда не сказал бы ей "нет". Кирилл добавил:

-Мне жалость не нужна. И тебя я тоже жалеть не буду, как бы тебе этого ни хотелось. Жалость унижает людей.

"Вот оно что, - подумала Катя. – Он ничего не понял. Он решил, что мне нужна его жалость".

-Катюш, ты будешь прекрасным психологом! – сказал он, имея в виду письмо.

-Я и не думала тебя жалеть, - заметила она. – Если хочешь жить как сейчас, так же курить, пить, употреблять наркотики – пожалуйста, на все твоя добрая воля. Я не буду тебе мешать. А когда ты умрешь, я приду к тебе на могилу.

-Не надо приходить ко мне на могилу, - ответил Кирилл.

-А я приду, - повторила Катя и легла на кровать.

Она отвернулась к стенке и начала проваливаться в пьяный сон. Слова Кирилла ее не удивили. Во-первых, она и сама знала, что будет отличным специалистом. Правда, ей все же очень приятно было услышать об этом от Кирилла, мнение которого она весьма ценила, хотя и не всегда соглашалась с ним. Во-вторых, он просто ушел от ответа. Или, точнее, дал понять, каково его решение. Катя это предвидела: она знала, что он слишком гордый, чтобы согласиться на такое. Но все же не могла не дать ему шанс.

-Счастливо, - сказал он, уходя.

Через пять минут Катя забылась пьяным сном. В ту ночь ей приснился сон о бриллианте. Ей снилось, что жизнь похожа на берег океана, усыпанный миллиардами песчинок - людьми. Волны океана постоянно приносят на берег тысячи новых песчинок, а тысячи старых забирают навеки с собою. Там, на дне океана, в этом вечном царстве холода, тьмы и смерти, покоятся несметные количества песчинок, осужденных на забвение. Срок пребывания песчинки на береге не велик, но в это время она живет и наслаждается своей жизнью… Некоторые думают, что все песчинки одинаковые. Но чем ближе узнаешь песчинку, тем более понимаешь, что и во всей Вселенной не сыскать ещё одной такой же. Иногда, правда, очень редко, встречаются откровенно прекрасные песчинки, слишком непохожие на своих унылых собратьев. Этим песчинкам следовало бы быть драгоценными сияющими камушками, да, пожалуй, они таковыми и являются.

Двадцать один год назад могучая волна океана в очередной раз выбросила на берег тысячи песчинок, среди которых была одна, похожая на сияющий бриллиант, а не на крупицу бесцветной пыли. Бриллиант умел то, что было недоступно обычным песчинкам. Бриллиант мог подняться над берегом, подняться высоко-высоко, в пространство между небом и землей, где реют шальные ветры. Бриллиант воспарял к самому лазурному небу, к палящему солнцу и смотрел оттуда на волнующуюся поверхность могучего, черного, беспредельного океана и узкую полосу берега, усыпанную песком. Он видел, как бесстрастные волны огромного океана забирают ни в чем не повинные и ни на что не способные песчинки в пучину смерти, и приносят взамен них другие, такие же беспомощные и безвольные. Бриллиант знал, что на берегу песчинки воображают себя властителями вселенной и её богатств. Но с высоты птичьего полета он видел истинное мироздание, где всё сочеталось с ничто. Всем был океан, а ничем – песчинки.

Но понимание этого не мешало бриллианту быть песчинкой более, чем какая-либо другая. Бриллиант жадно впитывал в себя знания, добытые за века существования берега сотнями поколений песчинок. Он с упоением постигал конкретные науки и философские абстракции. Бриллиант наслаждался психологизмом и стилистикой литературных произведений, которые он перечитывал по много раз. Он внимал чарующим мелодиям классической музыки и был тонким ценителем эстетики и красоты. Бриллиант уважал религию и верил в Бога. При этом он знал, что бог существует лишь для тех, кто в него верит, ибо бог – это детище сознания песчинок. Бриллиант также был знаком с идеологиями различных сект, ни одна из которых не смогла сделать его своим сторонником.

Бриллиант был циником и мечтателем одновременно. Его цинизм явился следствием глубоких познаний бытия песчинок. А мечтателем его сделали увиденные с головокружительных высот просторы океана и полоска песчаного берега. Бриллиант знал, что он – не более чем песчинка, а, значит, в сущности ничто. Он видел всю вопиющую бессмысленность существования песчинок на берегу и понимал, что не в его силах и не в силах песчинок хоть что-то изменить.

За двадцать один год существования бриллианта грани его померкли, а сам он постепенно превращался в пыль. Причиной этому была его слабость к впитыванию в себя белой морской соли, находящейся вблизи от опасной границы берега и океана. Много раз бриллиант отправлялся в рискованное путешествие за солью к самым водам, которые могли раньше времени унести его в хаос океана. Морская соль, или, как её ещё называли, белая смерть, ввергала песчинки, её впитывающие, в состояние эйфории. Белая смерть давала счастье, наслаждение, блаженство взамен на жизнь. Бриллиант говорил, что цена белой смерти – гордость, честь, любовь, интеллект и лучшие духовные устремления. Бриллиант сделал выбор и предпочел, чтобы его слабеющее, некогда столь прекрасное тело сгорело в адском огне экстаза, после чего было безжалостно смыто холодной волной.

Катя проснулась днем и долго думала о том, что ждет ее друга.

ЧАСТЬ II

1

Кирилл влюбился в Лидию. Его захватила яркая, эмоциональная, восхитительная страсть. Он знал, что это ненадолго, но не хотел думать о том, как закончатся их отношения. Его это волновало меньше всего. Он хотел получить удовольствие здесь и сейчас – и он его получал. Сама же Лида относилась к нему снисходительно и отнюдь не была в него влюблена. Она просто не верила в то, что кто-то ее может полюбить и что она когда-нибудь сможет вернуть утраченную чистоту – как физическую, так и нравственную. В свое время Лида закончила школу и выучилась на повара. С юных лет она связалась с что называется "плохой компанией" и пристрастилась к алкоголю, сигаретам, травке, наркотикам и, наконец, стала зависимой от героина. Она употребляла наркотики вместе со своим молодым человеком, которого очень любила. Лида хотела выйти за него замуж и родить детей. Но ее возлюбленный был против этого. В 24 года Лида узнала, что у нее ВИЧ-инфекция. Сообщая диагноз, врач ей ничего не объяснила, а на вопрос девушки о том, сколько ей осталось жить, буркнула: "лет пять". Лида пережила тяжелую депрессию, а потом выяснила, что с ВИЧ-инфекцией можно прожить не один десяток лет, если вести здоровый образ жизни и принимать терапию.

Но к здоровому образу жизни Лиду не приучили, и вскоре оказалась на зоне – ее посадили за употребление и распространение героина. Там она узнала о жизни то, чего еще не знала, в результате чего ее картина мира сформировалась окончательно. Кирилл особенно ценил в Лиде то, что она смогла пройти зону и остаться человеком. Действительно, Лида перестала употреблять героин и иные тяжелые наркотики, старалась правильно питаться и устроилась на работу. Конечно, связи с прошлым у нее остались: она время от времени употребляла "винт", или первитин. Этот препарат является стимулятором, так же как галлюциногены, амфетамины, кокаин, крэк и никотин. Стимуляторы повышают умственную и физическую работоспособность, выносливость и скорость реакции. После приема стимуляторов Лиду ждала неизбежная депрессия и мечты о новой дозе. Она доставала наркотики через знакомых распространителей, или барыг, которые и познакомили ее как-то с отцом Вадима. Старик ей сразу же объявил, что, если Лида не хочет обратно на зону, то должна будет выполнять всего его приказания. Очередным приказом старика был секс и общение с Кириллом. Как и предыдущие приказы, этот приказ Лида выполняла молча и не задавая лишних вопросов. Впрочем, на вопросы ей бы все равно никто не ответил.

Кирилл провел вместе с Лидией, как он сам об этом говорил, "несколько дней блаженства". Самым любимым наркотиком Кирилла, откровением всей его жизни и ее лейтмотивом был мощнейший депрессант, лучший из лучших опиатов – героин. Этот препарат также называют диацетилморфин или диаморфин. Его производство и применение в фармакологических целях давно запретили из-за способности препарата быстро вызывать наркотическую зависимость. Находясь под воздействием героина, Кирилл становился медлительным в движениях, однако его разум работал ясно и остро, а говорил он быстро и четко. Кирилл предпочитал употреблять героин внутривенно, чтобы наркотик сразу попал в кровь и максимально быстро достиг мозга. Сделав инъекцию, Кирилл втыкал иглу в стол или еще куда-нибудь и ломал ее. Так он стремился обезопасить себя от следующей инъекции при помощи уже использованного шприца, которым также могли воспользоваться другие наркоманы, и тем самым создать для него риск получить ВИЧ или иной вирус.

Кирилл очень быстро привыкал к героину, садился на систему и кололся лишь для того, чтобы на время унять невыносимую боль. Эта быль была такой же сильной, как боль человека, умирающего от рака на последней стадии. Снять эту боль можно было лишь дозой. Кириллу удалось слезть с системы, перекумариться, перейти на разные таблетки ("колеса"), травку, алкоголь. За это время организм отвыкал от героина и омолаживался. И через некоторое время Кирилл вновь позволял себе употреблять – вот как сейчас. За несколько дней он употребил вместе с Лидой героина больше, чем за весь прошедший год. Он отдавал себе полный отчет в своих действиях и знал, что его поведение одинаково разрушительно как для психики, так и для здоровья, и не мог остановиться. Он восхищался Лидой и ее красотой, был в восторге от себя и от своей жизни. Он погружался в экстаз, заливался смехом, с удовольствием ощущал, как его разум теряет остатки связей с реальностью и погружается в иной мир. Порой он был готов дать ответы на все загадки вселенной, объяснить себе и миру все, а потом вдруг это понимание ускользало из его сознания, и на место ему приходили вереницы странных, никак не связанных между собою мыслей. Иногда мыслей не было – были лишь ощущения. Его радовало все: тело любимой женщины, воспоминания о подружке Кате, его знакомые и незнакомые люди, распитая бутылка водки, разбросанные по комнате бычки, использованные презервативы, шприц со сломанной иглой и с остатками крови, недопитая банка пива, висевшие на стуле его собственные трусы, измятая кровать и старый хрипящий магнитофон. Весь этот мир являл собой удивительный синтез простых веществ, каждая из которых была прекрасна и доставляла самим фактом своего существования почти ощутимое физически удовольствие. Кирилл впитывал в себя это удовольствие и не думал ни о чем. Он наслаждался. Он жил.

Через неделю он приехал в общежитие вместе с Лидой, чтобы взять кое-что из одежды. Теперь они везде были вместе, потому что им было очень хорошо друг с другом. В общежитии они занялись сексом, который закончился ссорой. Кирилл слишком долго не мог кончить, она поинтересовалась, в чем дело и он разозлился. Его психика, расшатанная употреблением наркотиков, шалила. Оставив Лиду спать на кровати, он лег на пол. Кирилл находился под воздействием наркотиков и алкоголя.

В полночь, когда он лежал на полу в почти бессознательном состоянии, зазвонил телефон. Чтобы взять трубку, надо было подняться и подойти к столу. Но он подняться не мог. Телефон настойчиво звонил еще какое-то время, а потом замолчал. Потом вновь зазвонил. Кирилл поднялся и, шатаясь, подошел к столу, взял трубку.

-Да…

-Кирилл, это ты? - услышал он голос Кати. – Можешь ко мне зайти?

-Извини, я не один, у меня тут человечек спит.

-Ну и что, ненадолго.

-Ты выпить хочешь? – предложил он, желая продолжить праздник, на который у него почти не осталось сил. И именно поэтому он отчаянно хотел праздника.

-Не откажусь.

-Хорошо, тогда я сейчас оденусь, и сходим за выпивкой.

Катя зашла к нему в комнату. На его кровати, откатившись к стенке, спала Лида. Кирилл рылся в шкафу в поисках чистой одежды.

-Прекрати, - сказала Катя, прислонившись к дверному косяку, - одевай, что хочешь, какая разница.

-Нет, так нельзя, - возразил он. – Нужно что-нибудь чистое.

Кирилл посмотрел на Катю: на ней было ярко-красное платье с декольте. Красные туфли, красный лак и помада.

-Отлично выглядишь, - сказал он.

-Тебе нравится платье? – спросила она с улыбкой. – Я недавно его купила.

-Платье красивое, - ответил Кирилл. – Но ты прекрасней, чем это платье. Ты в тысячу раз прекрасней.

Катя улыбнулась. Ей было приятно это слышать. Наконец Кирилл откопал свою рубашку цвета запекшейся крови и черные брюки. Он оделся, после чего побрызгал на рубашку и на голову одеколоном. Катя молча смотрела на него, слегка улыбаясь. Перед уходом Кирилл решил написать Лиде записку. Он взял лист бумаги, положил его на деревянный пол и попытался нарисовать на нем сердце. Ничего не получилось. Лист рвался, ручка втыкалась в пол. Наконец, оставив попытки изобразить символ любви, Кирилл просто написал что-то неровными буквами и положил листик на подушку Лиды. Перед уходом он наклонился и поцеловал её в щеку. Катя равнодушно смотрела на все это, хотя по ее крови растекался яд ревности.

Наконец они вышли на улицу. Была теплая осенняя ночь. На черном небе сияли звезды. Деревья стояли во мраке неподвижно, слегка освещаемые желтым светом фонарей. Катя шла рядом с Кириллом и испытывала двойственное чувство: с одной стороны, ей было хорошо рядом с ним, с другой – она почти задыхалась от ненависти к нему за то, что он позволил себе быть с другой. При этом она прекрасно знала, что они с ним не более, чем друзья.

-Не беги так, давай пойдем помедленнее. Нам некуда спешить, – одернула девушка Кирилла, который шел очень быстро. И спросила:

-Как ты относишься к убийству?

-Никогда этим не занимался, - весело отозвался Кирилл, закуривая "Мальборо". – Несмотря на конфликт в постели, он был в прекрасном расположении духа.

-А я вот хочу убить, - сказала Катя. – И убью.

-Да ну? – усмехнувшись, посмотрел на нее Кирилл.

-Да.

-Кого же? – поинтересовался он. И с иронией подумал: "неужели меня?". Сейчас ему все казалось смешным, все веселило.

-Тварь одну, с которой я жила полгода и которая меня предала. Моя точка зрения относительно того, как надо поступать с врагами, всегда была неизменной. Если нанесен удар, то дело чести – ответить на него. Но, отвечая на удар, многие люди совершают одну ошибку. Они, так или иначе, мстят врагу, при этом не уничтожая его физически. Фатальная ошибка! После того, как ему сделали плохо, человек обязательно через какое-то время восстановится морально и физически, и, более того, станет сильнее. Так зачем же мстить врагам так, чтобы увеличивать их силу и потенциал уничтожить тебя! Нет, враг подлежит полному уничтожению.

-Убивать аморально, - с цинизмом заметил Кирилл.

-Но твой враг, нанося тебе удар, делая тебе больно, о морали не думал, - с вдохновением парировала Катя. - А если и думал, то оправдывал моралью свои действия. Кто знает, быть может, свое поведение он оправдывал такими понятиями, как честь, справедливость, возмездие и тому подобными.

-Убийство в нашем мире – не самая безопасная вещь, так как если узнают, что убийца – ты, тебе грозит тюрьма, - сказал Кирилл о том, что и так им обоим было хорошо известно. - Да и о мести родственников не следует забывать.

-Следовательно, человека надо убить тихо и качественно, - сделала вывод Катя. - Чтобы осуществить подобное убийство, необходимо иметь достаточно власти – финансовой или административной. Рано или поздно такая власть у меня появится, и я профинансирую ее уничтожение. Или подвернется просто удачно знакомство, которое можно будет использовать в подобных целях. Поэтому я просто выжидаю, зная, что мои враги никуда не денутся. Я даже не испытываю никаких эмоций относительно этих людей. Ни злости, ни ненависти, ни желания отомстить – ничего. Но и ни жалости, ни сострадания не чувствую. Здесь вступает в силу другой мой принцип: никакое решение не может быть отменено.

-Да ну? А если обстоятельства изменились? – автоматически спросил он, слушая ее с легким интересом. В данный момент ему нравился сам факт того, что рядом с ним привлекательная девушка. Тем более его радовало, что эта девушка – Катя.

-Конечно, я очень редко принимаю подобные решения, - продолжала она. – Одним из таких решений была мысль стать психологом. И уже ничто в этом мире, кроме смерти, не помешает мне воплотить это решение в жизнь. Другой моей целью является уничтожение нескольких врагов – людей, которые в свое время сделали мне больно. После того, как я принимаю решение, ничто не может его отменить – ни внешние обстоятельства, ни чувства, ни разум.

-Но очень много времени пройдет прежде, чем ты получишь власть, - заметил Кирилл. – А когда эта власть у тебя окажется, может быть, тебе уже расхочется убивать. У тебя уже просто могут быть другие интересы или жизненные ценности, - заметил он.

-Я убеждена: для того, чтобы реализовать свое решение, необходимо только одно – хранить ему верность, - упрямо продолжала Катя. - Это значит, что надо отбросить прочь любые сомнения: как те, которые временами закрадываются в душу, так и те, в справедливости которых убеждает разум. Однажды принятое решение не должно поколебать ничто. Чувства преходящи, каждое из них сменяется другим. Поэтому доверять предчувствию о неудаче – дело неблагодарное. Доводы разума о возможном фиаско должны быть отклонены, так как человеческий интеллект способен доказывать, равно как и опровергать, абсолютно любые утверждения. Поэтому лучше думать о победе, а не о поражении.

-А ты представляешь, сколько людей так или иначе сделают тебе зло за твою жизнь? – спросил Кирилл и достал из пачки новую сигарету.

-Более чем, - отвечала Катя. – У меня никогда не было друзей. Только враги. Но я с этим согласна. Понимаешь, когда человек сознательно делает зло другому человеку, то он как бы выигрывает сражение и одновременно начинает войну. Проиграть сражение можно, но выиграть войну – необходимо. Выиграть войну – значит уничтожить человека, первым нанесшего удар, полностью. Некоторые люди реагируют на обиду сценами, скандалами, дракой, мелкими пакостями. Но это не только не позволяет выиграть войну, но и делает сильнее противника, так как, пережив атаку, он становится сильнее, опытнее, мудрее и потому ещё опаснее. Нет, не взрывом ярости следует встречать зло, но спокойной и терпеливой работой, способствующей тому, чтобы возвеличить человека. И когда настанет время, такой человек сломает всю жизнь своего врага, растопчет его идеалы, надругается над его мечтами и, в конце концов, уничтожит его не только морально, но и физически. Так война будет выиграна. Смерть – единственная кара, которая суждена врагу. Не важно, что этот враг сделал – обманул, предал, надругался над лучшими чувствами – если он сделал это сознательно, он подлежит уничтожению.

Они почти пришли. Оставалось перейти дорогу. Катя взяла Кирилла под руку, так как его шатало. Они купили шесть бутылок "Балтики 3", бутылку водки "Кристалл", две бутылки дешевого вина и отправились обратно. Они шли рядом. У Кирилла не только не было желания продолжать разговор о мести, более того – он просто забыл о нем. Обняв Катю одной рукой, он сказал:

-Я очень не хочу терять такого друга, как ты.

Катя так же обняла его. Ее порадовали эти слова. "Я тоже" – подумала она про себя.

-Знаешь, что такое любовь? – вдруг спросил он.

-Что же?

-Ты каждый день видишь на улице сотни пар – мужчин и женщин. Но скольких из них объединяет любовь? Почти никого.

-Почему? – с сомнением поинтересовалась она.

-Потому что отношения большинства из них основаны на физической симпатии. То есть она нравится ему, а он нравится ей. Но она нравится ему лишь потому, что его влечет ее тело. Тут мысли о физической любви, о сексе. Но секс ему нужен для него, а не для нее. Покажи ему другую привлекательную женщину, и он тотчас забудет старую и увлечется новой. Симпатию, основанную на физическом влечении, можно сравнить с желанием учиться в престижном вузе. Когда человек хочет поступить в элитарное учебное заведение, он хочет это лишь для своего собственного образования, а сам вуз ему, в общем-то, по барабану. Предложи ему еще более престижный вуз – и он перейдет в него, как и мужчина оставит свою женщину ради более привлекательной.

-И при чем здесь любовь? – спросила Катя.

-А притом, что любовь – это отнюдь не физическое влечение. Это жажда быть с одним человеком, и лишь с ним. И все, что так или иначе касается этого человека, начинает нравиться, в том числе и его тело. Такое чувство – одновременно проклятие Сатаны и дар Божий. Это как призвание, на алтарь которого человек может положить все свои таланты и мечты, и принести ему многочисленные жертвы. Когда любишь, имеет смысл лишь один человек, а все остальные являются по сравнению с ним ничем.

Немного помолчав, он серьезно сказал:

-Я сейчас не трезв. Если я буду приставать к тебе, прогони меня.

-Перестань. Все в порядке, - ответила Катя. Она тоже не допускала мысли о том, что они могли бы быть близки, и в то же время почти хотела этого. Раньше Кирилл ни разу не делал никаких попыток перевести их отношения на более близкий уровень, а Катя никогда не смотрела на него как на потенциального любовника. Он всегда был для нее только интеллектуальным собеседником.

Остаток пути они проговорили о пустяках. Придя в её комнату, они стали пить вино. Катя включила свою любимую музыку, с которой ее познакомил Кирилл – Nightwish. Она предложила поиграть в шахматы, но партия получилась неинтересной из-за невнимательности Кирилла. Он думал о своем, и переставлял фигуры автоматически, из-за чего Катя с легкостью выиграла. Через какое-то время она почувствовала себя плохо. Её было больно внутри. Потом её стошнило. Боль мало-помалу проходила.

В комнате царил полумрак, оба были пьяны. Она легла на кровать и положила руку на живот. Кирилл сидел на стуле и любовался ей. Он снова был одержим, и на этот раз – желанием взять Катю. Его ничуть не волновало, что в его кровати спала другая девушка. Когда он был одержим, ничто в этом мире не могло его остановить.

-Я хочу тебя, - сказал он.

-Нет, - ответила она, уже желая этого не меньше, чем он.

-Почему? – спросил он.

-Ты наркоман, - сказала Катя. Она не хотела говорить ему, почему нет, чтобы не обидеть. Она не хотела говорить ему, что боится заразиться от него чем-нибудь страшным, смертельным. Но даже это не была истинная причина. Еще более глубокая причина заключалась в том, что Катя не хотела, чтобы он увидел ее без одежды – такую, как она есть. Ей невыносимо было бы представить, что он увидит ее уродство. Больше всего ее мучило то, что он не только увидит это уродство, но и поймет все! Он поймет, что она урод, он будет осознавать это каждой клеточкой своего мозга. И в этой ситуации, несомненно, он будет выше, чем она. Он-то внешне здоров и даже весьма привлекателен. Вот это и ранило самолюбие Кати, которая хотела скорее властвовать и повелевать, чем быть жалкой, уродливой рабой. А может ли повелевать урод? Она считала, что нет. Но и ее физические недостатки и страх показать их близкому человеку еще не были самой главной причиной ее отказа. Дело было еще и в черте характера Кати, которая заставляла ее удаляться от человека тем дальше, чем больше он ей нравился. Чувствуя симпатию, Катя как бы пряталась в какую-то нору, становилась холодной и неприступной, молча слушала и говорила мало, да и то не правду. В такие моменты Катя истерично думала про себя, что она урод моральный и физический и не должна быть с этим человеком. Она не говорила ему этого, но молча думала про себя о том, что его она будет мучить, что она злая и грязная, и потому он должен ее оставить. Еще она очень боялась открыться, показать свои искренние и нежные чувства. Тогда бы она презирала себя за эту слабость. В то же время, упорно не желая говорить об истинных причинах отказа, она всей душой желала слиться с этим человеком в объятиях, ласкать его, обнимать, принадлежать ему, доставлять ему наслаждение.

Она встала с кровати и села на стул. Он посмотрел на нее и решил взять.

-Катенька, я не буду делать ничего из того, чего бы ты не хотела, - мягко и в то же время настойчиво сказал он.

-Нет, не надо, - так же мягко ответила она.

Кирилл желал ее одержимо, проклиная ее за это свое желание. Ее сопротивление доставляло ему удовольствие и подзадоривало – ему хотелось сломить ее волю и получить ее тело, чтобы насладиться им и бросить ее. Но бросить не оттого, что она перестанет быть ему дорога, а мстя за то, что она слишком ему дорога, что он желает не только ее тело, но и душу. Он хотел причинить ей боль и за то, что она отдалась ему, извергу, вместо того, чтобы отказать. А она обязана ему отказать – чтобы не сгубить его самого второй раз, ведь она так на него похожа. Но он знал, что возненавидит ее только утром, сейчас же он более всего желал завладеть ею, он хотел экстаза. Когда он начал целовать её, сорвал с неё верх платья и начал ласкать её грудь, её "нет" за несколько секунд превратилось в неудержимое, безумное, вожделеющее "да". Как она того и желала, он взял ее силой. Она не протягивала ему руки – он сам подошел к ней и против ее воли начал ее целовать. Он пришел к ней первый, а потому как бы проиграл. Он сдался, он открылся, он пал перед ней. Она торжествовала! Катя велела ему выключить свет.

После того, как они, сорвав с кровати покрывало, а с себя – одежду, лежали в объятиях друг друга, он сказал:

-Как же мне хорошо с тобой, даже без секса…

Со смесью удивления, тихого восторга и страха он отметил про себя, что с ним такого еще никогда не случалось. Он был с женщиной и наслаждался не актом любви с ней, а просто ее прикосновениями, запахом, поцелуями. Он был побежден и упивался этим. Кирилл позволил страсти увлечь себя и наслаждался своим покорением. Катя тоже блаженствовала. Без одежды он был чертовски эротичен. Его тело выглядело как идеальное орудие для любовных утех. Его манера двигаться, тембр его голоса, его жадный до поцелуев рот, трепетный язык, нежные и все знающие пальцы – все это было предназначено для любви. Он ласкал её рукой, она была возбуждена. В горле пересохло, хотелось вместо пассивных ласк активного секса, что на тот момент было невозможно. Но даже без этого она была счастлива, как никогда в своей жизни.

-Мне тоже с тобой очень хорошо, - ответила она, лежа на нем в темноте и исступленно его целуя.

-Если бы мы легли чуть раньше, все бы получилось, - с сожалением заметил Кирилл.

Она прекрасно знала, что это не так. В течение последних нескольких суток он находился под воздействием "качелей" – героина и кокаина одновременно. Стимулятор плюс седативное средство, возбуждение плюс угнетение. Такой эффект особенно дорого обходится организму. Он не смог бы возбудиться при всем желании. Поэтому она даже не стала начинать с ним никаких сексуальных игр – а просто наслаждалась счастьем целовать любимого и быть в его объятиях.

-Ну почему этого нельзя было сделать раньше! – с сожалением произнес он.

-Не знаю, надо было, - ответила она, а про себя подумала: "Потому что ты ничего не делал. Не могла же я тебя изнасиловать".

-Все это время, что мы с тобой общались, я хотел тебя.

-Я тебя тоже, Кирилл, - ответила она, хотя еще совсем недавно не думала о нем как о мужчине. Сейчас же Катя безумно его хотела, её влекло к нему, как магнитом.

-Знаешь, - сказала она ему, - я очень ревную тебя ко всем. К твоим знакомым, которые к тебе приходят; к трубке телефона, которую ты держишь в руках; ко всем людям, с которыми ты общаешься; к преподавателям, которые учат тебя в институте. Ко всем.

-Вот как? – спокойно, с едва уловимыми нотками удивления спросил он.

-Ты тоже очень ревнивый, Кирилл, - сказала она.

-Откуда ты знаешь? – нотки удивления стали немного сильнее.

-Я тебя немножко знаю, милый.

-Катенька, ты умничка, я таких не встречал, - тихо, с восхищением сказал он, упиваясь своим падением в бездну страсти и чувств к ней.

-Мы с тобой короли, Кирилл, и ты это знаешь, - прошептала она в ответ. Она всегда знала, что они – особенные. Катя также знала и то, что Кирилл это тоже понимает. И его слова, когда он назвал её "умничкой", это подтвердили.

-Я очень плохой человек, Катя, очень, - Кирилл вдруг вспомнил об этом даже сейчас, находясь под воздействием наркотиков, алкоголя и объятий лучшей подруги. Его счастье рядом с любимой в мгновение было отравлено ядом мысли о том, что в действительности он - опасная злая тварь. Катя не знала, о чем именно он говорит. Кирилл любил недоговаривать. Как и она, он был очень скрытным.

- Прекрати, ты хороший, - нежно сказала она.

- Нет, я делал ужасные вещи, я очень плохо поступал с людьми, - возразил он, содрогаясь от омерзения к себе и страстного желания не причинять Кате вреда.

- И что же? Я ещё не встречала никого, кто хорошо бы ко мне отнесся. Возможно, люди заслуживают зла, которое им причиняют.

-Ты ещё многого не знаешь, детка, - сказал он и поцеловал ее.

Они лежали в темноте, наслаждаясь объятьями друг друга, божественными минутами и секундами, когда они были рядом.

Когда за окном стало светать, он сказал:

-Я должен идти.

-Нет, Кирилл, не уходи, останься ещё на чуть-чуть, - попросила она.

В это мгновение Катя отдала бы все ради того, чтобы он остался. Она хотела быть с ним, и это желание наполняло все её существо, не оставляя места ни сомнениям, ни мыслям.

-Извини, Катенька, но мне пора. У меня в комнате спит Лида. Я должен поговорить с ней и проводить её.

При упоминании о Лиде её сердце снова больно кольнула ревность.

-А завтра ты придешь?

-Я думал, это даже не обсуждается. Конечно, приду, солнышко.

-Ты оставишь Лиду?

-Разумеется, - ответил он.

Кирилл оделся. Уходя, он опустился на колени и поцеловал Катю, которая оставалась в кровати. Он ушел, она закрыла за ним дверь. Катя лежала, уткнувшись лицом в подушку, которая ещё хранила его запах. Девушка лелеяла в сердце прекрасный цветок счастья, распустившийся благодаря ласкам и поцелуям любимого. Ночь за окном медленно таяла. На пустынной площадке желтым светом горели фонари, а по краям её и вдоль дороги чернели деревья. За их неровными макушками была полоса тумана, чуть выше которой проступала полоска горизонта цвета спелого персика – оранжево-розовая. Чем выше, тем эта полоска была более блеклая - оранжево-розовый цвет её превращался в желтоватый, а ещё чуть выше сливался с темно-голубым небосводом. На небе застыли перья темных облаков. Тишину нарушало лишь пение птичек. Птиц было не много, и потому голос каждой из них был отчетливо слышен. Они будто бы говорили друг другу что-то. А тем временем полоска горизонта все разгоралась, небо светлело, на нем появлялись новые цвета. Раннее утро, ещё до восхода солнца – прекрасное время успокоения души и разума. Этот кусочек мира за окном, застывший в ожидании нового дня, побуждал к созерцанию и мыслям о жизни, любви, самом сокровенном. Гармония природы на время уравновешивала беспокойную человеческую натуру.

В такое утро, когда только что ушел близкий человек, Кате казалось, что у нее с ним будет хорошо. На следующий день он вернется, их души и тела соединятся, и они будем счастливы. И их счастье будет таким же юным и прекрасным, как эта утренняя заря, все ярче и ярче разгорающаяся под пение птиц и освещающая весь мир, и дарящая этому миру новый день. Так и взаимное чувство Кати и Кирилла осветит их жизни, возвеличит души, очистит разум. Она сделает их обоих лучше и сильнее, они будут наслаждаться каждой упоительной минутой, проведенной в объятиях друг друга, возможно, до тех пор, пока их жизни не закончатся, как кончается день. И тогда, уходя в небытие, они унесут с собой все лучшее, что было с ними в этом мире, и конец их жизни, как конец ясного дня, будет иметь яркий, незабываемый закат. И кто-то, глядя на него, быть может, поймет, что в этот самый миг заканчиваются жизни двух людей, безмерно друг друга любивших.

Но все это будет очень нескоро. А пока перед ними вся жизнь, которую надо прожить достойно, так, чтобы со слезами радости и волнения вспоминать каждый её миг. Сейчас всего лишь восход, восход солнца их любви, раскрытие их сердец и пробуждение душ. Удивительно, как спокойно, величественно и красиво рождается новый день, как светлеет небо и разгорается горизонт. Так и человеческому существу предстоит пройти путь от робких догадок до глубинного познания себя и всего мироздания. Но этот процесс был бы не столь волнующим, если бы не было любви.

Так в это прекрасное утро душа Кати грезила о возлюбленном, наслаждаясь красотой рождения нового дня. В этот момент разум и чувства девушки покинули любые сомнения. Теперь Катя точно знала, что есть она, Кирилл и их чувства. И только это важно. И только это прекрасно, как заря. Взаимное уважение, восхищение друг другом, общение, обогащающее души обоих, любовные игры, заставляющие их безмерно наслаждаться друг другом… Вот это и делает жизнь прекрасной, как мечта. Прошло ещё время, и небо заволокли пушистые, розовые и оранжевые тучки. А за деревьями наконец-то вспыхнуло красное солнышко. Его яркий диск медленно поднимался, все выше и выше… Вскоре он вспыхнул и озарил мир ярким солнечным светом. День родился. Да здравствует жизнь! Катя приветствовала день. Она чувствовала, как в этот прекрасный миг вместе с первыми лучами оранжево-красного солнышка в ее комнату проникло счастье. Но если бы Катя прислушалась к себе, она поняла бы, что это лишь затишье перед ужасной бурей.

2

На следующий вечер Кирилл не пришел. Катя решила, что это из-за состояния здоровья, которое не позволило бы ему заняться с ней сексом и на этот раз. Вечером она сама пришла к Кириллу. У него все еще была Лида. Приехал Вадим. Молодые люди пили, смеялись и играли в карты.

-Это Катя, моя подруга, - представил ее Кирилл, обняв ее одной рукой. – Катя, это Вадим.

-Очень приятно, Вадим, - сказала Катя и улыбнулась. Он взял ее изящную кисть и поцеловал ей руку.

-Где ты прятал такую красавицу? – спросил Вадим, окинув Катю восхищенным взглядом. На ней было вчерашнее красное платье. Она была очаровательна.

-А с Лидой ты уже знакома, - сказал Кирилл, проигнорировал вопрос друга.

-Привет, Лида, - Катя улыбнулась еще более искренне, ненавидя при этом Лиду и Кирилла всем сердцем.

Терзаемая ревностью, но слишком гордая, чтобы проявить свои истинные чувства, она сама начала флиртовать с Вадимом – улыбалась, разговаривала, смеялась, прикасалась к нему. Кирилл сел на стул и закрыл глаза. Он ненавидел Катю. Уже в ту минуту, когда она улыбнулась Вадиму, и он поцеловал ее руку, Кирилл вынес свой вердикт. Он понимал, что разразится страшная катастрофа. Осознание этого доставляло ему почти физически ощутимую боль. Но даже эта боль не могла заглушить в его душе страдание, порожденное черной, клокочущей, безумной ревностью. Кирилл с яростью вопрошал себя, как могла она, она, этот почти ангел, это гениальное, темпераментное, талантливое существо обратить свой взор на такое ничтожество, как Вадим? Он не находил ответа. Его душа вмиг обозлилась на нее, а в мозгу крутился вихрь вопросов. "Почему она предлагает ему себя? А разве я для нее ничто? Как она может меня не замечать? Зачем эта дура лезла ко мне с идиотскими переложениями помочь? Как она собиралась помогать? Занимаясь сексом с другими?" Кирилл принял решение очень быстро. "Хочет помогать? Пускай! Пусть эта тварь поможет ему, раз он ей так понравился. Ненавижу их обоих!". Настолько сильно он ревновал впервые в жизни. И тем страшнее было для него осознавать, что она вызывает столь сильные эмоции. "Да что ж такое? Почему я вообще думаю о них? Какое мне дело? Хотят – и пусть! Он идиот, а она – глупая молодая девчонка, которой захотелось острых ощущений. Романтики – вот чего ей захотелось. С ним она получит романтику вполне!". Кирилл с горечью сознался себе в том, что Катя ему очень дорога. С горечью – потому что он зависел от своих чувств к ней, а Кирилл не любил зависимость, которой и так слишком много было в его жизни. Больно ему было и оттого, что он созерцал, как будто бы он сам – в лице Кати – попадает в лапы этого чудовища. Он смотрел на то, как жертва приближается к норе хищника и – и закрыл глаза, молча страдая, но не препятствуя грядущей расправе. Он сам был этой жертвой, вот он второй раз в жизни отправляется по дороге, ведущей прямиком ад, и не противится этому. Он всей душой против этого, но с одержимым упорством, сквозь боль и страдание, движется к смерти. Одно его слово – и она спасена, и он спасен! Но нет. Женщина, обожаемая им женщина, та, которой он восхищался как собой, даже больше чем собой, которую он обожал всем сердцем, в которой он видел себя - она предала его, а расплатой за такое может быть лишь смерть. "Катя! Что ты делаешь?!" - вопрошал он про себя в отчаянии. И молча, с горьким наслаждением наблюдал, как жертва приближается к убийце. "Но, может, я преувеличиваю. Она пофлиртует с ним и все. Никогда больше не вспомнит. Да и может ли быть иначе? Конечно, это все бред… Катя моя и только моя" - рассуждал он...

И спустя два дня сам бросил ее в лапы зверя.

Он заехал к себе за музыкальными дисками. Как всегда, она пришла к нему.

-Как дела? – спросила она, без приглашения сев на стул.

-Хорошо, - ответил он.

-Я сегодня видела странный сон, - сказала Катя.

-Какой? – спросил Кирилл. Ее убивала его видимая холодность и равнодушие.

-Мне приснилось, что у меня роман с высоким пожилым мужчиной, красивым. Он идет навстречу ко мне, мы прощаемся, он должен уйти навсегда – умереть. В качестве подарка он преподносит мне ни то картинку, ни то некий образ: страшный череп и прикрепленное как-то к нему, живущее в нем ярко-красное, очень красивое сердце. И пожилой мужчина, которого я люблю, и который покидает меня, делает напутствие. Смысл его сводится к тому, что на тот свет, после смерти, я обязательно должна забрать с собой любовь. Потом он уходит. Мне жаль, я не хочу, чтобы он уходил. "Забери с собой любовь!" - сказал он.

-Сон как сон, - холодно отметил Кирилл. – Тут о тебе один человек интересуется. Номер твой спрашивает.

-Какой человек? – спросила она. О Вадиме она даже не вспомнила.

-Вадим, - ответил Кирилл. Чуть поморщившись, он продолжил: - Скажи мне номер своего сотового, я ему передам.

Он хотел лично скормить ее гиене. Но она в посредниках не нуждалась:

-У меня есть его номер. Однажды ты звонил ему с моего телефона. Я сохранила этот номер.

-Отлично… - ответил Кирилл. Он снова был уверен в трагической развязке. И опять он погрузился в тяжелые мысли о своем существовании на этой земле, которое должно было закончиться практически ничем. Кирилл не знал, что проклят. Когда его отец ушел от своей жены к другой женщине – матери Кирилла, бывшая жена прокляла его отца и ребенка, которого ему спустя пять лет родила новая жена. Кирилл был здоровым мальчиком, умным и смелым. Родители на него не могли нарадоваться. Но, едва приблизившись к подростковому возрасту, он начал употреблять свой ум и способности не во благо, но во зло. Порой он сам поражался тому, что творит. Но словно какая-то неумолимая сила влекла его к гибели, а он ничего не мог с этим поделать. Бывшая жена его отца была очень могущественной колдуньей, и ее проклятье давным-давно свело бы с могилу кого угодно, но не Кирилла. Он и сам обладал способностями мага, которые, правда, никогда не развивал и не использовал. Физически он не умер, гибла лишь его личность, когда он с первых дней юности встал на путь криминала. Проклятье не уничтожило, но лишь исковеркало его жизнь, превратив блистательный путь, полный побед, который молодой человек мог бы и должен был пройти, в унылую дорогу преступника и маргинала. Предлагая свою помощь, Катя чувствовала, что сам он не в силах до конца противостоять року. Она действительно могла ему помочь, несмотря на то, что сама пострадала в борьбе с собственной смертью, в результате чего получила какое никакое, но право жить. Но проклятье было слишком сильным. Поэтому-то Кирилл невольно не только отказался от помощи Кати, повинуясь порочной гордыни и игнорируя светлое чувство к ней, но и сам вел ее теперь к гибели. О, он бы все отдал за то, чтобы Катя находилась как можно дальше от Вадима. Но он был слишком жесток и ревнив, чтобы простить, как она улыбнулась – всего лишь улыбнулась! – его приятелю. Конечно, кроме улыбки были еще и разговоры. А за такое предательство Кирилл вполне мог убить. Такова была его жестокая и страстная натура.

3

Катя позвонила Вадиму в тот же день. Он обещал приехать. Накануне она видела еще один странный сон – один из таких, которые запоминаются на всю жизнь. Во сне Катя ударила себя ножом в сердце и отрезала его кусок. В ее груди появилась страшная, незаживающая рана. Это была смертельная рана. И ее причиной был Кирилл.

Вечером Вадим приехал к ней. Вадим был одним из тех людей, которых природа наградила умом весьма посредственным, способностями ничем не выдающимися, а амбициями – чрезмерными. Он вырос в довольно состоятельной семье, учебой никогда не увлекался, предпочитая тратить время на выпивку, девушек и нереализуемые фантазии. После школы он пошел в армию, потом поступил в университет, где и познакомился с Кириллом. Из университета Вадим был отчислен из-за не посещаемости и неуспеваемости. Однако сам он рассказывал всем, что ушел из университета по собственному желанию, чтобы не тратить свое драгоценное время на нудные лекции, от которых в жизни все равно нет никакого толка. Покинув университет, он не работал и жил на средства родителей. Вадим гулял с друзьями, встречался с девушками, смотрел фильмы, играл в компьютерные игры, слушал музыку и мечтал, мечтал, мечтал. В его фантазиях он был серьезным мужчиной, авторитетным и всеми уважаемым. Причем источник этого уважения находился ни в коем случае не в легальной деятельности – герой Вадима был убийцей и наркобороном. Таков был идеал молодого человека, выросшего на кинофильмах о насилии и музыкальных клипах с сексуальными девушками-фотомоделями. Вадима приводили в восхищение разъезжающие по дорогам столицы черные джипы с тонированными стеклами, Мерседес его отца, ночные клубы для избранных, элитарные проститутки и прочие прелести красивой жизни. К его негодованию, отец не давал Вадиму денег и не посвящал его в свои темные дела. Вадим свято верил в то, что у настоящего человека должна быть только такая жизнь – с дорогими женщинами и прочими игрушками, героином, влиятельными друзьями и грандиозными операциями по преумножению и так запредельного состояния. Вадим чувствовал, что создан именно для такой жизни.

Но эту жизнь и его самого разделала пропасть. Эту пропасть он бы очень хотел не замечать, но не замечать ее было невозможно. Иногда люди, которым лень даже пошевелить пальцем, хотят обладать всем. И, находясь отнюдь не на вершине мира, они искренне удивляются тому, почему не они играют первую скрипку и не понимают, чем они хуже тех, кто добился в жизни успеха. Вадим был убежден в том, что практически все лидеры – в какой бы сфере они ни работали и кем бы ни были – хуже его. Он чувствовал, что другие просто не могут быть лучше. Но недалекого ума Вадима все же хватало на то, чтобы понимать, что он – ничто. Он не обладал ни одним из качеств своих героев. Он не мог быть гениальным финансистом, сколачивающим баснословные состояния, - так как у него попросту не было финансового образования. Он не мог быть разработчиком программного обеспечения, которого сделало Билла Гейтса одним из самых богатых людей на планете (в исключительных случаях, считал Вадим, баснословное богатство не стыдно заработать и относительно честным трудом). Он не был талантлив, чтобы собирать на свои концерты многотысячные аудитории (ну, талант тоже иногда может быть не хуже криминалитета – если он приносит деньги и славу, рассуждал молодой человек). Он не был знаком ни с одним "настоящим" бандитом (кроме своего отца), и уж тем более ему не светило возглавить самую влиятельную группировку. Наконец, у него не было политического образования, чтобы стать президентом. В общем, он был ничем. В мечтах же своих он был всем. По крайней мере, одним из тех, кого боятся, уважают, кем восхищаются и перед кем преклоняются - и все это одновременно и в самой высокой степени. Иногда Вадим осознавал свое ничтожество, и по мере осознания этого он все более хотел сделать хоть что-то, хоть кому-то, чтобы потом гордиться этим и рассказывать об этом всем друзьям. Повинуясь приказу отца, он выбрал Катю, подругу Кирилла, на роль объекта для удовлетворения своих амбиций. Он ненавидел Кирилла за то, что тот продолжал учиться в университете, в то время как Вадима оттуда отчислили. Ненавидел он Кирилла даже за имя – Кирилл Баринов звучит все же лучше, чем Вадим Лопушков. Как-то один из знакомых Вадима назвал его "Лошков", и эту кличку сразу подхватили остальные. А поскольку у Вадима не было ни смелости, ни характера, чтобы убедить знакомых в том, что он не "лох", ему так и проходилось жить с этим прозвищем. Через какое-то время он начал верить в то, что, будь он Баринов, кличка у него была бы именно Барин, но никак не Лох. Но больше всего он ненавидел Кирилла за его ум и образованность, за его харизму и умение вылезать сухим из воды. Вадим интуитивно чувствовал, что такие люди, как Кирилл, и становятся теми, кто, как он говорил, "играет первую скрипку и ходит в авторитетах". А этого Вадим никак не мог простить.

Теперь же Кирилл представил ему свою подругу – Катю. Вадим должен был по настоянию своего отца и по своему собственному желанию сыграть над Катей злую шутку. Так Вадим хотел доказать Кириллу и себе самому, что он, Вадим, все-таки лучше Кирилла. Что именно можно сделать с Катей – он и сам еще до конца не знал и даже не задумывался над этим. Главное – делать хоть что-нибудь, а там разберемся, считал Вадим. Когда Катя позвонила ему, он тут же примчался к ней, чтобы воплотить в жизнь приказание отца. Хищник начал изучать жертву. А жертва начала думать о том, как можно использовать хищника. Задание для него у нее имелось.

-Я сегодня вечером был на стрелке, мы разрабатывали план выноса одного магазина, - говорил он Кате, потягивая предусмотрительно привезенное им шампанское.

-Ну и как, разработали? – несколько игриво поинтересовалась она. Слишком кокетливо вести себя ей не позволяло самолюбие.

-Конечно, - с довольным видом отвечал Вадим.

-И что за план?

-Тебе этого знать не надо, - добродушно ответил он. – Ты молодая, красивая, умная девочка. Вся эта грязь не должна тебя касаться. Ты чистая, как ангел.

-Ну что ты, - чуть улыбнулась Катя. – Я отнюдь не ангел.

Она вспомнила о том, как долго и тщательно готовилась убийству. Собственно, об убийстве она и собиралась поговорить с Вадимом. Правда, уже о другом.

-Ты мог бы убить для меня? – спросила она.

-А кого надо убить? – серьезно поинтересовался собеседник.

-Пожилая женщина пятидесяти лет, живет одна в квартире.

-Что она тебе сделала? – с любопытством спросил Вадим.

-Учась на первом курсе, я снимала у нее комнату. Она предала меня.

-Я подумаю, что можно сделать.

-Спасибо.

-Некоторые убивают походя, даже не задумываясь. Причем самых близких людей, - заметил Вадим.

-Что ты имеешь в виду? – спросила Катя.

-Лиду.

-А что с ней?

-Четыре года на зоне, - многозначительно сказал Вадим.

-А Кирилл знает об этом?

-Да, конечно.

-Но это еще не все, - Вадим хитро сощурился.

-Что еще?

-Она больна.

-Чем?

-ВИЧ.

-Ты уверен? – спросила Катя и подумала: "как хорошо, что мы не занимались с ним сексом".

-Это точная информация.

-Откуда она у тебя?

-Лида – это подруга моей бывшей девушки, Ирины. Поэтому от Иры я знаю все про ее жизнь. И про ВИЧ тоже. А когда Ира меня оставила, то я, чтобы ее разозлить, переспал с ее лучшей подругой. Но я все делал правильно.

-Сколько раз у вас это было?

-Несколько. А вот у Кирилла и в самом деле неприятности.

-Прекрасно, я рада, - сказала Катя. – Так ему и надо. Пусть заразится и умрет. Хотя, я думаю, они используют презервативы, и в этом случае риск заразиться минимален. Точнее, его практически нет.

-Ты думаешь, они всегда пользуются гандонами? – скептически спросил Вадим. – Они колются, живут вместе. Скорее всего, он уже заразился.

-Тем скорее он умрет, - улыбаясь, отметила Катя.

-Согласен. Они того заслуживают.

-А ты откуда знаешь Лиду?

-Она подруга девушки, с которой я жил.

-А сейчас ты один?

-Да, - соврал Вадим.

-Твоя девушка инфицирована? – прямо спросила Катя.

-Нет, - ответил Вадим. – Мы даже вместе ездили сдавать анализы и проверялись. Кроме того, я всегда использовал презервативы.

-Это хорошо, - сказала Катя.

-А ты болела гепатитом? – спросил Вадим.

-Кажется, нет, - ответила Катя. – А что это?

-Да так, проблемы с печенью. Дети иногда болеют.

-Кажется, я в детстве таким не болела. – А ты?

-Я – нет.

-А почему ты спросил?

-Просто так.

Отец Вадима был прав, говоря, что такие, как Катя, слишком низко себя ценят и отдают первому встречному за бесценок. Вадиму ничего не стоило сделать ее своей любовницей – Кате даже не пришло в голову ему отказать. Вадим сказал Кате, что сидит на кокаине, и она решила сделать все возможное для того, чтобы он слез с системы. Она ненавидела наркотики всем сердцем – потому, что из-за них она не могла быть вместе с Кириллом, которого они губили у нее на глазах. Она свято верила в то, что обязана помочь человеку развязаться с этой страшной зависимостью. Сейчас возможность помочь предоставил ей Вадим, и Катя ухватилась за нее. Ведь это так соответствовало ее призванию! Она не могла не сделать этого. Вадим рассказал ей, что любит употреблять стимуляторы: кофеин и никотин ежедневно, и от случая к случаю – амфетамины, кокаин и крэк. Кокаин – это экстракт из листьев растения Erythroxylum Coca, которое выращивают в Южной Америке. Под воздействием стимуляторов возрастала его умственная и физическая работоспособность, а также концентрация внимания, улучшалась память, уходило чувство усталости и сонливости. Свои ощущения Вадим описывал как ощущения человека, способного за одно мгновение просчитать в мозгу сложнейшие комбинации со множеством переменных. Благодаря кокаину он был бодрый и в прекрасном настроении. Но ощущение блаженства длилось всего 10-15 минут, после чего на полчаса и более Вадим погружался в состояние депрессии. Он жаловался на то, что после окончания действия кокса он чувствовал физическое и психическое утомление. Физическая зависимость от кокаина не было слишком явной, а вот психологическая зависимость была сильнейшая. Кроме того, в перспективе регулярное употребление кокаина сулило паранойю, глухоту, бред, нарушение пищеварения, неконтролируемые конвульсии и нарушение сна.

Катя решила сделать все для того, чтобы помочь Вадиму слезть с системы. Она сама назначила ему лечение: секс и водка. Катя занималась с Вадимом сексом у себя в комнате, куда он переехал жить, ведь к себе он не мог ее пригласить, поскольку в его квартире жила Ирина. Это был животный секс, или обычный человеческий секс. Он думал больше о своем удовольствии, она тоже. Они использовали свои тела не для того, чтобы дарить наслаждение партнеру, а чтобы ублажать самих себя, используя партнера как какой-то инструмент. С одной стороны, Катя чувствовала себя женщиной, в жизни которой есть мужчина, совершающий с ней некие акты наподобие любовных. С другой стороны, она ее раздражала мысль о том, что этот человек не ценит ее так же высоко, как ценил Кирилл. Она могла бы простить Вадиму какие-то его недостатки, но не могла простить отсутствия достоинств Кирилла. Про себя она просто называла Вадима идиотом. И злилась, потому что этот идиот считал ее лишь очередной шлюхой, в то время как для Кирилла она была единственная в своем роде и неповторимая. То, что Кирилл ценит ее превыше всех остальных, она знала и из его слов и по своим ощущениям. Кроме того, она тоже считала, что еще не встречала никого лучше Кирилла. С Вадимом же была некая иллюзия жизни. Они по сто раз в день признавались друг в другу любви, играли в ревность и в заботу. Они занимались сексом, ели, пили водку, спали. Катя настояла на том, чтобы он жил у нее и поила его водкой. Так она хотела отвратить его от смертельного пристрастия к героину. Она не чувствовала ликования тщеславия, а всего лишь жила со спокойным осознанием того, что делает все от нее зависящее. Ведь это была дань не только понятию человечности, но и самому дорогому в жизни Кати – ее призванию целителя человеческих душ.

Постепенно Катя увлеклась этой иллюзией. Хотя она и ощущала, что Вадим не ценит и даже презирает ее, она хваталась за сотворенную в своем воображении сказку. Она готова была выйти замуж за Вадима, уехать с ним на край света и вообще составить радость его жизни. Разумеется, это были лишь мечты. На деле же она унижалась, живя с ним, плевала на собственную гордость, самолюбие. После секса с ней он отворачивался от нее с видимым отвращением, был груб, называл ее "курвой" и "лярвой", брал у нее деньги и не отдавал, жил с ней за ее счет и ни разу не подарил ей ничего. А на ее вопрос красива ли она, долго думал, что бы ответить. В конце концов, говорил, что она симпатична. Она тоже презирала его, даже ненавидела. Просыпаясь рядом с ним, она думала о Кирилле. Ей бы даже не пришло в голову сравнивать их – как не сравнивают грязь с солнечным светом. Она не могла простить Вадиму, что он ее не ценит так высоко, как Кирилл. А он злился из-за того, что чувствовал ее презрение и то, что она принадлежит не ему. На самом деле Катя была с Вадимом лишь по одной причине: она знала, что Кириллу это неприятно, хотя он и живет с другой. Отдавая свое тело, Катя хотела тем самым отомстить, причинить боль человеку, который хорошо к ней относился.

Как-то прекрасным субботним утром Катя и Вадим лежали в ее кровати, и она неудержимо смеялась.

-Вадим, любимый, - содрогаясь от смеха, воскликнула она. – Мне так хорошо! Мне никогда не было так хорошо!

-Это прекрасно, котенок, - ответил он и поцеловал ее в губы.

-Сейчас мне очень, очень хорошо, - она продолжала смеяться, как сумасшедшая. – Мне настолько хорошо, что я знаю: потом будет очень плохо. Так плохо, как не было еще никогда. И это страшно, потому что я знаю это сейчас. Но ничего не могу сделать с этим.

-У тебя всегда все будет хорошо, - уверенно ответил Вадим.

Зазвонил его мобильный телефон.

-Я слушаю, - сказал он. - Сейчас спрошу. Катя, ты не хотела бы прокатиться вместе со мной и моим отцом в супермаркет? Я обычно покупаю продукты и загружаю их в его машину. Он не любит магазины. Мы можем вместе с тобой купить все продукты.

-Отлично. Я слышала, он опасный человек.

-Кто тебе сказал? – с любопытством спросил он.

-Кирилл.

-Он врал, - уверенно сказал Вадим. Мой отец – самый добрый человек на свете!

4

Когда они приехали на черном "Мерседесе" старика к "Мосмарту", отец обратился к Кате:

-Не желает ли юная леди составить компанию старику, пока его сын будет закупать провизию?

-С удовольствием, - ответила она. Этот человек был ей интересен.

-Отлично. Вадим, мы подождем тебя в машине.

-Я быстро, - сказал Вадим и вышел.

-Садись на переднее сиденье, - сказал старик.

Катя села.

-Как у тебя дела с Вадимом? – поинтересовался отец.

-Мне жаль Вадима, - ответила Катя. – Он живет в своем мирке и не может из него выбраться.

-Что ты имеешь в виду?

Катя не хотела говорить про наркотики, а потому решила отделаться абстрактными рассуждениями.

-Каждый человек придумывает для себя мирок, а человечество – большой искусственный мир. Люди придумали множество мирков, и игр, в которые в этих мирках играют. Созданы естественные и гуманитарные науки, религии, культуры, законы. В результате каждый человек формируется под огромным воздействием культуры, религии, искусства, окружающих людей и общества. После того, как он учится более менее самостоятельно думать, он переосмысливает полученные в детстве и юношестве знания и опыт, что-то принимает, а от чего-то отказывается. Но, размышляя, он оперирует понятиями, приобретенными в своей культуре. И до конца жизни та макро- и микросреда, в которой человек вырос и ценности которой впитал, продолжает очень сильно на него влиять. Причем огромное влияние на человека оказывает не только прошлое, но и настоящее. Это настоящее представляет собой искусственно созданный мир из правил и запретов, который предлагает человеку государство. Та же культура, религия и прочее. Материальные, идеологические и духовные ценности в ассортименте представлены в этом мире, и человеку остается только выбирать.

-Стало быть, мы все являемся своего рода зомби? То есть мы - эдакие продукты культуры? – с наигранным интересом спросил старик.

-Грубо говоря, так, - продолжала развивать свою мысль Катя. - Более 90 процентов личности составляет прошлый и настоящий опыт, традиции, знания, ранее уже кем-то созданные и менее 10 процентов – то, что человек создает сам, причем, как правило, не нечто качественно новое, но в той или иной форме существовавшее ранее.

-Откуда такие цифры? Разве такая статистика у кого-то есть? – с едва уловимой иронией спросил он.

-Нет. Но… Это же очевидно, - отец усмехнулся, она продолжала: - Человек черпает смысл своей жизни и оправдание для своих поступков из культуры, религии, философии. Из этих иллюзий он создает иллюзию своей жизни, строит свой мирок как копию большого вымышленного мира. Так он живет. Все свои мысли и чувства человек привязывает к вопросам своего мирка. Человек придумывает себе характер, образ, идеи, мировоззрение, красивые чувства и вдохновляющие мысли. Человек создает мирок, причем непременно такой, который вписывается в большой искусственный мир. Не важно, чем человек занимается – руководит государством, изучает узкую область науки, творит произведения искусства, воспитывает детей или же вовсе ничего не делает. В любом случае, действия человека оправданы им. Это оправдание создает иллюзию стабильности. Человек не может жить вне вымышленного мирка, ибо мир настоящий слишком страшен.

-В этой идее нет ничего нового, - заметил отец. – Просто есть то, что называется состоянием. Например, состояние эйфории или даже состояние сознания, но это уже совсем другой термин. А вообще, тебе бы следовало меньше думать. Мысли стали своеобразным культом среди людей. Каждого человека с детства учили думать. Мыслительный процесс превратился в привычку, о недостатках которой мало кто догадывался. Эта привычка так глубоко укоренилась в человеке, что он начал думать над всеми своими проблемами и радостями, да над чем угодно, постоянно. И чем больше он думал, тем более большой и неразрешимой казалась ему та или иная проблема. Человек не только забыл о том, что можно не думать и не чувствовать, но и воспринял бы отсутствие мыслей в своей голове как нечто оскорбительное, а отсутствие чувств счел бы признаком душевной черствости и проявлением животного начала. Человек соглашался на отсутствие мыслей в лучшем случае в ходе какой-нибудь специальной практики, например, медитации, когда отсутствие мыслей являлось целью занятия. По выходе же из медитативного состояния мысли вновь вступали в свои права, становясь полновластными хозяевами сознания человека. Культивируя личность и программы собственного "я", люди разучились обращать свой взгляд вовне. Они разучились воспринимать одновременно все объекты окружающего мира – во всем их движении и многообразии. Вместо этого люди привыкли концентрировать свое внимание на чем-то одном, на какой-то детали, бездумно вырванной из гармоничного многообразия единого мира.

-Вы правы, - согласилась Катя. – Я читала недавно одну книгу, где предложили задать себе вопрос о том, что бы я сделала, если бы мне осталось жить очень мало, например, месяц. Я ответила на этот вопрос. А вы бы что ответили? Для себя я ответила, что приехала бы к своим родителям и призналась им во всей своей любви, и старалась бы сделать для своей семьи много-много хорошего. И еще я непременно гуляла бы на природе, любовалась ее красотой, смотрела на деревья, небо, травку, слушала бы птичек, шелест листвы и биение собственного, еще живого, сердца.

-Я бы не стал отвечать на этот вопрос, - сказал отец. – Никто не знает, как он будет вести себя, если окажется, что его дни сочтены. Это невозможно предугадать заранее. А потому ответ не имеет смысла. На такой вопрос с одинаковым успехом можно ответить все, что угодно, и каждый из ответов будет иметь одинаковое право на жизнь. Знаешь, в чем твоя проблема, Катя?

-В чем?

-Ты оправдываешь порок. А оправдание порока – это обреченный путь. И дело тут не в сущности порока, которая есть зло, а в том, кто оправдывает. Он сам когда-то был плохим, но с тех пор минуло много лет, и человек исправился. Он вырос духовно, улучшил качество своей жизни, расстался со многими страхами и решил множество своих проблем. Но память о пороке и о том, как общество от него отворачивается, не покидает его. И тогда человек снова и снова возвращается к пороку, иногда борясь с собой, а иногда выступая и от имени идеи борьбы с пороком. Это происходит, когда сильно сконцентрирован на своем "Я", своем прошлом и испытанных некогда переживаниях. "Я", память о прошлом и связанные с ним воспоминания захватывают все сознание человека, создавая в нем некую искусственную реальность. В этой реальности человек стремится решить проблему оправдания себя, которую на самом деле давно решил, когда исправился и начал жить в известной доли гармонии с собой и с миром. Но, будучи уже очень и очень хорошим, человек по-прежнему пытается оправдаться. Потому что он не может принять того, что, когда его обижали, это было справедливо. Он возражает против этой справедливости, потому что она не вписывается в его представления о себе как об изначально правом существе. И вот снова и снова человек марает себя грязью, опускаясь в нее или защищая ее, но неизменно доказывая себе, что и в грязи есть нечто хорошее.

-Но что следует делать? – с интересом спросила Катя.

-Человеку следовало бы начать с того, чтобы признать, что он слаб и грешен. И, главное, он имеет данное ему от рождения право на грех и ошибку, как он имеет право на все, что он способен совершить физически или ментально. Мало кто готов признать свое право на грех и на ошибку, и еще меньшее число людей признает свое право на оправдание этого греха и ошибки. Живя, человек может совершать ошибки – это неизбежно, хотя бы потому, что цивилизация на нынешнем этапе своего развития создает конфликт животного начала человека, в котором дремлют первобытные инстинкты, и социального начала человека, воспитанного в нем его родителями и обществом. Ошибки и грехи – это нормально. Но самое тяжелое испытание для человека – признать, что он не только имеет полное право на грех, но и право на оправдание этого греха. Немногие проходят это испытание, искренне признавая, что были не только грешны, но и при этом неправы, когда грешили. Те, кто признают свою прежнюю неправоту, а не цепляются за оправдания в виде испытываемых когда-то чувств, мотиваций и не сваливают вину на обстоятельства, побеждают. Такие люди не оправдывают себя, а стараются постепенно привести свою жизнь в соответствие с некими праведными принципами, совершать светлые поступки и обуздывать свои темные страсти. Следуя этому пути, человек сознательно отказывается от греха, признавая, что грех – это плохо и недостойно оправдания. Такие люди приходят к гармонии в душе и к счастью в жизни. Это не значит, что все они отстраняются от грешников или совершивших разные ошибки людей. Конечно, некоторые из них помогают больным и несчастным людям, которым в жизни пришлось нелегко и некоторые из коих очень грешны. Но помогают они без преклонения перед грехом или болезнями, а всего лишь из чувства любви к ближнему, потому что в каждом человеке есть божественное начало.

-Что вы имеете в виду?

-И имею в виду душу, которая со смертью человека не умирает, подобно физической материи. Душа – это божественный свет, который покидает мертвое тело человека. В этом смысле все люди равны. После смерти каждого из нас останется свет. А свет равен свету. Если много лучиков света собрать воедино, это все равно будет свет. И если один луч света разбить на тысячи отдельных лучиков и точек, это будет все такой же свет. Некоторые считают вечный свет души проявлением Бога. В этом содержится источник идеи о сострадании и добром отношении к людям. Ведь если я свет, ты свет, они свет, то все мы едины и равны. Мы все суть одно и то же. То есть ты – это не только ты, но ты – это я, ты – это он, ты – это она, ты – это они, ты – это каждый человек на земле и каждое животное. Ибо все в основе своей есть свет или если быть более точным, колебания энергий. Поэтому нет никакой разницы, причиняешь ты зло себе или другому человеку. Зло одинаково разрушительно для всех. Поэтому многие религии предписывают следовать неким праведным канонам: не причинять зло себе и людям, относиться ко всем с любовью и милосердием, помогать обездоленным, отказаться от чревоугодения и прочих излишеств, разрушающих тело. Это идея вселенской любви, основанная на понимании природы человеческого существа как проявления некой божественной воли.

-Поэтому человек должен себя оправдывать? – поинтересовалась Катя.

-Нет, - жестко ответил отец. – В этой идее нет ничего общего с оправданием своих ошибок, право на совершение которых неплохо бы признать. В ошибках надо раскаиваться, а не оправдывать их. Оправдание же порока и упорное непризнание своего права на ошибку – это следствие жесткого конфликта человека с миром, когда человек не может простить себя, принять свои грехи, признать ошибки, а оттого старается, будучи уже вполне хорошим человеком, искать общества людей порочных, чтобы там оправдывать себя, оправдывая их. Ты должна простить себя. Если ты не простишь себя, то умрешь. Поэзия смерти – это прекрасно, но все же не настолько, чтобы заканчивать свою жизнь в столь юном возрасте. Ты должна простить себя и полюбить. Я говорю о великой любви ко всему сущему, которая является проявлением того, что все сущее есть колебания тонких энергий и свет.

-Вы правы говоря о том, что я оправдываю порок, - согласилась Катя. – Этим я занималась с детства, и моим литературным любимым героем был маг по имени Рейстлин из трилогии в стиле фэнтези под названием "Час близнецов". Этот черный маг, очень талантливый и исключительно умный, поставил себе цель стать самым выдающимся магом на земле. Но он был худ, слаб и очень болен. Однако физический недуг не помешал ему в осуществлении грандиозных планов. Рейстлин стал величайшим черным магом. Но ему этого было мало. Он хотел покорить не только мир человеческий, но и ад. Он истово шел к своей цели. На этом пути он был один. Скрытный, язвительный, презирающий слабости в себе и в других, непоколебимый и не признающий никаких компромиссов, он всегда был одинок в своем стремлении к власти. Но для осуществления своих планов ему была необходима поддержка девушки с самой чистой на свете душой и помыслами. Он влюбился в неё. И она его тоже полюбила. Рейстлин сделал свою возлюбленную одной из ступенек лестницы, по которой взошел к своей цели. Я всегда любила образ этого черного мага, потому что его характер и отношение к миру были слишком похожи на мои собственные. А когда я встретила Кирилла, то поняла, что если и есть в этом мире кто-то, кто мог бы быть Рейстлином, то это Кирилл. То же превосходство над другими, непоколебимая воля, слепая уверенность в собственных силах, нежелание идти с миром на какие-либо компромиссы и реальная власть его изменить.

-Кирилл – это приятель Вадима? – уточнил отец.

-Да, он.

-И давно ты с ним общаешься?

-Уже более года.

-А он тебе не советовал держаться от него подальше?

-Да, он говорил, что он очень плохой человек.

-Тогда что ты делаешь рядом с ним? Ты интеллектуалка, строящая свою жизнь в соответствии с созидательными принципами, а он – наркоман, живущий по принципу деструкции. Общение с такими людьми, как Кирилл или мой сын, не заканчивается ничем хорошим для таких, как ты.

-Как Вы можете так говорить о своем сыне? – в негодовании спросила Катя. – Он хороший, ему лишь надо помочь. Я не могу молча смотреть на то, как он делает некоторые неправильные вещи. Ну, вы понимаете.

Под "неправильными вещами" Катя подразумевала кокаин.

-Он волен их не делать, - холодно заметил старик.

-Но если он хочет!

-Алкоголь, сигареты и прочее – это всего лишь пристрастие, - сказал отец Вадима. – А пристрастие – это то, что за всю историю существования человечества удостоилось наибольшего числа дифирамбов. Пристрастиями являются чувства, алкоголь, наркотики, еда и все, что доставляет удовольствие, даже если это удовольствие порой напоминает пытку. Коварство пристрастий том, что они создают иллюзию жизни. Еще бокал – и я жив, еще поцелуй – и я в экстазе, еще таблетка – и я на вершине блаженства. Для оправдания пристрастий люди придумывают множество причин. Некоторые говорят о свободе. Например, задают самим себе риторический вопрос: "в чем заключается моя свобода, если я не могу выпить бокал красного вина, принимая утром в выходной день ароматную ванну?". Ответ на этот вопрос очевиден: "если я не могу позволить себе бокал красного вина, а только хожу как раб на работу, то моя жизнь не стоит ничего – это не жизнь, а убожество". А как оправдывают свое единение с любимым человеком! "Да, иногда он напивается, но я не могу оставить близкого мне человека – иначе чего будут стоить мои чувства к нему". Ну а про еду можно слагать легенды. "В этой жизни я могу позволить себе кусочек сладкого в день, потому что это давно уже превратилось в милый ритуал, столь дорогой моему сердцу". Эти и другие пристрастия культивируются людьми самым тщательным образом, будучи лелеемы и любимы. Истинные цветы души и плоды разума, пристрастия пускают прочные корни в жизни множества людей. Но истинная природа этих дьявольских цветов заключается лишь в том, чтобы своей красотой и самим фактом своего наличия закрывать от взора своего обладателя почву его жизни – серую, зыбкую, таящую в себе смерть. Людям нужен секс не ради оргазма, любовь не ради наслаждения, еда не ради удовольствия, а наркотики не ради расширения сознания. Просто без этих и других пристрастий о себе настойчиво заявила бы жизнь и ее вечный спутник – время. Без наркотиков, алкоголя, тепла близкого человека, однообразной работы пришлось бы задать себе вопрос: "а что мне делать?". Что делать, когда жизнь неумолимо утекает из тела, приближая час смерти? Что сделать действительно такого важного, мудрого, полезного, вечного? И ответ на эти вопросы – тишина, ибо нельзя вдруг захотеть что-то сделать и в миг превратиться из тупого животного, ведомого своими инстинктами, в человека, ведомого своим духом. Как страшна истинная жизнь без придуманных людьми атрибутов – социальных взаимоотношений, чувств, мыслей, дел. Уберите из жизни человека эти чувства, мысли и дела и получите то, что называется жизнью. И это действительно страшно для того, кто вырос в обществе потребления.

-Я видела вас во сне, - сказала Катя. – Там вы дали мне череп, в котором сияло очень красивое красное сердце, и сказали "Забери с собой любовь".

-А при каких обстоятельствах мы увиделись? – с едва уловимыми нотками интереса просил старик.

-Я увидела вас в каком-то месте, не помню где именно, и знала, что я вас люблю, и что вы должны умереть. Мне было очень жаль расставаться с вами. Уходя, вы наказали мне: "забери с собой любовь". Я поняла, что речь идет о том, чтобы я забрала с собой любовь туда, на тот свет, когда я умру.

-Там, где смерть вступает в свои права, и на черных крыльях уносит в лоно небытия своих новообращенных адептов, нет любви, - сказал старик. – Там вообще нет чувств в человеческом понимании. И все же будет неплохо, если перед смертью ты поймешь и примешь идею вселенской любви. Иногда это помогает побороть леденящий страх, который человек испытывает, чувствуя на себе дыхание смерти.

-У меня дрожь от этих слов. Я ведь не умру?

-Ты умрешь, если не простишь себя.

-Я не могу простить себя. Я не могу отказаться от оправдания порока. И я не могу забыть Кирилла.

-Будь осторожна, девочка, сейчас ты находишься на опасной дороге, - предостерег старик. – Увы, многие наши желания разбиваются о стену жизни, если эти желания не соответствуют реальности. А реальность такова, что в этом мире ничего никогда не бывает до конца, и в этом заключен величайший цинизм и ирония. Даже самый образованный человек в чем-то ограничен, самый набожный порой позволяет врачу совершать над собой "непристойные" действия, а тот, кто отрицает все на свете, обязательно во что-нибудь верит. И человек, который любит другого человека, порой просто не помнит о нем, или злится на него, а то и ненавидит. Но любовь как порыв души, как самое грандиозное её устремление, как концентрация всех мыслей и чувств на одном-единственном человеке – это бывает не чаще, чем молния во время грозы. Часто ли мы видим молнию? Нет, не часто.

-Но если эту мысль развить, то можно утверждать, что нет вообще ничего, - заметила Катя. – Мораль, религия, долг, идеалы, убеждения, ненависть – ничего этого нет.

-Двойственность – это одно из условий, обеспечивающее возможность человеческого существования вообще, - продолжал отец. – Человек, охваченный гневом, через какое-то время "остывает". Если бы этого не происходило, он не смог бы сосредоточиться на мысли о мести, равно как и на какой-либо другой – о еде, сне, своих привязанностях и так далее. Так же и человек, если бы он мог ежесекундно любить другого всеми фибрами своей души и извилинами мозга, он вскоре скончался бы от истощения.

-А вы знаете, каково жить, когда ты можешь взять в этой жизни все, что угодно, кроме того, что хочешь? – спросила Катя.

-Это еще одна страшная дилемма, - ответил старик, поняв, что она имеет в виду. – С одной стороны, желание быть с человеком. Страшное желание, непреодолимое, разъедающее душу. Неистовая мечта о счастье, которое приравнивается к тому, чтобы быть с любимым человеком. "Счастье быть с любимым человеком" – вот то, чего я хочу больше всего на свете, говорит себе человек. Счастье быть с любимым человеком – это моя мечта, мое самое сильное желание. И вот я оказываюсь рядом с любимым человеком. В душе – спокойствие, умиротворение, которые через какое-то время пребывания вместе с любимым сменяются злостью. А где же счастье?! Счастья быть вместе с любимым нет. Вот это и есть дилемма. В этом все дело. Счастья сильного, всепоглощающего нет, кайф в крови не плавает, экстаза нет. Но как только я расстаюсь с этим человеком и не нахожусь с ним вместе, адское желание быть с ним вновь начинает пожирать мою душу. И это желание не изгнать. Страшное заболевание, не правда ли? Есть еще одно страшное заболевание. Это когда все хорошо, и ты хочешь страсти, переживания. На самом деле ты просто хочешь смерти, потому что без смерти нет возрождения. И ты начинаешь искать приключения на свою голову. Именно так возникает желание попробовать наркотики. Просто тебе хорошо и наркотики сделают тебе еще лучше. Опасное заблуждение! И человек это знает. Тем не менее, он продолжает искать приключений, которые рано или поздно доведут его до отчаяния, он продолжает искать удар судьбы, после которого он умрет и возродится. Как жить? Для чего? Зачем? Почему? На самом деле настроение не зависит от внешних факторов. Просто гормоны. И для счастья не нужно вообще ничего. Если счастье в душе – то все прекрасно. Если счастья там нет – то не поможет ничто.

-Как вы правы, - вздохнув, сказала Катя.

-Я никогда такого не говорил заблудшим душам вроде тебя. Но ты не такая как все, Катя. Но сейчас ты поступаешь точно так же глупо, как и самая последняя дурочка. Найди в себе силы посмотреть не внутрь себя, а вокруг. Попробуй простить себя и перестань тратить свою жизнь на людей, которые избрали совсем другой путь.

-Я попробую, - пообещала Катя.

-Постарайся сделать это, - кивнул старик, усмехнувшись про себя. – А вот и Вадим.

-Я вас еще увижу? – спросила Катя.

-Вряд ли. Но, если ты окажешься за гранью этой жизни, и если твой мирок разобьется, забери с собой любовь.

-Спасибо вам.

-Не за что.

-Я все купил, - сказал Вадим, открыв дверь авто. – Ну как, отец не утомил тебя своими проповедями?

-О, нет! – воскликнула Катя. – Он очень интересно все рассказывает! Я давно не общалась с такими умными людьми.

-Вот и прекрасно, - улыбнулся отец. – Поехали. Довезу вас до общежития.

"Какая она все-таки дура, - думал старик, ведя машину. – Амбициозная, мечтательная, сумасшедшая дура. Она бы могла получить в этом мире все, если бы открыла себя миру и приняла его правила игры. Но она этого делать не хочет. Жизнь ее раздавит".

ЧАСТЬ III

1

Разговор с отцом Вадима произвел на Катю большое впечатление. Ей стало очень страшно. Она пыталась простить себя, но не могла. И продолжала оправдывать порок. Пытаясь изменить свое отношение к себе и к миру, Катя приняла решение сходить в церковь на исповедь. Она хотела попросить у батюшки совета о том, как договориться с собой. Как ни старалась, Катя не смогла простить себя. Слишком много было в ее жизни того, что доставляло ей боль. И даже когда боль давно прошла, и жизнь открыла перед ней свои бесконечные горизонты, Катя помнила о перенесенных страданиях. И она не могла отказаться от испытанного, убедив себя в том, что это было ошибкой и простив себе эту ошибку.

Но Катя так даже не смогла рассказать батюшке о своем детстве. Она заплакала и убежала из церкви. Свое детство она вспоминала как мрачное, тяжелое время. Во втором классе ее поместили в интернат, где она провела следующие пять лет жизни. Там жилось ей плохо. Одноклассники ее не приняли. Она всегда хотела быть такими же, как они. Она мечтала о том, чтобы с ней считались, разговаривали как с равной, приглашали в свои игры, уважали. Но к ней относились как к слабому и болезненному существу, которое достойно лишь презрения, и общение с которым даже вредит репутации в их детском обществе. В интернате у нее не было ни одного друга. Только враги, которых она молча ненавидела и люди, не проявлявшие к ней ни малейшего интереса. Тех, кого Катя считала врагами, смеялись над ее недостатками, тем вызывали смех у других и таким образом самоутверждались. Только однажды Катя не выдержала, когда дети начали бесцеремонно копаться в ее вещах. Тогда она схватила ученик и начала им бить по голове одну из девочек. Та заплакала и обиделась на Катю. В классе было несколько хороших девочек, и Катя обижала их. Так она пыталась заслужить уважение сверстников.

Катя ненавидела интернат и всей душой желала уединения, чтобы закрыться в уютной комнате, где нет ни детей, ни учителей, ни врачей. И где можно быть одной долго-долго. Но одна она оставалась лишь на выходные, когда ее забирали домой. Тогда она заходила в свою комнату, задергивала шторы и пребывала в комнате, наслаждаясь уединением. Она все отдала бы за то, чтобы ее не отвозили в интернат. Но наступал понедельник, и рано утром ее опять везли на неделю в ненавистное место заключения. После интерната Катя год училась дома, а в восьмом классе пошла в обычную школу. Там ее тоже не приняли и смеялись над ней. Школу она ненавидела не меньше, чем интернат.

Но было заведение еще более плохое, чем школа – больница. Катя люто ненавидела врачей и ужасно боялась их. Она помнила, как в девятилетнем возрасте ее везли на операцию. Забирали ее из палаты. Пришло несколько человек с каталкой, Катю раздели, положили на каталку, прикрыли одеялом и повезли. Катя знала, куда ее везут. Она боялась, но ничего нельзя было сделать. Каталку везли по коридору, потом подняли на лифте. Когда каталка прибыла в положенное место, молодой мужчина убрал одеяло, взял обнаженную Катю на руки и понес куда-то. Катя обняла его за шею. Ей было стыдно. Но стыд этот был какой-то приглушенный, слишком знакомый, главным проявлением которого была затаенная боль глубоко внутри и мысли: "вот он считает меня ребенком. Но я ведь все-все понимаю. Я понимаю, что он несет меня куда-то, а я без одежды. А сам он одет. И смотрит на меня. Но я же человек и мне стыдно, что на меня смотрят". Катю принесли в большую светлую комнату и положили на стол. Теперь ее нагота была ярко освещена светом ламп, и на нее уже смотрели много человек – мужчины и женщины. Медсестра стала привязывать к руке Кати какую-то банку с жидкостью и предупредила: "лежи спокойно". Всегда, всегда угрозы! Потом ей сделали укол и Катя провалилась в небытие.

Когда она пришла в себя, то увидела, что лежит в палате. Слева от ее кровати располагалась еще одна, а справа – две. Катя не могла пошевелить языком и что-то сказать – не получалось. Вместо речи изо рта доносились лишь слабые звуки. Через какое-то время к ней пришла мама и сказала, что "все хорошо". Через несколько дней Катю из реанимации перевели в палату. Там снова начались уколы, от которых она всегда плакала, и – самое ужасное – перевязки. Снова стыд… Когда Катю впервые привезли на инвалидном кресле на перевязку, она очень боялась. Старая толстая медсестра начала снимать со шва бинты. Катя закричала от боли и вскрикнула "умоляю!". Это "умоляю" вырвалось из ее сердца, оно было искренним, это была истинная мольба и пощаде. Оно шло из сердца, оно было падением к ногам этой женщины, оно было преклонением перед ней как перед Богом, оно было готовностью на все рад неё, оно было тем, что называется "сломить". На одну секунду Катя сломалась, когда с ее губ вырвался этот крик. И в следующую же секунду, почувствовав в себе эту слабость, возненавидела себя за нее. Эта ненависть предала ей сил, и Катя, сцепив зубы и плача, уже готова была терпеть боль, страдать и сопротивляться мучителям – только бы не умолять их о пощаде. Ее гордость, теплившаяся в покалеченном теле, даже тогда не позволяла ей признавать поражения. Она готова была скорее умереть от боли, чем сломаться и молить мучителей о снисхождении.

А как-то однажды во время обследования, когда Кате было около тринадцати, врач в присутствии ее мамы отвел руки Кати назад, за спину, и велел держать так. Сам он встал сзади Кати и как будто изучал позвоночник. При этом врач, постоянно шутивший с мамой Кати на темы с легким оттенком эротики, встал к Кате достаточно близко, и она ощутила, как врач прикасается к ее пальчикам тем, что именуют мужским достоинством. Она ничего не сказала, даже не пошевелила пальцами, а молча терпела при своей маме эту вольность врача. И прекрасно понимала, что именно врач делает. Что он, наглый бесстыдник, помешанный на женщинах и разврате, пользуясь своим служебным положением, прикасается к юной, невинной пациентке, к ребенку, да еще под одобрительным взором ее ничего не подозревающей матери.

В юности она была по-прежнему одна. Женщиной она стала, еще учась в школе. Она познакомилась через Интернет с молодым человеком, встретилась с ним, они погуляли в зоопарке, а потом поехали к нему. Там они занимались сексом долго и разнообразно. Крови не было – девственности в физиологическом понимании Катю лишили еще несколько дней от роду, когда была ее первая операция и которую она, несмотря на уверенность врачей в ее смерти, перенесла. Потом Катя никогда не видела больше этого человека и не любила вспоминать о своем первом разе, как, впрочем, она о многом не любила вспоминать.

В возрасте шестнадцати лет она решила убить. Это было очень сильное и настойчивое желание, которому Катя слепо повиновалась. Но тогда она не убила – жертва просто не пришла. И Катя была этому рада, так как в самый последний момент она вдруг поняла, что не хочет убивать.

Катя читала много книг и старалась работать над собой, чтобы стать нормальным человеком. Но все было тщетно. Состояние ее здоровья было таким, которое исправить может только могила. Читая книги по самосовершенствованию, Катя всегда верила в то, что когда-то сможет стать таким прекрасным, успешным человеком, которых описывали в этих книгах. Она будет приветливой, красивой, умной, веселой, притягательной, очаровательной… Но в ее жизни не было ни одного доказательства того, что она может такой стать. Много раз вечером или ночью она тихо рыдала в своей постели, сожалея о своем уродстве. Она сотрясалась от рыданий, сжимала кулаки, била подушку. Это был горький, обреченный плач. Катя знала, что изменить что-либо невозможно. И знала также, что через какое-то время она перестанет плакать и ей будет легче. Когда она отчаянно плакала, она особенно ненавидела себя – такую – и всех, которые видели ее такой. Мать Кати постоянно говорила ей, какая она плохая, и никогда – о том, что она хорошая. "Тебе будет сложно жить с таким характером. Посмотри на себя. Ты же злая, зверем всегда смотришь. Людей ты не любишь. Ты никого не любишь, кроме себя, ты эгоистка. И тебя никто никогда любить не будет, потому что ты злая. Так и умрешь в одиночестве. И муж тебя бросит, такую. С таким характером ты никому никогда не будешь нужна. Тяжело тебе будет жить, Катя, ой как тяжело! Надо себя менять". И так Кате говорили постоянно. Она знала эти слова наизусть. В конце концов, она и сама стала считать себя плохой. Она считала себя уродом не только физическим, но и моральным. Но все же, в одиночестве, за чтением книг и размышлениями, она много думала о том, что на самом деле она вовсе не такая. О, она любила людей! Она многое готова была сделать для того, чтобы заслужить их дружбу, и чтобы к ней они относились не как к кому-то ниже их, а как к равной.

Катя часто думала о том, что она не хуже всех остальных людей потому, что она может испытывать светлые и высокие чувства. Катя читала прекрасные книги и восторгалась удивительными приключениями, сильными героями и их подвигами. Сидя на подоконнике, она смотрела на сияющие звезды и думала о безграничной Вселенной, полной тайн и загадок. О, как дивно было бы разгадать хотя бы некоторые из этих тайн, узнать хоть что-нибудь о Вселенной, о других мирах и существах. Катя любила раннее утро, когда рождается день и все замирает в священном ожидании солнца. В такое утро тихо, иногда лишь лают собаки или каркают вороны. На улице воздух прохладный и бодрящий, на траве и листьях сверкают капельки росы. А небо чистое, ясное. И вот на нем появляется ярко-красное солнышко, которое медленно всходит и, наконец, начинает согревать мир своими теплыми лучами. А еще Катя очень любила закат. Такой, когда небо на горизонте окрашивается в яркие, пылающие цвета. Катя много раз наслаждалась закатом, звездами и созерцанием мира и природы. В такие-то моменты она и думала о том, что она все-таки человек. И причем человек очень хороший, светлый, умеющий чувствовать глубоко и красиво. Катя приходила в самый искренний восторг от красоты, и ее чувства были так же прекрасны, как восход солнца или сияющие звездочки. "Нет, я человек, я хорошая! – думала про себя Катя. – Я ведь вижу этот мир, этот удивительный и волшебный мир. И я люблю его! И я – часть этого прекрасного мира. Я человек! Я хорошая! И ведь я не только вижу и чувствую красоту, но еще умею и думать, и мыслить. Я ведь все-все понимаю и… и… Чем же я хуже? Нет, я все-таки человек!". В такие минуты душа ее очищалась и наполнялась новыми силами, которые помогали ей жить, упорно бороться и терпеть все удары судьбы – болезни, оскорбления, одиночество. Несмотря ни на что, Катя верила в то, что она сможет победить все, и даже самое себя, и стать настоящим человеком. Еще Катя смотрела на себя в зеркало, в свои зеленые глаза – и столько находила в них удивительного, ясного и неподдельного. Ее глаза иногда радостно светились, были веселы, таинственны и очень, очень красивы. Глядя в свои глаза, Катя снова думала о том, что она все-таки человек, живой человек, и ничуть не урод и не тварь, а все же настоящий, чудесный человек. Так Катя и жила, находя в себе самой и в природе силы жить.

Катя научилась не нуждаться ни в ком и ни в чем, кроме себя, и полагаться только на себя, и верить только себе. Пусть все говорили, что она плохая, злая и страшная, - зато она говорила себе, что она хорошая, добрая и даже немного красивая, а еще – способная и талантливая. Катя очень хорошо знала не только все свои недостатки, но и достоинства. Она упорно терпела свою жизнь и мечтала о лучшей доле. Ни разу она никому не рассказывала о том, как ей тяжело, так как была слишком горда для того, чтобы делиться своими переживаниями с теми, кто их все равно не поймет. Кроме того, Катя никогда бы не приняла и намека на жалость. Она считала, что пусть уж лучше ее ненавидят и ругают, но не жалеют. Ей не надо было ни пощады, ни сострадания. Катя привыкла к людской злобе. Она размышляла так: "обычно люди считают себя хорошими, потому что соблюдают приличия с равными себе. Но как только им приходится соприкасаться с тем, кто слабее их или хуже, с теми, чье мнение они ни во что не ставят, - тут-то многие и показывают свое истинное лицо. Они делаются жестокими и обижают слабого человека. Поэтому большинство людей плохие. В каждом человеке сидит предатель, злодей, жестокий, кровожадный зверь. Все дело лишь в обстоятельствах. Как только обстоятельства будут подходящими – зверь тут же вырвется наружу и начнет истязать жертву". Катя знала это слишком хорошо, так как сама много раз была такой жертвой. Но она была гордой жертвой, которая, хоть и боится и трепещет от боли, но никогда не будет молить о пощаде, стенать и жаловаться. Она будет молча, упорно страдать, чувствуя, как сердце ее обливается кровью, душа выворачивается от страданий и мучается тело - а все же не скажет никому: "я бедная, несчастная и невинная, пожалейте меня и прекратите надо мной издеваться!". Нет, она лучше изведет самое себя своей болью, но не поделится и частичной этой боли ни с кем, чтобы – не дай Бог! – обидчик не увидел ее боль и не восторжествовал оттого еще более.

Тот, кто может жить под гнетом воспаленного разума, тщетно ищущего пути избавления от боли, и при этом не умирает и не сламывается от боли физической или нравственной, тот становится сильнее. Он словно умирает и возрождается освобожденным, сильным, умудренным опытом и страданиями, познавшим глубже жизнь и людей. Такой была Катя – испытания сделали ее сильнее, закалили характер, укрепили волю к жизни и к победе. Она прекрасно помнила все свои страдания, стыд и унижение, - и спокойно, хотя и скрепя сердце, принимала их. Она все же стала настоящим, проницательным, тонко и глубоко чувствующим человеком, настоящим человеком, таким, каких встречается не так уж и много. Постепенно она начала осознавать свое превосходство над другими людьми. Другие сами вдруг начали говорить ей во время ее учебы в университете, что она очень умная, талантливая, способная, что она далеко пойдет и т.д. Катя по-прежнему не дружила со сверстниками, но теперь в институте сверстники смотрели на нее как на нормального человека.

Катя страдала не только от своего физического уродства, но и от морального. Хотя она была жертвой и страдала от злых людей, она сама была злой. Она тысячу раз бывала зла на своих обидчиков и на людей, которые были к ней добры – родителям. Но грубее всего Катя общалась со своей доброй, заботливой и ласковой бабушкой. Она тысячу раз проклинала себя за собственную злобу, но ничего не могла с ней поделать. Желание быть злой, холодной, замкнутой, непреступной было порой непреодолимо. "Ты злая, добра в тебе нет, - много раз говорила Кате ее мама. – Люди тебя любить не будут, ты всегда и всем будешь противна со своей кислой рожей. Только посмотри на себя! Да к тебе подойти страшно!" Чем больше кричали на Катю родители из-за ее ужасного характера, тем больше она замыкалась. Сама она давно поверила родителям и признавала, что она злая и нелюдимая. Но с толку ее сбивало то, что в душе она испытывала по отношению к людям самые добрые и нежные чувства. В детстве она никогда никого не осуждала и даже не судила, веря в то, что каждый человек заслуживает прощения. В ней эта нежность и любовь к людям удивительным образом сочетались с ненавистью к ним. Катю очень волновало то, что она плохой человек (а она считала себя именно такой). И она всю жизнь оправдывала себя как плохого героя, и оттого ее любым героем стал злодей. Поэтому, будучи подростком и мечтая стать психологом, она придумала для своих будущих пациентов ролевую игру, которая помогла бы людям понять злодея и перестать его ненавидеть. Все участники этой игры должны были быть злодеями, совершившими самые ужасные грехи. Одна из ролей в этой игре принадлежала жестокому диктатору, который сметал с лица земли народы и воины которого издевались над людьми. Другая роль принадлежала предводителю этих воинов – главному командующему, или генералу. На его счету были тысячи жизней людей, которых он убил собственноручно. Еще в этой игре был злой гений, который, будучи некрасивым и всеми презираемым, решил создать оружие для уничтожения всей планеты. В игре были и две женские роли: одна женщина была женой диктатора. Она проводила свою жизнь в праздности и ненавидела мужа. В конце концов, она решила предать его и помочь одному из его приближенных (своему любовнику) занять место мужа. Последнего она должна была отравить. Вторая женская роль принадлежала девушке, которая зарабатывала на жизнь, продавая свое тело. Эта девушка была из народа, который пожелал захватить диктатор. По задумке Кати, в ходе этой игры ее участники должны были полностью вжиться в исполняемые ими роли и на какое-то время стать настоящими диктатором, убийцей и прочими грешниками. Каждый участник игры должен был до последней капли прочувствовать душу своего героя, думать его мыслями, прожить его жизнь, загореться его идеями. А после того, как человек понял, к примеру, все мотивы, движущие диктатором, может ли он испытывать злобу, скажем, на президента или любого политического лидера? То же было справедливо и в отношении злого гения-калеки, проститутки, убийцы. Катя не думала о том, что участники такой игры могут начать благосклонно смотреть на многочисленные бесчинства, творящиеся в мире: на убийства, насилие, ложь и предательство. Катя думала лишь о том, что после этой игры ее участники изменят свое отношение к плохим людям, поймут их и оправдают. А оправдать они должны были плохих людей потому, что сами ими были в течение игры. Катя по себе знала: плохой человек оправдывает себя и считает хорошим. И она страстно желала того, чтобы и ее оправдали, поняли и тоже начали считать хорошей. В сущности, она как бы и была тем диктатором, убийцей, куртизанкой, калекой, предателем и желала себе оправдания. Она хотела, чтобы люди поняли, что и плохой человек – тоже человек. Что у него есть чувства, страсти, желания, боль, раскаяние и много, много всего. Больше всего на свете Катя желала, чтобы ее оправдали и не называли с презрением и ненавистью плохой. Сама она тоже хотела себя оправдать.

И вот, наконец, она встретила Кирилла. И он много раз говорил ей о том, что она самая умная девушка из всех, кого он когда-либо встречал, что она красивая, темпераментная, с интересным духовным миром… Он считал ее человеком, который намного лучше и выше всех остальных людей! А чем еще можно завоевать сердце того, кого всю жизнь пинали, ни во что не ставя! Катю, несмотря на весь ее ум и проницательность, достаточно было только погладить по головке, чтобы она всем своим существом полюбила человека и была ему предана до конца жизни. В свою очередь, Катя также видела в Кирилле личность неординарную, со сложными переживаниями, превосходным интеллектом и с тяжелым жизненном опытом, в котором были и боль, и страдание. И поэтому Катя считала, что понимает Кирилла лучше, чем кто бы то ни было. В то же время она увидела в нем истинно плохого героя. Но в основном она обращала свое внимание не на его негативные качества, но на достоинства. На его интеллект, умение думать, силу характера, огонь в глазах.

Став человеком, а точнее, повзрослев, Катя подобрела. Что-то светлое появилось в ее прежде совсем уж темной душе. Теперь она хотела помочь стать человеком и возродиться тому, лучше кого не встречала, - Кириллу. Но поскольку Кирилл сам отказался от нее, то Катя приняла решение помочь Вадиму, у которого были, по его словам, проблемы с кокаином. Для Кати это было святое – помочь тому, кто болеет. Ведь сама она всю свою жизнь была больной.

Но не все было так просто, и слова отца Вадима разбудили в Кате все ее сомнения. Эти сомнения были связаны с тем, что Катя понимала: Кирилл ей не нужен, она сможет жить и без него, ничего нового ей общение с ним не приносит, особого наслаждения она также не испытывает. То же она втайне от самой себя думала и про Вадима: что с ним у нее лишь грязный, животный секс, без удовольствия, без чувств и без будущего. Она также думала о том, что ей не следует общаться с такими людьми. Она это понимала и продолжала с ними общаться – отчасти потому, что тем самым проверяла себя на прочность, потому – что бросала вызов обществу, и еще потому, что следовала собственным убеждениям. Катя убедила себя в том, что ей очень нравится общаться с Кириллом, в том, что она урод и что хороший человек и близко не подойдет к такой, как она. В то же время она порой считала себя очень красивой, талантливой и умной девушкой, обладание которой могло бы осчастливить любого. Наконец, она страдала от ряда тяжелых комплексов и своего прошлого, где было слишком много боли. Когда она поступала на факультет психологии, ее спросили на собеседовании: "знаете ли вы, что врачи зачастую подвержены болезням своих пациентов? Вы готовы на эксперименты с собственной психикой?". Тогда Катя уверено ответила на этот вопрос: "я с удовольствием буду сумасшедшей".

Более того, она сама всегда считала себя душевнобольной – ее душа действительно болела, металась в сомнениях и терзаниях, и никогда ей не было покоя. Катя не могла договориться с собой. То она жаждала быть с Кириллом, то ненавидела его, то она была уверена в том, что сделает блестящую карьеру психолога, то сомневалась в своей способности понимать людей, то она чувствовала себя победителем, а то билась в истерике по поводу собственной ничтожности. Она была слишком критична, слишком умна и слишком сильно чувствовала, и оттого не могла договориться с собой и прийти к какому-либо мнению. Каждое сформированной ею мнение через некоторое время разрушалось, и на его месте возникало новое. Во внутренней жизни Кати чередовались смерть и возрождение. И к чему бы она ни приходила, это всегда было началом конца: любая структура разрушалась, чтобы на ее месте возникла новая. Разговор с отцом Вадима побудил Катю вновь принять решение раз и навсегда расстаться с Кириллом, не общаться с ним и не видеть его. Она испытывала даже научный интерес: ей было любопытно, как можно не думать о человеке, лучше которого она не встречала и который ценил ее выше, чем кто бы то ни было другой. Она решила сосредоточить свое внимание на отношениях с Вадимом и постараться сделать все, чтобы он больше никогда не употреблял наркотики.

2

Однако после разговора Кати с его отцом Вадим пропал. Его мобильный не отвечал. Катя же, как всегда, не смогла удержаться от соблазна увидеть Кирилла. Он был ей нужен, словно наркотик. Поэтому однажды после занятий в институте Катя решила навестить Кирилла, хотя знала, что он живет у Лиды и его не может быть в комнате. Она часто приходила к двери Кирилла, зная, что его нет дома, то есть в его комнате. Вот и сейчас она направилась к его двери. К ее удивлению, он был у себя. Он лежал на кровати и читал "Театральный роман" Булгакова, пил портвейн "777" и курил Muratti.

-Ты что здесь делаешь? – спросила Катя.

-Читаю.

-Почему ты не у Лиды?

Отложив книгу в сторону, он сел на кровати и внимательно посмотрел на нее.

-Давай лучше поговорим о нас, - сказал он.

-В смысле? – Катя задала этот вопрос с искренним удивлением, которое было прекрасно наиграно. На самом деле она только этого и ждала.

-Я хочу быть с тобой, - прямо сказал Кирилл. – Мы сможем договориться.

-Нет, - сказала она.

-Почему нет?

-Потому что нет.

-Почему?

-Я боюсь…

-Чего ты боишься?

-Ты наркоман и я боюсь заразиться от тебя СПИДом, - наконец сказала Катя и внимательно посмотрела на Кирилла.

-Ты не заразишься от меня СПИДом, - спокойно сказал он, по-видимому, ничуть не обидевшись. – Во-первых, я не болен. Во-вторых, есть презерватив.

-Презервативы рвутся, - возразила Катя. Она не поняла его тонкой иронии, хотя внутри Кирилл смеялся. Это была правда, что нельзя заразиться СПИДом, можно лишь заразиться ВИЧ, или стать его носителем. Но Катя не думала о подобных терминологических тонкостях.

-Чушь. Если их правильно использовать, то они не рвутся, - уверенно сказал Кирилл. – Когда их выпускают, резинки проходят серьезную техническую проверку на прочность. Их очень сильно растягивают и надувают. Они не рвутся.

-Все равно я не хочу.

-Это все, чего ты боишься? – спросил он, выпил две таблетки и запил их водой.

-Что это? – спросила Катя.

-Это, - усмехнулся Кирилл. – Это 3,4-метилендиокси-метамфетамин.

-Что это значит? – с легким раздражением спросила Катя.

-Это значит MDMA, - все так же ухмыляясь, сказал Кирилл.

-Мне нужна не аббвеатура, а то, что это такое на самом деле, - настаивала Катя.

-Экстази, - сдался Кирилл. – Всего лишь эктази. Такой же гиперстимулятор, или психоделик, как DMT, грибы, ЛСД, абсент.

-Чем они отличаются от стимуляторов? – спросила Катя.

-Тебе это интересно?

-Конечно, я хочу это знать.

-Зачем?

-Прекрати! Просто скажи и все.

-Хорошо. Если тебе так интересно, стимуляторы оказывают стимулирующее воздействие на кору головного мозга, а гиперстимуляторы – на стволовую часть мозга и вызывают многочисленные периферические эффекты. Эффект гиперстимуляторов локальный, поэтому в ряде случаев он намного сильнее, чем эффект стимуляторов. Например, психоделики могут вызывать галлюцинации, появление зрительного эха, "узоры".

-Понятно, - тихо сказала Катя.

Она была молчаливым свидетелем того, как он постоянно курит, пьет, употребляет легкие и тяжелые наркотики. Так как он никогда не звал ее, а она сама к нему приходила, то Катя не считала себя вправе критиковать его образ жизни, с которым безмолвно мирилась. Но в глубине души она люто ненавидела все эти сигареты, бутылки с вином, пивом и водкой, а также наркотики – травку, таблетки, порошки. И она ненавидела себя за собственное бездействие. Она, которая с детства боролась за жизнь, за то, чтобы жить, сейчас с ужасом смотрела на своего близкого друга, который сознательно губил свою жизнь. Катя знала, что в мире многие ученые изучают наркотики, многие врачи лечат людей от наркозависимости, многие люди искусства воспевают каждый на свой лад удивительное действие наркотиков на психику и многие наркоманы доказывают свое право на такой выбор. Катя часто думала о том, что все эти заумные ученые, занятые врачи и восхищенные творцы не знают и сотой доли того, что знала она. Конечно, в отличие от них всех, Катя не обладала глубокими академическими знаниями, не знала химических формул наркотиков и всех подробностей их влияния на организм, не умела оказывать медицинскую и психологическую помощь при передозировке и лечении, не испытывала на себе всевозможные эффекты от измененного состояния сознания. Катя также не знала о последних достижениях химиков в сфере синтеза наркотических веществ и не отслеживала философские концепции, оправдывающие употребление наркотиков. Ей было достаточно того, что она читала книги зарубежных классиков, которые очень красиво и вдохновенно описывали влияние различных психоактивных веществ на состояние сознания. Например, об этом писали Герман Гессе в "Степном волке", Олдос Хаксли в "Дверях восприятия", Карлос Кастанеда в "Учении Дона Хуана" и многие другие. Но истинное знание Катя приобрела сама, и это знание было не менее ценным, чем последние достижения науки или философии. Ее знание, переросшее в глубокое, выстраданное убеждение, заключалось в том, что очень больно смотреть на талантливую и неординарную личность, которая разлагается под воздействием наркотиков. Она очень много общалась с Кириллом – а он все время курил, пил или употреблял психоактивные вещества – и она видела, каким неадекватным он становится, как уходит в свои фантазии, катится вниз по социальной лестнице, теряет свою память и здоровье, постоянно страдает от депрессий и перепадов настроения. Перед этой страшной картиной гибели человеческой души, человека, меркли все достижения ученых и духовные путешествия именитых писателей и иных любителей красивых переживаний. Катя поняла одно: наркотики убивают человека, это зло и ему нет оправдания. На эту медленную гибель своего друга она смотрела молча, каждый день, страдая и не зная, как помочь. И, что самое главное, не делая попыток помочь, если не считать робкого письма. Она с ужасом думала о том, что, вероятно, среди ее будущих пациентов будет много таких людей – заблудившихся и убежденных в собственной правоте – и она не могла понять, как же можно изменить их психику и на строй. ответ "никак" ее не устраивал, и она продолжала размышлять над этой проблемой. Она думала о ней сутками, день ото дня, и не находила ответа.

-Как мы будем жить? – спросила она. – Мы очень разные.

-Катя, не надо задавать эти вопросы сейчас, - ответил он. – Мы будем решать проблемы по мере их поступления. Сначала до этого надо дожить. – Кирилл не хотел думать о том, как они будут жить, понимая всю сложность этого вопроса. Ведь слишком различались их образы жизни, чтобы… Впрочем, он гнал от себя эти мысли.

-Я люблю одну девочку, - вдруг сказал он. Катя вздрогнула он неожиданности и спросила:

-Кто она?

-Она учится здесь, в МГУ, - продолжил он.

Катя стиснула зубы от нахлынувшей ревности. Она его ненавидела.

-На каком факультете?

-На гуманитарном.

-Сколько ей лет?

-Лет восемнадцать.

-Где она живет?

-В Москве.

Ее ревность стала сменяться на удовольствие. Она вдруг поняла, что он имеет в виду ее. Но она продолжала задавать ему вопросы:

-У нее есть парень?

-По-моему, нет.

-И почему же ты с ней не живешь?

-Она еще маленькая. Через несколько лет, когда она подрастет, я возьму ее.

-Почему маленькая?

-Она многого не понимает.

-Так объясни ей.

-Это сложно объяснить. А еще сложнее понять. Не все можно объяснить.

-А вдруг через несколько лет она будет с кем-то жить, или ты будешь жить с другой?

-Нет, этого не будет, - возразил Кирилл, сам себе не веря. – Катя, иди ко мне.

-Нет. Мне и тут хорошо, - Катя продолжала сидеть на стуле.

-Иди, я ничего тебе не сделаю.

-Если хочешь, бери, - вдруг сказала Катя, не двинувшись с места.

-Нет, - возразил Кирилл. – Так я не хочу. Я жалею тебя и не хочу делать что-либо против твоей воли. Я очень тебя уважаю, Катя. А еще я не знаю, как взять тебя так, чтобы ты никогда не ушла. Я хочу, чтобы ты осталась со мной на всю жизнь, навсегда, но как этого добиться, я не знаю. Когда я прочитал твое письмо, то решил, что я не хочу и не буду делать тебе плохо. А тебе со мной будет плохо. Я болен страшной болезнью – безразличием. Эта болезнь испортила мне всю жизнь. Жизнь давала мне тысячу шансов, и я не воспользовался ни одним из них. Ты – тоже шанс. И я потеряю тебя.

-Нет, этого не будет, - возразила она.

-Нет, будет! – настаивал он. – Ты не должна со мной общаться. Тебе будет плохо. Я очень плохой человек.

-Прекрати.

-Нет, это правда. Ты думаешь, это приятно говорить? Это ужасно неприятно, но я это говорю. Потому что не хочу, чтобы ты страдала.

-А кто тебе сказал, что я буду страдать?

-Катя, ты не представляешь, куда ты лезешь!

Она подошла к нему и легла рядом с ним. Он начал целовать ее. Ей было страшно, так как, возможно, он был инфицирован. Но еще страшнее ей было раздеться перед ним. Но и в эту ночь ничего не было. Они заснули.

Кириллу привиделся сон. Он стоял на вершине высокой горы, откуда во все стороны открывался вид на бескрайнюю равнину, раскинувшуюся далеко внизу. Казалось, гора стояла в центре этой равнины. В небе сияли мириады звезд. Вдруг перед Кириллом возник некий человек в темном одеянии, чьего лица он не мог разглядеть, дал Кириллу шарик со словами: "это твоя жизнь, а внутри ее – ответы на все твои вопросы и решение всех проблем. Расколешь шар – и познаешь загадку жизни, все встанет на свои места". Кирилл с радостью принял дар и тут же попытался расколоть шар, сначала сдавив его рукой, а затем ударив несколько раз о землю. Однако от третьего удара шар выскользнул из рук и покатился вниз по горе. Кирилл стремглав помчался вслед за шаром. Но чем быстрее он бежал, тем быстрее катился шар. Приближаясь к подножью горы, Кирилл увидел, что это не равнина была внизу ее, а бескрайний, черный океан. И вот шарик упал в его бездну, и тут же Кирилла поглотила зияющая черная пустота.

Он проснулся, его сердце учащенно билось в груди, на лбу выступил пот. "Сон, всего лишь сон", - сказал себе Кирилл, пребывая в животном ужасе от того, что почувствовал. Он приложил руку ко лбу – у него был жар. "Это лихорадка, болезнь, все пройдет", - пытался успокоить он сам себя. Катя лежала с ним рядом и гладила его рукой по лицу и волосам. Голова Кирилла раскалывалась, он чувствовал себя больным и разбитым.

-Больше всего на свете я ненавижу утро, - сказал он ей и закурил сигарету. – Если бы я был президентом, я бы отменил утро и понедельники. Всегда было бы вечное воскресенье, когда я просыпался бы ближе к вечеру. Я обожаю воскресенье.

-Если я пойду на панель, ты снимешь меня за двадцатку? – спросила она.

-Лучше я сам буду давать тебе по двадцатке каждую неделю, чтобы ты туда не ходила, - сказал он, поцеловав ее.

-А ты будешь моим сутенером и будешь продавать меня другим? – спросила она.

-Я заберу тебя себе и буду круче любого сутенера, - ответил Кирилл, открыл бутылку пива и запил три таблетки цитрамона. – Знаешь, моя мама всю жизнь мучалась с моим отцом, вытаскивая его отовсюду и спасая. Если бы не она, он бы уже сто раз умер.

-Почему ты живешь так же, как он? – спросила Катя.

-Я не живу так, как он, - ответил Кирилл, и это не было правдой. – Я дитя эпохи. В нынешнее время люди культивировали свое Я и позабыли о душе и о Боге. В эпоху потребления люди посвятили все свое внимание материальным ценностям и даже к собственному телу стали относиться как к материальному объекту. Удовлетворение собственных похотей и страстей они поставили во главу угла. А в 90-е годы прошлого века еще и взяли с Запада все то грязное, что там было – наркотики, алкоголь, беспорядочный секс, отсутствие моральных ценностей. Так они якобы приобщились к современной культуре, свойственной людям из богатых цивилизованных стран. Но этот вариант обречен на смерть. Это тупик, небытие. Я – продукт этой культуры и я вижу смерть в каждой из ее черт. Истинная жизнь человека должна быть сосредоточена в его душе. Но как думать о душе, когда произнесение само этого слова чуть ли не приравнено к извращению? Но я читаю книги, слушаю классическую музыку, созерцаю красоту мира и думаю о нем. И я знаю, что бывает жизнь более осознанная, праведная. Человек – это не машина, как пытаются представить его в обществе потребления. Человек – это, прежде всего, дух. В восточной философии тело человека приравнивается к передвижному храму Господа. И относиться потребительски к этому телу, запихивая в него килограммы омерзительной неживой пищи и наркотиков, заливая литры алкоголя, лишая его сна, света и воздуха, - величайшее преступление против природы и Бога.

Катя подумала: "не так уж ты любишь наркотики и свою хваленую свободу, если дошел до таких рассуждений". Продолжая гладить его по лицу, она заметила вслух:

- А ведь люди убивают не только себя, но и других.

- Да, потому что они считают себя вправе лишать жизни тех, кто не вписывается в созданные их воспаленным мозгом те или иные умозрительные модели. И люди убивают других, морят их голодом и скотскими условиями жизни, забывая о том, что каждый человек является храмом Господа и содержит в себе печать божественного. Убивая людей, они убивают Бога. Они убивают Бога везде – в себе, в других, в природе. Чего заслуживает этот мир, когда к нему относятся так по-скотски? Наверно, он заслуживает войн, смертей, неизлечимых болезней. Мы сами создаем ад. Изо всех сил, всем своим образом жизни и мыслей, всей своей культурой мы втаптываем в грязь рай. И потому мы живем в хаосе.

- Это все старые мысли. Те же тезисы люди произносили на всем протяжении своей истории.

- Да, и они были правы, - воскликнул Кирилл. – Но я произношу это сейчас, потому что я живу сейчас. Хотя, ты сама видишь, как я живу. К таким людям, как я, не стоит даже приближаться, не то что быть в их обществе и общаться с ними. Я – худшее порождение потребительской культуры, раб своих страстей и убийца всего праведного в себе и окружающих. Моя жизнь – это адское чистилище, вечная проверка меня на прочность, я воспеваю в своей жизни то, что ненавижу, и втаптываю в грязь то, чему следовало бы служить. Я мог бы изменить это только при одном условии – если бы я нашел ответ. А ответа не находится. Я не могу с собой договориться, как бы я ни старался. Конечно, можно искусственно создать тот или иной образ жизни, но я так не хочу, потому что это не будет искренне. С самого детства внутри меня жил этот вопрос, который я даже не могу сформулировать, но который ощущаю каждой клеточкой своего тела. И пока я не найду ответа на этот вопрос, я буду жить так, как я живу. Причем я не худший человек. Я никому не причиняю вреда, не убиваю, никому не навязываю свое общество. Почему-то люди, даже такие, как ты, сами приходят ко мне и ищут моего общества. Зачем-то им это надо, хотя я и не понимаю, зачем. Живи я так, как ты, я бы не подошел бы к такому, как я. А ты тут лежишь со мной в постели, обнимаешь меня, смотришь в мои глаза и слушаешь. Зачем?! Ты должна бежать от меня, так далеко, как только сможешь. Потому что я олицетворяю собой смерть, торжество всех пороков и гибель божественного во всех его проявлениях. Тот, кто приближается ко мне, тоже гибнет. Я не знаю, почему, я этого не хочу, но так происходит. И люди, которые в тысячу раз лучше меня, которые не совершили тех грехов, что совершил я, которые заслуживают в этой жизни чего-то, ломают всю свою жизнь, общаясь со мной. Они оставляют институты, заражаются неизлечимыми болезнями, опускаются вниз по социальной лестнице, предают своих близких и гниют заживо.

Он больно сжал ее руку и посмотрев в ее глаза, спросил:

-Ты этого хочешь?

Глядя в его сумасшедшие глаза, как зачарованная, она ответила:

-Нет. Все, чего я хочу, это жить. Просто жить, без боли и болезней. Чтобы мне не было плохо. Ты хочешь, чтобы я ушла?

-Сейчас? Нет, - мягко сказал Кирилл, улыбнувшись.

-Не сейчас, а вообще. Чтобы я ушла из твоей жизни?

-Нет, я не хочу тебя терять. Мне очень хорошо с тобой. Так не было никогда и ни с кем. Мне нравится с тобой общаться, ты самая умная женщина из всех, кого я встречал. И это не комплимент! Это правда. Ты очень интересный человек. Ты такая, каким я бы мог быть и не стал. Глядя на тебя, я смотрю, как я сам мог бы развиваться.

-Но что тебе мешает?

-Поздно, Катя, уже поздно. Я сам испортил себе жизнь. Точнее, я выбрал такую жизнь, как у меня сейчас, и я ни о чем не жалею.

-А о том, что мы не можем быть вместе?

-Мы будем вместе, - убежденно произнес Кирилл.

-Когда?

-Не знаю, но мы будем вместе, - повторил он.

-Я хочу быть с тобой всегда.

-Глупая.

-Тогда я уйду.

-Нет, я никогда тебя не отпущу. Ты всегда будешь со мной.

-Буду.

Он начал целовать ее. От каждого его прикосновения она вскрикивала, как от удара током. Она отталкивала его и в то же время наслаждалась его поцелуями. От каждого его прикосновения она вскрикивала и громко смеялась. "Мои чувства к Кириллу так сильны потому, что мы с ним очень похожи, - думала про себя Катя. - ….". Для успокоения собственного самолюбия и гордости Катя пыталась найти логическое объяснение своей симпатии. Она убеждала себя в том, что относится к нему хорошо благодаря именно их сходству между собой и родству душ. Действительно, они были похожи. Но гораздо больше было между ними различий. Более того, их разделяла целая пропасть различий, которую Катя не хотела замечать. Она верила в то, что понимает, почему привязана к Кириллу, а между тем это было самое безрассудное чувство на свете, пропитанное одержимостью и фатумом. Чувство, страшное по своей силе. Яд этого чувства оказался в прямом смысле смертелен. И Катя быстро, сама того не осознавая, приближалась к гибели.

Проснувшись окончательно, Кирилл сказал, что на время отъедет и будет через два часа. Катя осталась ждать друга в его комнате. У нее снова была иллюзия, что они могли бы жить вместе. Пока Кирилла не было, Катя обыскала всю его комнату. Она открыла и перелистала каждую книгу, просмотрела каждую тетрадку, пошарила по всем карманам. Она искала что-то, что он мог бы скрывать, будь то медицинские справки, любовные письма, личные записи или наркотики. Катя искала не с какой-либо конкретной целью, а чтобы удовлетворить свое природное любопытство. Кирилл был ей интересен, и особенно интересно ей было знать то, что он мог бы скрывать. В одной из книг она нашла его размышления, написанные им в пьяном или одурманенном виде на английском языке о Лиде. Суть их сводилась к тому, что он готов был сделать для нее все, если бы только она не была к нему так равнодушна. Кроме того, Кирилл писал о красоте Лиды, ее прекрасных черных волосах и удивительных глазах. Как всегда, Катя ревновала. "Пусть он живет с ней, пусть умрет, я буду рада", - зло подумала она, убрав обратно в книгу листок с записями. Она ничуть не стыдилась того, что перерыла всю его комнату. Для ее натуры это было естественно. Она, образно говоря, любила копаться в чужом грязном белье, в тщательно скрываемом прошлом и вообще всем, что так или иначе относилось к сокровенным уголкам человеческой жизни. Катя хотела знать все – но не для того, чтобы кому-то помочь, не ради самолюбия или власти, а ради стремления понять истинные причины происходящего.

Спустя два часа Кирилл вернулся с товаром.

-Черт! – выругался Кирилл. – Забыл купить шприц!

-У меня есть шприц, пять кубов, - сказала Катя. Все надежды Кати на их совместную жизнь растаяли в тот же миг.

-Принеси, пожалуйста, - попросил Кирилл.

Когда Катя принесла ему шприц, он посмотрел на него и спросил:

-Использованный?

-Да. Я переливала им раствор для линз.

-У тебя есть ВИЧ? – спросил Кирилл.

Катю оскорбил этот вопрос, прямо заданный человеком, который ничуть не поверил ей. Хотя она говорила правду.

-Вроде бы нет, - ответила она.

-"Вроде бы нет", - передразнил он.

Кирилл приготовил раствор, перетянул жгутом руку выше локтя, поработал кулаком и сделал укол в вену. Кате было очень больно смотреть на это. Она разговаривала с ним, а он смотрел в потолок. Она не знала, слушает он ее или нет.

-"Зачем ты это сделал?" - этот вопрос я задавала несчетное количество раз, - в отчаянии, подавляя желание заплакать думала про себя Катя, сидя на его кровати и взяв его за руку. – Опять и опять: "зачем ты это сделал?". Я задавала этот вопрос многим молодым людям. "Зачем ты это сделал?" Вопрос всегда бесполезный. Удивительно бесполезный. Вопрос, который, как ничто другое, говорит о твоей беспомощности. Говорит о том, как мало ты можешь повлиять на жизнь других людей, на окружающий тебя мир и происходящие в нем события. "Зачем ты это сделал?" - спрашиваешь ты наркомана. При этом ты прекрасно знаешь, зачем он это сделал. Ты знаешь, зачем, и ты знаешь, что он сделает это ещё раз. И он это знает. Но ты все равно задаешь ему вопрос: "Зачем ты это сделал?" Зачем ты опять употребил дозу, зачем ты опять напился, зачем ты опять сорвался… Ты чувствуешь свою полную беспомощность, видя, как человек талантливый, умный, интересный, человек в полном смысле этого слова, Человек с большой буквы, на время забывается в наркотическом опьянении. Но "забывается" - не значит спит. Нет, он бодрствует, общается с тобой, он по-прежнему талантлив, умен, интересен, но в то же время он в другой реальности, недоступной тебе. "Зачем ты это сделал?" Ты спрашиваешь его ещё и ещё. Но ответа даже не требуется. Я и так отлично знаю этот ответ. Он звучит: "а почему бы и нет?" - равнодушно отвечает тебе человек, находясь под действием наркотика; и "да, больше не надо этого делать" - отвечает тебе тот же человек, когда его наркотическое опьянение прошло. При этом он абсолютно искренен, когда говорит, что наркотики стоят того, чтобы их употреблять, и в жизни практически нет вещей, которых следовало бы им предпочесть. И он в такой же степени искренен, когда утверждает, что наркотики – зло, и необходимо от них отказаться. Навсегда. Но такого не бывает. Старая истина, усвоенная мною давно: если человек сделал что-то однажды, он сделает это ещё раз. "Зачем ты это сделал?" Стремление к удовольствию, желание уйти от проблем, потребность увидеть опостылевший мир другим – и он это делает. Сейчас он не хочет, но через пять минут настроение меняется, и он это делает. Как помочь такому человеку? Помочь ему может только он сам. Ты можешь сделать для него очень немного. Но в этом немногом иногда заключаются очень важные вещи: например, один день без дозы. Иногда достаточно простого разговора, чтобы настроение человека изменилось, и он отказался от употребления наркотика. Иногда ты отвлекаешь его иначе, и он этого не делает. Но бывает и по-другому. Иной раз ты расстроишь его, и он употребит наркотик. Из-за тебя. Ты его расстроишь, и обида на тебя ухудшит его настроение, а плохое настроение станет поводом для дозы. "Зачем ты это сделал?" Он употребил опять, и ты чувствуешь свою беспомощность. Ты не можешь ему помочь. Но это не предел. Ты чувствуешь ещё большую беспомощность, когда находишься рядом с человеком, и не возражаешь (так как понимаешь, что это бесполезно) против того, чтобы он употребил. Ты едешь с ним искать наркотики, ты идешь с ним в аптеку, ты смотришь на всего его приготовления. Он забыл купить шприц! Ты даешь ему свой шприц, сказав, что он был использован для переливания раствора для контактных линз. Он промывает его водой из-под крана. Он перетягивает себе руку и делает укол твоим шприцем. Ты сидишь рядом с ним и смотришь на него. У тебя слезы на глазах от беспомощности, собственной жалкой беспомощности. "Зачем ты это сделал?" Этот человек уберегает тебя от употребления наркотиков. Точнее, он не дает тебе их попробовать. Он знает, что это такое. Он не хочет задавать вопроса тебе: "Зачем…?" Бесполезного, глупого вопроса. Чувствуя жалость, ты задаешь его. И это говорит о твоем низком падении. Это приговор тебе. Если бы существовала кара, тебя бы наказали очень жестоко за такой вопрос. Кто ты, если ты находишься рядом с человеком, который употребляет наркотики, и не пытаешься ему помочь? Помочь хоть чем-то, пусть самую малость. Как смеешь ты общаться с ним, приходить к нему и не помогать? И не помогать чем-то реальным?! От слов, заключенных в вопросе "Зачем ты это сделал?" не много толку. Этими словами ты не поможешь ему никак, ты не изменишь ничего. "Зачем ты это сделал?" Смерть тебе должна быть карой за такой вопрос. Он ничего не стоит. Он постыден. Лжив. Он не имеет смысла. Ты пытаешься ему помочь. Предлагаешь свою помощь. Любую. Но он отказывается. Из гордости, из презрения к жалости. Он продолжает употреблять наркотики, ты продолжаешь с ним общаться, и ты вновь и вновь задаешь все тот же вопрос: "Зачем ты это сделал?" Не правы те, кто презирает наркоманов, и не правы те, кто тщетно пытается им помочь (так как попытка помочь, не дающая результата, есть ничто), не правы те, кто, опустив руки, жалеют их. Не правы все эти люди потому, что они ничего не могут изменить в его жизни. Слова, мысли и чувства – ничто, если нет действий или если все действия безрезультатны. Как же быть? Как заставить человека, на месте которого может быть кто угодно – ты, они, я – как заставить его отказаться от наркотиков? Это сложно. Очень сложно. И потому ты обречен жить и видеть, как увядают души талантливых людей, отдавших себя наркотикам, как слабеют их тела, как блекнет взор, как ломаются их жизни. Пустой вопрос: "Зачем ты это сделал?" Снова и снова. А зачем ты не поможешь ему? Как ты не можешь ему помочь, так и он не может отказаться от этого. Но, может быть, жизнь действительно ничего не стоит и лучшее, что можно сделать, доставить себе как можно больше наслаждения? Но он не всегда рад тому, что он наркоман. Далеко не всегда. Он сокрушается о своей потерянной жизни, о блестящей карьере, о высоких достижениях. Он все это променял на наркотики. Когда он начинал их употреблять, он думал, что справится. Но не смог. "Зачем ты это сделал?" Исключительно бесполезный, вульгарный, глупый вопрос. Он отвратителен. Таков же и ты, задающий его. Ты бесполезный, вульгарный, глупый человек, играющий в жалость, находящийся рядом с наркоманом, читающий ему ничего не стоящую мораль, смотрящий на его деградацию и радующийся за то, что ты не такой. А потом ты ещё и осмеливаешься задавать подобные вопросы, словно претендуя на то, что знаешь что-то о наркотиках или наркоманах. Глупец! Ты снова занимаешь самолюбованием, сокрушаясь, жалея, осуждая других и себя. Нет, тебе не помочь наркоману. Будет хорошо, если ты хотя бы не будешь задавать этого глупого вопроса: "Зачем ты это сделал?" Ты не имеешь на него права. Сначала употреби сам, сначала сам не справься, стань наркоманом, и тогда этот вопрос тебе уже не понадобится. Не потому, что ты узнаешь ответ, который изначально тебе известен, а потому, что жизнь твоя изменится. И ты изменишься. Ты станешь другим. Ты превратишься в наркомана. И тогда уже другие вульгарные глупцы будут с полными слез глазами, с жалостью, с ненавистью, со злостью, с равнодушием вновь и вновь задавать тебе самый бесполезный на свете вопрос: "Зачем ты это сделал?"

Справившись с нахлынувшим на ее отчаянием и злостью на Кирилла за его слабость, Катя сказала:

-Я очень рада за вас с Лидой.

Она имела в виду то, что Лида, вероятно, заразила его ВИЧ.

-А у тебя с Вадимом все будет хорошо, - ответил Кирилл, посмотрев на нее. – Он любит тебя и будет о тебе заботиться.

Услышав это, Катя вздрогнула. "А у тебя с Вадимом все будет хорошо" – это был смертный приговор. Слишком похожи они были с Кириллом, и Катя прекрасно его понимала. Ведь она сама только что мысль "я рада, что ты умрешь от СПИДа вместе с твоей девушкой" облекла в форму слов "я очень рада за вас с Лидой".

-Подай мне телефон, - сказал Кирилл.

Катя дала ему трубку. Он набрал номер.

-Привет. Как дела? – спросил он. – Можно пригласить тебя в театр?

Катя поняла, кому он звонит. Договорившись о встрече, Кирилл сказал Кате:

-Извини.

Она пожала плечами.

-Кто ты такой, чтобы меня волновало то, что ты делаешь, - сказала она.

-Мне жаль, но я должен ехать, - ответил ее друг. Оказавшись под кайфом, он мечтал о Лиде. Ведь с ней был доступен секс, героин, алкоголь и, что самое главное, она была наркоманка и понимала его. Ничего этого Катя дать ему не могла. Да и его порой тяготило общество Кати, когда он смотрел на нее и не позволял себе ее трогать. И думал о том, как дерзко она играет со смертью.

Он бежал к Лиде – у нее он хотел спрятаться от одолевавших его чувств, которые он испытывал к своей подруге. Он хотел взять Катю – всю и навсегда – и с ужасом отмечал, что не может этого сделать. Он сам себе не позволял прикоснуться к Кате. Внутри Кирилла разыгрался жесточайший конфликт за всю его жизнь. Дело в том, что его нынешний образ жизни – наркомана, лентяя, маргинала и нигилиста, коим он себя считал, предполагал секс женщиной в том случае, если он этого хотел, и женщина не была против. То есть, по этой логике, с Катей стоило заняться сексом в силу целого ряда причин: она была красива, она задевала его, очень ему нравилась, он ее хотел, она к нему хорошо относилась и даже была согласна на секс, хотя и порой и строила из себя недотрогу. Но – и вот тут был конфликт – Кирилл не мог просто взять ее. Он сам удивлялся этому и задавал себе вопрос: почему? Он думал о том, что, казалось бы, медик может относиться к половому акту вполне технически, ведь секс по сути – сумма механических движений, в результате которых возникает ряд химических реакций, приводящих к удовольствию. Он также думал о своем богатом сексуальном опыте и о высокой степени собственного цинизма, благодаря которому он уже давно использовал женщин не только ради получения физического удовольствия, но и ради материальной выгоды. Собственно, он давно стал профессиональной проституткой и альфонсом. Наконец, стоило заняться с Катей сексом потому, что все вокруг занимались сексом.

Но он не мог. Привычка быть честным самим с собой привела его к мысли о том, что он не относится к Кате как к "какой-нибудь", "любой" женщине. Катя была для него единственная в своем роде. Катя была его подруга – девушка, с которой он провел долгие часы бесед, в ходе которых наслаждался интеллектуальным общением с ней. Она очень много слушала его пьяный или наркотический бред, многочасовой непрерывный поток сознания – и как слушала! Из всех знакомых Кирилла так слушать умела только Катя – внимательно, с неподдельным интересом, вдумчиво, благодарно, без тени иронии, понимающе. Катю он считал очень умной, одаренной, талантливой девушкой. Вот чем была для него Катя. Он относился к ней по-особенному: уважал, ценил, восхищался ей. И такой, как она, Кирилл просто не мог предложить то, что он с легкостью предлагал "любой другой" – банальный, грязный, животный секс, даже не смотря на то, что она занималась таким сексом с Вадимом. Собственно, эта ее связь с Вадимом приводила Кирилла в бешенство, однако меньше он ее уважать не стал. Более того, он ее даже жалел, понимая, к чему это все может привести.

После длительных размышлений Кирилл пришел к выводу, что он вообще не может предложить ей секс. По его мнению, она была достойна гораздо большего и, что самое главное, его самолюбие не позволяло предложить ей что-то обычное, в том числе и такой банальный акт, как секс. Он пришел к выводу, что Катя достойна всего, и именно все ей надо предложить, и никак не меньше. Это все включало в себя: руку и сердце Кирилла, его деньги, заботу, уважение, любовь. То есть он считал, что должен быть мужем Кати – таким мужем, который становится спутником жизни с благословения Бога, и уже никогда не покидает свою возлюбленную, деля с ней все радости и печали. Он хотел быть для нее таким мужем, который заботится о жене и о детях, кормит и одевает их, с которыми проводит лучшие мгновения своей жизни. Он считал Катю своей половинкой, а его половинка была достойна самого лучшего. Впервые Кирилл понял истинный смысл института брака. Он пришел к выводу, что брак – это не сожительство двух людей, а освещенный Богом союз двух любящих друг друга личностей, которые хотят прожить всю жизнь в любви, верности и уважении друг к другу. И любовь этих людей – это всегда таинство, некое высшее наслаждение, которому они предаются под сенью своего освещенного Богом союза. Кириллу стоило больших душевных сил сформулировать для себя эту идею, поскольку весь его образ жизни, который он сам для себя выбрал и который рьяно отстаивал, противоречил этому.

Его образ жизни предполагал отрицание всего и вся во имя удовольствия. Он смотрел на то, как люди сходятся друг с другом – просто так, по пьяни или из-за страстишки – и сам поступал так же. Но стоило ему встретить женщину, к которой он испытал нечто большее, как до того слишком абстрактные понятия – уважение, целомудрие, верность – внезапно обрели для него мистический, жизненный, сокровенный смысл. Без слов и ритуалов Кирилл принял внутри себя Катю как единственную свою спутницу жизни, вторую половинку и преданного друга. Он глубоко уважал ее, преклонялся перед ней, желал ей только добра. И в первую очередь он думал о ее благополучии и интересах, а не о своих собственных. Только теперь он понял, какую лживую и малоценную жизнь он вел до сих пор – жизнь, полную случайных связей, дешевых страстишек и мелких бредовых чувств. Кирилл с ужасом осознал, какова истинная цена, которую ему придется заплатить за жизнь, полную удовольствий. Раньше он думал, что эта цена есть: плохое здоровье и репутация, отсутствие верных друзей и постоянной работы, необходимость воровать и заниматься проституцией. Но после встречи с Катей эта цена приобрела совсем другой вес, увеличившись до поистине грандиозных размеров.

Кирилл признался самому себе, что героин и прочие развлечения, нигилизм и праздность будут стоить ему счастья быть человеком, лучше которого Кирилл не встречал. Самый страшный вывод заключался в том, что Кирилл не мог дать ей своей верности, не мог обеспечивать ее, каждый день ходить на работу и ничего не употреблять. Его организм уже имел опыт длительного употребления наркотиков, и, как медик, Кирилл знал, что уже нельзя восстановить свое первоначальное психическое и физическое здоровье. И, наконец, его душа была глубоко больна, и эта болезнь души никогда не позволила бы ему вести жизнь благочестивого семьянина. Он должен был заплатить за Катю своей жизнью. Он готов был это сделать в любой момент. Но проблема заключалась в том, что цена его нынешней жизни была недостаточной для того, чтобы купить Катю, то есть жизнь Кати, по мнению Кирилла, стоила намного дороже его собственной. Кирилл никогда не думал, что с ним может случиться такое. Но это случилось. И как поступить в этой ситуации, он не знал. У него хватило ума признать, что он не изменит так просто свой образ жизни. Но и забыть Катю он был не в силах – да и не хотел. Значит, ему оставалась горькая участь зверя, который ходит кругами вокруг добычи и не может ее съесть.

Порой это было невыносимо, и тогда Кирилл употреблял наркотики, занимался сексом с Лидой и всячески пытался себя отвлечь от тяжелых мыслей. Но все равно он раз за разом возвращался мыслями к Кате и их отношениям. И эти мысли тяжелым грузом отягощали его праздное существование. Он сходил с ума при мысли о том, что может взять любую женщину, кроме Кати. Вот так судьба посмеялась над ним: все женщины были у его ног, могли ему принадлежать и он мог их взять. Все, кроме той единственной, которую он желал более всего на свете, которая лежала в его постели, дарила ему свое тепло и поцелуи, которую он целовал и ласкал и – не мог, не мог взять. Катя была живым свидетельством того, что вся его философия, весь его праздный образ жизни, употребляемые им наркотики и алкоголь – все это было не достоинством его жизни, но ошибкой. Кирилл понял сам, без книг и нравоучений, что, не будь он наркоманом и маргиналом, он мог бы надеяться получить любовь женщины, которую он боготворил.

3

Придя к себе, Катя в бешенстве начала звонить Вадиму. Наконец, он взял трубку. Но то, что он ей сказал, ее не обрадовало.

-Катя, нам не стоит больше видеться, - сказал он.

-Но почему? Что случилось? Мы можем увидеться и поговорить? – спокойно спросила Катя.

Тот факт, что за один вечер ее бросили два молодых человека – ее друг и любовник, заставил ее негодовать и уязвил ее самолюбие. В то же время в Кате проснулся какой-то хищнический инстинкт. Вадима она решила не отпускать просто так, хотя сама же его и презирала. Она говорила с ним, твердо уверившись в своем стремлении помочь ему бросить наркотики. Это стремление затмило все – ее самолюбие, гордость и даже здравый смысл. По своей сути это было фальшивое чувство, уместное лишь в рамках продолжения игры, которую Катя давно уже вела с Вадимом, а он – с ней. Правда, у каждого из них была своя игра. В любом случае, их отношения были пропитаны лицемерием, самой тонкой ложью и низменными побуждениями, которым так часто отдаются люди, боясь или не желая действовать искренне и правдиво. Причем в этих отношениях Катя врала как себе, так и Вадиму – настолько, что перестала различать, где вымысел, а где ложь.

-Хочу тебя забыть, - сказал он. – Я тебя недостоин. Понимаешь, Катя, я тут опять…

-Что?

-Это… употребляю.

-Что именно?

-Кокс.

-А зачем ты употребил, котик? – спросила она ласково.

-Да так…

-Чтобы ты смог сказать мне некоторые вещи, потому что без героина ты мне их сказать не смог, вообще никак. Нам надо поговорить, когда ты будешь трезвый.

-Нет, не надо.

Катя усмехнулась:

-Что, боишься? Ладно, давай подведем маленький итог: что в наших отношениях было хорошее и что было плохое. Хорошее хоть что-то было?

-Не помню.

-Не помнишь вообще?

-Я помню, что много было негатива.

-Ну хорошо. А что за негатив был? Ну хоть один пример можешь назвать?

Молчание.

-Видишь, ты даже ни одного негатива не помнишь. Вообще не помнишь, ни капельки? Да ладно… Ну ты хотя бы под героином можешь мне про этот негатив сказать?

-Про который?

-А про весь тот, который был, который ты помнишь. Которого было очень и очень много.

-А какая разница.

Катя просила с легким цинизмом:

-Не хочешь меня обижать?

-Я с тобой во всем согласен.

-Ага, ты согласен со всеми моими аргументами в твой адрес!

-Да. Все выходит так, что нам лучше не встречаться.

Катя заметила с ироничной усмешкой:

-Да ладно! Чушь собачья!

В отличие от Кирилла, Катя не умела манипулировать людьми, когда речь шла о личных отношениях. По части личной жизни опыта у Кати почти не было, а потому, в отличие от Кирилла, она не была ни проституткой, ни кокеткой. Вместо того, чтобы казаться недоступной и не показывать своих чувств к человеку, Катя говорила о них. А это была гарантия того, что ее будут презирать или, в лучшем случае, насмехаться над ней.

-Ну ладно, - смеялась она. – Ты решил, что нам надо расстаться, так? Не ну ты мне сам можешь хоть что-нибудь сказать, Вадим?!

-Я уже сказал тебе все, что хотел сказать.

Катя раздраженно крикнула в трубку:

-Что ты мне сказал?! Ты мне ничего не сказал! Ты мне четко ничего не сказал. Мне нужны…

-Нам надо быть подальше друг от друга, - перебил Вадим.

-Подальше друг от друга?

-Нам надо отдохнуть друг от друга.

-Что значит отдохнуть? А потом опять встречаться? – не унималась Катя.

-Я не думаю, что потом мы с тобой продолжим встречаться.

-Значит, тебе уже сейчас не хочется.

-Ты не за меня говори, ты за себя говори.

-А я за себя могу тебе все рассказать, если хочешь, - заметила она. – Без проблем расскажу.

-Что ты у меня спрашиваешь?

-Ну а как же! Ведь ты решаешь, быть нашим отношениям или не быть.

-Это не я решаю, - сказал он.

-Да?! Ну а кто, я? Я очень четко решила, что отношения будут продолжаться. Если тебя это не устраивает, тогда скажи мне, что нам надо расстаться, и что больше ты не хочешь меня ни видеть, ни слышать, и вопрос будет закрыт. Я тебе в сотый раз это повторяю.

Молчание. Молчание.

-Кстати, если бы я тебе не звонила, ты сам ни разу не приехал бы ко мне. Согласись, ведь так.

После паузы:

-Или бы приехал? Ведь я тебе рассказывала, как хочу тебя увидеть. А ты мне ни разу никогда не звонил, не говорил, что вот, Катя, давай встретимся.

-Может, я занят был.

-Это значит, не надо девушке позвонить, да? Это значит, не надо девушке позвонить и сказать, что хочешь её увидеть?

-Я не сентиментальный человек.

-Вот так вот. Я тоже совсем не сентиментальный человек. Если я много треплюсь, это ещё не значит, что я говорю что-нибудь.

Молчание.

-Да, я хотела тебя видеть, и я тебя видела. Хотя эти отношения, от них же я сама и страдала в конечном итоге. Весь вопрос в том, хотела видеть для чего? И почему?

-Для чего же?

-Для чего – для того, чтобы просто провести время с человеком, потрепаться. Почему? Потому что ты меня заинтересовал. Ты мне понравился. Я тебе уже объясняла, что в начале любых отношений всегда так. Человек тебя заинтересовывает, ты начинаешь с ним видеться.

Молчание.

-А почему я не хотела, чтобы ты героин употреблял, потому что у меня такая точка зрения. Я считаю, что если человек такими вещами занимается, значит, ему надо по возможности помочь. Вот и все. А всякие разговоры о чем бы то ни было… Понимаешь, к наркотикам можно относиться по-разному. Можно на наркомана ругаться, злиться, можно его жалеть, можно его любить, можно ненавидеть. Но любые слова – это полная чушь. Значение имеют только действия. Либо ты ему как-то поможешь, либо нет. Вот и все. Мое мнение на этот вопрос такое. Кириллу я тоже предлагала свою помощь в любой, в какой угодно форме. Но он со своим характером просто отказался. Он сказал: "мне жалость не нужна. Я лучше умру, но не позволю себя жалеть, и не позволю мне помочь". Хотя сам прекрасно знает, что один он не справится. И, конечно, он не правильно поступил. Хотя это тоже дело принципа. Вот и все.

Молчание.

-В конце этого месяца я сама пришла в ужас от наших отношений. Потому что жизнь стала какой-то вообще никакой. Есть разные отношения. В одном случае изредка встречаешься с мужчиной. Он тебе звонит, говорит: "Я хочу тебя увидеть. Поехали туда-то, туда-то". И все. Ты красиво одеваешься, сногсшибательно выглядишь, и едешь к нему. И вы превосходно проводите время. Потом он отвозит тебя домой. Утром, или ещё когда-то. Все, конечно, очень хорошо, пьянки, гулянки, бешеный восторг, встречи, потом приходишь домой, рухнешь, проспишься и живешь дальше. А когда просто живешь с мужчиной, это совсем другие отношения. Там ни эмоций, вообще ни черта нет, есть что-то другое. То, что эмоций нет, это ещё не значит, что ничего нет. Что-то есть, но что-то другое.

-Что?

-Когда люди вместе живут, их же никто не заставляет вместе жить. Все время в одной комнате. Это глупо. Так никто не делает, хотя бы потому, что люди работают

Молчание.

-Ты считаешь меня конфликтным человеком? – спросила Катя.

-Да.

-Да? А почему?

-Потому что. Я раньше с другими людьми общался. Ты не такой человек, как они.

-А какой?

-Ты часто меня злишь, - сказал Вадим.

-Значит, ты испытываешь по отношению ко мне какие-то эмоции, - Катя продолжала настаивать. - Причем не только негативные, но и позитивные.

-Ты выводишь меня из равновесия.

-А ты хочешь жить с кем-то, кто тебя вообще никак не будет выводить из равновесия?

-А с чего ты взяла, что я хочу с кем-то жить? – ответил Вадим вопросом на вопрос.

-Но по любому же ты будешь с кем-то спать.

-Это уже будет другой вариант, - сказал он.

-Конечно, другой, но ведь и мы с тобой вместе не жили.

-Жили.

-Ну, чуть-чуть жили. Несколько месяцев. Так мы же, кстати, и не ругались. Хотя у тебя было не очень легкое состояние после перца, тем не менее, конфликтов-то не было. Даже при таком раскладе.

Молчание.

-Просто ты на меня очень эмоционально реагируешь. А реагируешь очень эмоционально ты на меня потому, что испытываешь ко мне некоторые чувства.

-Ну и что теперь? – безразлично спросил Вадим.

-Как это "ну и что теперь"? Я тебе просто факт говорю.

Молчание.

-Вот, котенок. Ты ведь знаешь, что тебе со мной очень хорошо было. И мне с тобой очень хорошо было. А ведь когда ты со мной, у тебя негатива нет. Он начинается, когда мы расстаемся. Ведь так?

-На что ты намекаешь?

-Я ни на что не намекаю, - Катя продолжала гнуть свою линию. – Я просто говорю, что, когда ты уходишь, у меня тоже появляются всякие иррациональные мысли, я начинаю беситься. Решаю расстаться. Если ты до этого только сейчас додумался, то я это поняла ещё намного раньше, в самом начале. И сходила с ума. Надо расстаться, но, с другой стороны, почему бы и не повстречаться ещё чуть-чуть.

-Чуть-чуть?

-Да.

-Я не готов.

-Как не готов? Ты не готов меня поцеловать?

-Не готов.

-Да ладно, гонишь ты все. Готов. И даже очень хочешь. Согласись, ты сейчас не очень весело разговариваешь?

-Соглашусь.

-И не очень вежливо. А я с тобой нормально общаюсь. Видишь, какое у нас с тобой идеальное взаимопонимание. Те меня даже разозлить не можешь вообще никак. А я продолжаю тебя любить, продолжаю тебе рассказывать, как нам вместе хорошо.

-Это все гон, - уныло заметил Вадим.

-Что значит гон?! Если бы я тебе этого не хотела говорить, я бы тоже могла ругаться с тобой, например. Я же нормально с тобой говорю. А ты зачем меня разозлить стараешься?

-Чтобы поругаться.

-Так кто тебя держит?! Ругайся!

-Я так не могу. Мне надо завестись.

-Ну так заводись, - заявила Катя. – Что, слабо на меня наорать? Скажи, какая я дрянь, расскажи, сколько я тебе негатива доставила, расскажи, как ты на меня злился. Расскажи, как я тебя чуть ли не выгоняла. Ты обижался, уходил. Ну?! Как тебе было обидно. Как я общалась с другими мужчинами, пока ты уезжал куда-то. Ну, что, тебя это не злит? Ну, во-первых, у меня с другими ничего не было, когда я с тобой встречалась и встречаюсь. Вот. Во-вторых, я тебя никогда не выгоняла. А, в-третьих, я тебя всегда любила. Я думаю, ты же не будешь отрицать, что я тебе нравлюсь.

-Не буду отрицать.

-Вот, и ты мне очень нравишься.

-Но это же маловажный фактор.

Катя смеется.

-Ха! "Маловажный фактор"! Ну ты даешь!

-А негатив – это "многоважный" фактор.

-Да какой негатив? Ты мне хоть один пример негатива в наших отношениях привести можешь?

-Не могу.

-А потому что не никакого негатива.

-Да ладно!

-Ну конечно нет, - продолжала Катя. – Какой негатив? Никакого негатива! Все тип-топ! "Маловажный фактор"! Ну ничего себе! Весь позитив – это "маловажный фактор"! А то, что мы занимались сексом – это тоже "маловажный фактор"! То, что ты мне вещи какое-то хорошие говорил, - это тоже "маловажный фактор"!

-Это сегодня.

-Да, а завтра ты проснешься и вспомнишь, как хорошо тебе со мной было! И ещё захочешь.

-Нет, я не буду этого делать.

-А оно само придет, - настаивала Катя.

-Я буду это гнать...

-Да ты никуда от этого не денешься!

-…палкой.

-Тебя будет преследовать это. Постоянно.

-Я справлюсь.

-Героин, да?

-Да.

-А зачем я тебя тогда водкой поила?

-А черт знает. Не знаю.

-Героин. Я не хочу, чтобы ты употреблял наркотики...

-А я хочу.

-Тем более из-за меня, - воскликнула Катя. – Не надо! Не надо наши отношения делать поводом для того, чтобы вмазываться перцем. Понимаешь?

-А я хочу.

-Я себя после этого как должна чувствовать?

-Как обычно.

-Нет. Я не могу. Потому что слова – это одно, а действия – это другое. Ты сказал "иди к черту, больше не встретимся" - это ничего. А если ты сейчас начнешь перцем вмазываться, то это будет очень плохо. Вадим!

-Что?

-Прекрати! Перцем он будет вмазываться! Ну, как так можно! Не надо! Я никогда не смирюсь с тем, что ты наркоту употребляешь.

-А я так хочу.

-И до каких пор ты будешь перец употреблять?

-Пока он есть на свете.

-Зачем? Почему? Ну, хорошо, а мы можем быть вместе, даже если ты будешь употреблять героин?

-Мы не будем вместе.

-А почему?

-Потому что мы разные люди.

-Не надо употреблять перец, ладно? Сосем не надо. Ну, сколько можно?

-Столько, сколько нужно.

-Вадим!

-Что?

-Ты умный, хороший молодой человек. Зачем ты эту дрянь делаешь? Я никогда не смогу к этому нормально относиться.

-Почему?

-Потому что ты будешь употреблять наркотики.

-Я не буду этого делать.

-Да? А ты мне покажи того человека, который заставит тебя не употреблять. Когда ты перцем вмазывался недавно, был же у тебя друг рядом, он же тебя не остановил! И ты же не один раз там укололся, а ты на системе сидел. Ты можешь мне сказать: "иди, кури план". А я не могу тебе сказать: "Вадим, иди, колись героином".

Молчание.

-Слова – это ерунда, - продолжала Катя. – Можно сделать так, что человек колоться не будет. Я не хочу, чтобы ты наркоту употреблял.

-Мне больше ничего не остается.

-Как это тебе больше ничего не остается, Вадим?

-У меня очень много перца дома.

-Откуда у тебя столько перца? Те же говорил, у тебя уже немного оставалось.

Молчание

-Вадим, не надо вмазываться перцем, хорошо?

-Хорошо.

-Врешь?

-Нет.

-Ты врешь, - сказала Катя. – Будешь ты вмазываться перцем. Вот когда мы с тобой встречались, ты же не вмазывался. И это самое главное. И тебе не очень хотелось. Тебе не хотелось, потому что тебе со мной было хорошо. Если ты ко мне приедешь, тебе опять не захочется перца. Тебе со мной будет хорошо.

-Нет.

-Почему? Ты можешь сказать, почему? Потому что я тебе надоела, потому что ты меня не любишь, потому что я такая плохая… Почему? Назови причину.

-Потому что я плохой.

-Ты очень хороший человек.

Молчание.

-Я тебе говорю как человек человеку: ты очень хороший. И можешь мне поверить.

Молчание.

-Как ты себя чувствуешь, Вадим?

-Пить хочу.

-Ну, выпей чего-нибудь.

Молчание.

-Ты не много принял?

-Понюхал нормально.

-А завтра будешь употреблять?

-Не знаю.

-Будешь. А почему ты колоться не стал?

-Не захотел.

Молчание.

-Котик, чего я могу тебе хорошего сделать, а?

-Не мешать мне употреблять.

-Тебе хорошо от этого не будет.

Молчание.

-Котик, я так и не поняла, почему ты решил со мной расстаться.

-Мне все стало понятно.

-А что тебе стало понятно?

Молчание.

-А тебе нравилось заниматься со мной сексом?

-Нравилось.

-Да ладно, быть не может. А общаться тебе со мной нравилось?

-Нравилось.

-Так что тебя тогда не устраивает в наших отношениях, я не пойму?! Заниматься сексом нравится, жить нравится, общаться нравится…

-Претензии у меня к тебе есть.

-Претензии есть…, - повторила Катя. – Претензии есть… Ну, в принципе, только одна-две основных претензий.

Молчание.

-Претензии у него есть… Вместо того, чтобы сделать так, чтобы эти претензии исчезли, ты решил расстаться. Спасовал? Спасовал без борьбы даже, да? Тогда ты ни черта не воин. И тем более не командир. Командир – это тот, который сам все может.

-Командир ничего не должен уметь. Он должен командовать.

-Это у тебя неправильное мнение, котик. Значит, ты меня бросаешь, да? Заявляешь, что "Катя, иди к черту. Я не хочу больше тебя видеть". Значит, ты во мне разочаровался?

-Нет. Ты мне очень нравишься.

-Ха, ты "вмазался" героином для того, чтобы со мной расстаться, а сейчас начинаешь мне рассказывать, какая я прикольная девчонка. Котик, я тебя так люблю… Такой ты хороший.

-И это ты мне говоришь после всего, что я тебе сказал?! – воскликнул Вадим.

-Да мало ли, что ты мне сказал? Слова – это чушь. Значение имеют только действия. Например, ты при мне не куришь. Я много знала людей, но среди них не помню ни одного, кто бы выходил из-за меня курить в другую комнату. Не каждый может просто общаться с девушкой. Помнишь, мы с тобой очень много общались сначала. А с другими – пару раз поговорили, пару раз пожрали – и все, давай трахаться. А разговоры служат обычно только поводом для постели. Ты думаешь, много людей, которые могут просто пообщаться? Нет. Просто общаться ради общения – этого никто не делал. Кирилл не считается, Кирилл – подружка. Кирилл импотент. Да и то приставал. Поступки человека его характеризуют. Один поможет, а другой скажет – "мне лень". Ты меня медом кормил. Когда я болела, хоть бы одна тварь знакомая пришла, яблочко принесла. Нет! Хотя могли бы. Ты мне компьютер настраивал, хотя я не просила тебя этого делать. Это тоже ведь не кайф компьютер настраивать. А то, что человек говорит: "я буду, я не буду, я думаю так, я чувствую так" - это все чушь полная. Только поступки человека его характеризуют. Даже с едой, помнишь? Мы гуляли. Я тебе говорю: "я есть не хочу". А ты говоришь: "я без тебя есть не буду. Поэтому давай поешь, по любому. Или вместе, или никак". Я говорю: "давай покушаем". Вот сколько раз Кирилл при мне ел. Ты что думаешь, он мне предлагал? Нет. Мол, мы с ним не спим, поэтому он мне не должен ничего предлагать пожрать.

Молчание.

-Я, что бы я тебе ни говорила, тебе никогда ничего плохого не делала, а только хорошее старалась делать. Если тебе надо было водку, я тебе покупала водку, чтобы ты пил её и не вмазывался гадостью всякой. Ты человек очень хороший. Ты думаешь, таких много? Нет.

Молчание.

-Ты посуду мыл, что тоже мало кто делает, как правило.

-Ты собираешься перечислять все, что я делал? – спросил Вадим.

-Не все, но некоторые вещи. А что не так, что ли? Это было, это факт. Ты никак не отвертишься.

Молчание.

-Ты нормально себя чувствуешь?

-Да.

-Это самое главное.

Молчание.

-Я тебя очень люблю, котик.

Молчание.

-Слова "я тебя люблю" - это тоже чушь, по большому счету. Дело-то не в этом. Дело в том, что я тебе всегда во всем помогу, всегда поддержу, никогда не скажу тебе, если ты сделаешь что-то плохое, "Вадим, ты такой плохой". Если ты убьешь кого-то, я всегда буду на твоей стороне, а не на чьей-то ещё. Самое главное – это человек. Каждый человек – хороший по определению. Он ценен, и он заслуживает бережного отношения, уважения. Человек – это самое главное, что есть.

Молчание.

-Поэтому я не могу лояльно относиться к тому, что человек себе делает плохо, - продолжала Катя. – Другим делай плохо, а себе – не надо. Самое страшное – это когда человек начинает бороться против себя, вредить себе. В принципе, человек всегда с собой борется. Всегда надо человеку помочь, чтобы он этого не делал.

-Не надо мне помогать, - сказал Вадим.

-Дело не в тебе. Я сейчас вообще не о тебе говорю. Дело в каждом человеке.

Молчание.

-Ты в Бога веришь? – спросила Катя.

-Да.

-А в религию нашу православную?

-Да.

-Так вот, если положить на одну чашу весов Библию, всю мораль религии, все законы, заповеди, а на другую чашу поставить водку, которая даст человеку хотя бы один день без наркотиков, то эта бутылка водки будет весить намного больше, чем вся религия со всеми заповедями человеческими.

-Нет.

-Да, - настаивала Катя. – Потому что трепаться можно сколько угодно – от этого ничего не меняется. Ты можешь поговорить с человеком, вдохновить его. Даже если он решится начать жить заново, его настрой очень быстро пройдет. Человек один с этим настроем далеко не уедет. Он не справится. Не во всякой ситуации, но, как правило, не справится.

Молчание.

-Что, любимый, спокойной ночи?

-Спокойной ночи.

-Целую. Постарайся заснуть, хорошо? Ну, давай, солнышко, счастливо!

Катя повесила трубку в полной уверенности в том, что, когда Вадим придет в себя после дозы, он захочет возобновить их отношения. Катя не хотела заканчивать связь с Вадимом. Ей казалось, что эти отношения могут перерасти в нечто большее, если ей удастся ему помочь.

-Странная девушка, - сказал Вадим отцу, повесив трубку. Отец слушал их разговор на параллельном телефоне.

И быстро добавил:

-А про героин она гнала.

-Это всего лишь неопытная девушка, - сказал старик, рассматривая на свет красное вино в бокале. – В теории она умна, как взрослая женщина, а в практике глупа, как маленький ребенок.

-Уж не жалеешь ли ты ее? – с подозрением спросил Вадим.

-Она заслуживает уважения и презрения, но не жалости, - ответил отец.

-Мне еще надо будет ее видеть?

-А ты хочешь? – отец с любопытством посмотрел на Вадима.

-Для секса у меня есть Ира, а эта дура только настроение портит. Она так безукоризненно выполняла все мои прихоти и так наивно верила всему, что я ей говорил, что мне даже противно.

-Не стоит ее больше видеть, - сказал старик. – Ты сделал свое дело.

-Ты доволен мной? – Вадим самодовольно посмотрел на отца, ожидая комплимента.

Но старик молчал. Через какое-то время он спросил:

-А ты доволен тем, что ты сделал?

-А что я сделал? – пожал плечами Вадим.

-Разве ничего?

-Так, поимел еще одну подружку Кирилла, - усмехнувшись, ответил Вадим.

-Да. Я же говорил тебе, что это будет просто.

-Это оказалось слишком просто. Настолько просто, что даже противно и неинтересно. Неужели ты думаешь, что Кирилл будет ревновать к этой дуре? Она же сама себя кладет под каждого, чуть ли не насильно. Вешается на шею, как последняя потаскуха.

Отец ничего не сказал, но посмотрел на Вадима с такой испепеляющей ненавистью, что тот задрожал от страха.

-Я пошутил, - пролепетал Вадим в замешательстве, а про себя подумал: "ну вот, из-за этой суки еще и перед стариком оправдываться!".

Старик молчал. Тогда Вадим не выдержал и продолжил оправдания:

-Ты же сам сказал мне затащить ее в постель. Это ты приказал! Я даже не знал ее.

-Иди, ты выполнил свою работу, - сказал старик тоном, не терпящим возражений.

Вадим в смятении покинул кабинет отца.

Отец сел в свое огромное черное кресло, похожее на трон. Кресло символизировало его власть в этом доме и не только в нем. В течение следующего часа отец, словно празднуя что-то, выпил бутылку отменного коньяка, хотя давно уже вел жизнь трезвенника, ограничивая себя во многом с упорством аскета. Но сейчас случай был особый. Алкоголь разгорячил его кровь и разум. Наедине с собой отец предался размышлениям, пока окончательно не оказался в их власти: "Интересно, будь я на месте этого Кирилла… или, впрочем, даже и на своем собственном месте, вот прямо сейчас, мог бы я полюбить ее? Конечно, мой опыт не позволяет мне слепо упасть к ногам девчонки. Но я очарован, я возбужден так, как еще никогда за последнее десятилетие. Что же это? Ее красота? Нет, есть женщины гораздо более красивые. Ее ум? Она умна, но ведет себя как последняя дура. Так что же меня возбуждает и заставляет содрогаться от восторга? Я, кажется, догадываюсь: это поэзия смерти, нарисовавшая на светлом полотне жизни свой изящный узор. Люди восторгаются произведениями искусства, спорят о достоинствах картин, обсуждают мастерство театральной игры, звучание музыкальных произведений… Но это все мишура, детская забава по сравнению с непередаваемой поэзией смерти! Ничто не сравнится с тем, как юное существо, полное самых искренних намерений, с вдохновенными глазами, с колотящимся от восторга сердцем, замирающей от радости душой стремительно бежит по направлению к бездне. Это существо заблуждается так искренне и так грандиозно, что невозможно оторвать взгляда от его в равной мере блистательных и смертельных ошибок. Что может быть прекраснее? Пожалуй, ничего! Вот это истинная трагедия, исполненная оркестром чувств и мыслей. Что может быть совершеннее! Я в восторге. Даже я преклоняюсь перед невыразимой красотой смерти, которой наполнена каждая капля этого милого, невинного, искреннего заблуждения! И как очаровательно она отказалась от помощи, как неповторимо слушала о пути спасения и не слышала, как искренне положила на алтарь своих фантазий всю себя. А если бы она написала мне те же слова, что она написала Кириллу, что бы я сделал? Валялся бы у ее ног? Молил бы принять мою любовь? Убил бы ее? Извел бы своим поведением? Что сделал бы я? Какой поистине трудный выбор! Хм, а ведь кого я обманываю! Да, я любил бы ее. Возможно, поэтому я с ней говорил и поэтому убиваю сейчас. Я убиваю ее по той же причине, по которой ее убивает очарованный ею Кирилл и оскорбленный ею Вадим: на нее нельзя не реагировать, она задевает, она будит зверя и она же дает понять, что нет того зверя или человека, который мог бы ее укротить. Ее убивают, и она это знает. Она сознательно идет на смерть и знает, что умрет, и все же предпочитает расстаться с жизнью, чем добровольно отдать ее. Она даже не позволяет другому ее убить, и убивает себя сама. Боже мой, какая женщина! Царица смерти! В ней воплощена вся красота и поэзия смерти! Какое дьявольское очарование! Она говорила, что в своем сне любила меня. Могла бы она меня полюбить? Возможно! Но что же я? Почему я здесь? Я должен мчаться к ней, быть у ее ног, взять ее, победить ее… Черт, что я говорю. Это же невозможно. Катя уже мертва. Сумасшедшая! Да как она посмела так нагло бросить в морде смерти свою красоту, молодость, страсть, таланты, ум, всю себя. Но что это я? Восхищаюсь ей?! Я просто пьян. А она – всего лишь глупая девчонка, которая решила поиграть с судьбой. Или… нет, она ведь все знала. Она все знала, и в этом весь ужас, вся соль этой драмы. Кажущаяся искренность ее заблуждения все-таки была прикрыта ее знанием. Как она могла! Катя, что ты наделала? Все, хватит, ты пьян, спать немедленно! Ты уже сделал все, что мог". Старик резко встал из-за стола, и, несколько не твердой поступью направился в свою спальню, где его уже ждала жена.

ЧАСТЬ IV

1

Вадим не пришел ни на следующий день, ни неделю спустя. Катя звонила ему сутками, но телефон был отключен.

Через месяц Катя встретила в общежитии Кирилла, который приехал вместе с Лидой забрать кое-какие свои вещи.

-Мы потом поедем в книжный магазин, - сказал Кирилл. – Если хочешь, можешь поехать с нами.

-С удовольствием, - ответила Катя.

В вагоне электропоезда было два сидячих места и напротив них – ещё одно. Лида села отдельно, а Кирилл с Катериной – вместе. Однако Катя пересела к Лиде и, в то время как Кирилл читал какую-то книгу, завела с ней беседу.

- Ты долго встречалась с Вадимом?

- Неделю. Сначала я ушла к нему от Кирилла. Но когда мне было плохо, и я звонила Вадиму, прося его приехать, он отвечал, что и он играет дома в компьютер.

- Мне он говорил то же самое, - поделилась воспоминанием Катя.

- И как-то вечером позвонил Кирилл и пригласил меня в театр. Я согласилась.

-Хм, то есть ты тогда была с…

-Да, с Вадимом.

-Почему?

Лида пожала плечами.

-А почему бы и нет? – ответила она.

Один вопрос интересовал Катерину больше всего – есть ли у Лиды ВИЧ. Если да, то вряд ли она, Катя, когда-либо согласится жить с Кириллом, а если нет – возможно, они когда-нибудь ещё будут счастливы.

- Когда я жила с Вадимом, - начала Катя, - он говорил мне, что у тебя ВИЧ.

- Я не скрываю того, что я ВИЧевая, и считаю нужным предупреждать об этом тех, с кем я общаюсь, - спокойно сказала Лида.

"Значит, мы никогда не будем вместе" – подумала Катерина.

- Вы с Вадимом предохранялись? – спросила она, поскольку ВИЧ-статус ее бывшего любовника ее также интересовал.

Вместо того, чтобы прямо ответить на вопрос, Лида сказала:

- У Иры, с которой жил Вадим, тоже ВИЧ. Я сидела с ней на зоне, там все знали, что у нее ВИЧ.

У Катерины внутри все сжалось, она вдруг почувствовала кровь в своем теле, которая будто бы превратилась в миллиарды мурашек, бегущих по жилам. Мозг обожгла мысль: "я заразилась". Сначала она молчала, переживая первый шок. Через некоторое время она произнесла:

- Он говорил мне, что она здорова.

- Если хочешь, я съезжу с тобой сдать анализы, - сказала Лида, которая все поняла.

- Да, пожалуйста, - ответила Катя, благодарная ей за поддержку.

Когда они вышли из вагона метро и поднялись на эскалаторе в подземный переход, Катя остановила Кирилла:

- Лида сейчас сказала мне, что у бывшей девушки Вадима ВИЧ, - спокойно сказала Катя. – Мы с ним очень много занимались сексом без презерватива и вообще без предохранения. Скорее всего, я заразилась.

- Черт, - Кирилл был очень серьезен. – Во-первых, не впадай в панику, ещё ничего не известно. Мы не знаем наверняка, была ли она больна.

Лида заявила:

- Она больна, об этом всем было известно.

-Но Вадим говорил, что они вместе сдавали анализы, и что все было в порядке, - сказала Катя.

-Это ложь, - ответила Лида. – Ира была моей подругой и все мне рассказывала. Вместе они точно никуда не ходили. Поэтому, скорее всего, он инфицирован.

Кирилл возразил:

- Все равно мы не знаем, заразился Вадим или нет.

- Он говорил мне, что они не предохранялись. А жил он с ней долго, полгода. Он наверняка подцепил ВИЧ, - сказала Катя. А еще я старалась, чтобы он слез с системы. Он говорил, что употребляет кокаин, и я отпаивала его водкой.

Лида отрицательно покачала головой.

-Он не сидит на системе и не употребляет кокаин. Он вообще его не употребляет. Ни кокаин, ни что-либо еще. Это я точно знаю. Так, курит, пьет иногда. С наркотой он завязал. Он и в этом тебя обманул.

- Не будем стоять в переходе, пошли, - Кирилл повел своих девушек из метро. Теперь Катя шла рядом с ним и слушала его.

- С этим живут, - сказал он.

- Но не с моим здоровьем, - возразила она.

- Да, - согласился Кирилл. – Но, главное, не отказывайся от того, что ты сейчас делаешь. Учись, работай, живи. Не подпускай к себе мысли вроде "зачем все это надо", "жизнь закончилась" и так далее. Помни, что ты не первая. В такой ситуации, как ты, находятся миллионы людей во всем мире.

- Но мне-то от этого не легче! – мрачно возразила Катя.

Когда они вышли из подземелья на улицу и направились к магазину, Лида предложила:

- Если хочешь, поедем к нам. Переночуешь у нас, а завтра утром поедете с Кириллом в Университет.

Катя с благодарностью согласилась:

- Да, если можно. Мне бы больше всего не хотелось оставаться сейчас одной. Я не знаю, что делать.

Кирилл обнял её одной рукой и сказал:

- Ты всегда можешь на нас рассчитывать. Если тебе будет плохо, звони в любое время. Когда ты находишься в такой ситуации, важно как можно больше общаться. Мы всегда готовы тебя выслушать.

- Спасибо, я вам очень благодарна, - сказала Катя.

"Они – мои друзья, - подумала она. – Когда я оказалась заражена, они не оставляют меня, они рядом. С ними мне будет не так трудно". Она даже испытала нечто похожее на радость. Ей было очень приятно осознавать, что Кирилл находится рядом с ней, тем более в такой трудный момент. "Вот мы и снова вместе!" - подумала она почти весело. Правда, Кирилл был с Лидой, но Катя почти любила ее, потому что она была дорога Кириллу. Конечно, она ревновала, но сейчас эта была тихая, робкая ревность.

Девушки зашли вместе с Кириллом в аптеку, где он купил сироп от кашля – "Тусин". На улице Кирилл выпил всю баночку. "Тусин" содержал DXM, или декстрометорфан – вещество для подавления кашля, которое является частью сиропов от кашля и противокашлевых лекарств. DXM, наряду с кетамином, буфотенином и другими веществами, относился к так называемым диссоциативам. Эти препараты вызывают "отделение" (диссоциацию) сознания от физического тела и временно нарушают целостность восприятия, "распыляя" его. Кирилл принял диссоциатив потому, что ему были невыносимы мысли о том, что Катя, возможно, больна.

Когда они пришли в книжный магазин, Катя молча ходила по пятам за своими спутниками, которые смотрели книги. Она сдерживала слезы. Отчаяние переполняло её. Мир обычных людей вдруг оказался очень далеко от неё. Катерина как будто бы, как и прежде, оставалась в нем, но в то же время все эти люди жили нормальной, здоровой жизнью, а она была заражена. Она стала изгоем, обреченным, больным человеком. Она слишком хорошо знала, что такое быть больной, не такой как все. Была ли она больна? Наверняка. Катя была достаточно разумна, чтобы не тешить себя надеждами. Риск заражения был очевиден.

Когда молодые люди шли от метро к дому Лиды, Катя не выдержала и сказала, обращаясь к Кириллу:

-Знаешь, есть место, где живут они.

-Кто – они? – спросил он, взглянув на нее.

-Они, - повторила она. – Там, в этом месте, словно бы между небом и землей узкий коридор неумолимо уходит в неизвестность.

-Хм, коридор? – переспросил он и снова внимательно посмотрел на нее. Но девушка даже не заметила его взгляда.

- Там, - продолжала она, - с недосягаемых потолков льется резкий свет, ослепляющий днем и ночью. Искусственный свет сползает по обнаженным стенам и жирными бликами ложится на скользкий клеенчатый пол. По коридору, освещаемые неестественным светом, движутся люди и они. И те, и другие скрываются в дырах, которыми испещрены обе стены коридора. Эти проходы ведут в нерадостные кельи, предназначенные для людей. Они распределяют людей по кельям, по несколько человек в каждой.

-Кто – они? – снова спросил Кирилл, но по виду Кати понял, что она не слушает его.

-В этом месте всё зависит от них. Бесстрастные и недосягаемые, они повелевают судьбами людей, заключенных здесь. Они – это призраки.

-Призраки? – переспросил Кирилл. И поинтересовался с любопытством пьяного ученого: - Что за призраки?

Катя снова проигнорировала его вопрос и продолжала:

-В течение своего пребывания в обители призраков люди то страдают, то испытывают временное облегчение. Здесь можно видеть людей, провалившихся в беспокойный, тяжелый, но всё же сон. На изможденных лицах спящих читается лишь одно желание. Это страстное желание – единственное, ради выполнения которого люди отдали бы всё. Позы их скорченных тел будто бы умоляют об одном, каждый их стон и конвульсивное подергивание во сне просят о том же. Спящие люди больше всего боятся того, что их разбудит призрак. Приход призрака – вот что определяет здесь всё.

Кирилл начал понимать, о чем она говорит. Но одно дело – догадаться, а совсем другое – услышать подтверждение своей догадки от самого человека.

-Когда люди просыпаются сами, их мучения продолжаются в ожидании призрака, - продолжала Катя. - Каждую минуту Он, единственный здесь Бог, может войти в келью и обречь на очередные страдания какого-нибудь человека. Это томительное ожидание призрака бросает человека в холодный пот, внушает ему мысли о спасительном самоубийстве, рисует в его воображении сцены пыток и ещё более ужасные воспоминания, оставшиеся после встречи с призраком. Изредка такие люди выходят из келий и скитаются по длинному, жуткому коридору, по которому то и дело проходят призраки с жертвами для пыток. Человек, бредущий по коридору, с затаенной в сердце надеждой смотрит по сторонам, вверх и даже вниз, чтобы вдруг увидеть спасительный выход. Но из этого места выхода нет, и человек знает это. Отчаявшемуся человеку вдруг может показаться, что это страшное место – не более чем его собственное "Я", создавшее призраков и картины истязания людей. Человек думает о том, что стоит тряхнуть головой – и всё исчезнет. Растает, как кошмарный сон или забытье. Или же человеку кажется, что он может выйти отсюда и призраки не в состоянии удержать его. Но потом человек вдруг осознает, что существует лишь одна реальность – призраки. Они не плод фантазии и от них нельзя уйти.

-Катюш, прекрати, - мягко сказал он голосом, которым разговаривают или с детьми, или с пьяными, или с невменяемыми, то есть с теми, кто не все понимает или осознает. В общем, как и всегда, его голос идеально подходил к случаю. – Хватит нагнетать. Посмотри лучше, какая ночь, какие звезды. Все будет отлично!

Она слышала его слова, но не обратила на них внимания и продолжала:

-Рано или поздно период отдыха заканчивается, и в келью за человеком приходит призрак. Жуткий коридор, потом холодные лестницы, лифты – всё утопает в тумане человеческого сознания, одурманенного страхом. Наконец, призрак приводит свою жертву в огромное помещение, размеры которого едва угадываются. С высоких потолков низвергается нескончаемая лавина ослепляющего света. Этот неестественно белый, жутко холодный свет походит на затянувшуюся вспышку. Человек даже не видит границы помещения, в которое его привел призрак. Быть может, их нет вовсе, а есть лишь бесконечная субстанция белого света. Помещение наполнено столами и креслами, к котором призраки проковывают свои жертвы. Человек видит огромное количество предметов, предназначенных для изощренных истязаний психики и плоти людей.

-Катя, хватит. Не надо говорить о том, что неактуально в данный момент, - сказал Кирилл. Но она продолжала:

-Орудия пыток помещаются на специальных столиках, расположенных рядом со столами и креслами для пыток. Тут сделанные из светлого, холодного металла острые лезвия, с помощью которых призраки режут плоть людей, как хлеб, и ковыряются в их органах, достают эти органы, после чего или выкидывают их, или помещают обратно. Тут также есть щипцы, острая пасть которых с легкостью прокусывает человеческое тело и намертво в него впивается. Бессчетное количество игл предназначено для самых разнообразных целей. Иглы вводят под кожу людей, так, что игла сильно просвечивает через тонкий слой кожи. Иглы также вводят в мышцы, в мягкие ткани, в уши, в глаза. Иногда иглы используются для введения жидкостей. В зависимости от того, какую жидкость ввели человеку, он или впадает в смертоподобную кому, или же начинает дергаться и кричать от боли, апогеем чего является смерть из-за разрыва сердца, не выдержавшего подобный эксперимент. С помощью игл в человеческое тело вводятся не только жидкости, но и нити.

-Катя, мы почти пришли, - сказал Кирилл, впрочем, не веря, что она прекратит. Он тоже знал это место с призраками и не хотел думать о нем. Катя продолжала:

-Человек, находясь с призраками в помещении для пыток, кричит, плачет, умоляет призраков не причинять ему боли. Но призраки слишком холодны и чужды человеческим страданиям, чтобы сжалиться и прекратить мучения. Они не помилуют и они не остановятся. Спокойно и уверенно они режут людей, протыкают насквозь, вводят разрывающие мозг вещества. Здесь, под ослепляющим белым светом, самые искренние мольбы людей разбиваются о самые холодные души призраков. Нигде на земле, ни в одном храме ни одна клятва или обет не звучат столь искренно и не произносятся с такой мольбой и пылом, как отчаянные призывы истерзанных людей к милосердию, обращенные к призракам. В жуткую обитель призраков никто не приходит по своей воле. Кто-то возвращается оттуда, а кто-то через этот ад ступает в следующий, вечный. И нет ни на земле, ни за её пределами никого ужаснее призрака в белом.

Дрожа, Катя сказала:

-Я безумно боюсь врачей.

-Вот мы и пришли, - сказала Лида.

2

Квартира Лиды была бедная, но опрятная. Кирилл показал Кате свой кабинет. Он платил Лиде деньги за эту комнату. Катя подошла к рабочему столу и увидела на нем несколько книг по медицине и красиво разложенные диски с классической музыкой.

Катя села в кресло, Лида легла в кровать, а Кирилл сел рядом с ней. Он посмотрел на Катю и спросил:

- Что ты такая грустная?

- А я должна радоваться? – саркастически поинтересовалась она.

-С этим живут, - сказала Лида. – Я прожила с этим четыре года на зоне, и ничего.

- Вирус иммунодефицита появился в России в 80-е годы XX века, - сказал Кирилл, припоминая то, что знал сам. – В 90-х годах темпы его распространения значительно возросли благодаря различным группам риска. В эти группы входили лица, употребляющие психоактивные вещества, а также занимающиеся коммерческим сексом, гомосексуализмом и часто меняющие партнеров. Небольшое количество людей получило вирус во время хирургических вмешательств, когда им влили инфицированную кровь. В XXI веке все большее количество людей получает этот вирус не через наркотики, а посредством гетеросексуальных контактов. Сегодня вирус проник во все слои населения: его получили маргиналы, наркоманы, проститутки, студенты и сотрудники различных компаний. Некоторые из носителей инфекции ведут образ жизни, который в обществе классифицируют как "нормальный" и "порядочный". Однако один из мифов был всегда связан с тем, что это болезнь наркоманов и проституток. Но это не так: ВИЧ имеют и многие так называемые обычные люди.

-Например, как я, - мрачно усмехнулась Катя.

Закурив сигарету, Кирилл продолжал:

-Надо не бояться вируса, а знать механизм его действия.

-Но это не вылечит меня, - возразила Катя.

-Да, не вылечит, - согласился Кирилл. – Но ты проживешь долгую полноценную жизнь. Любой страх – это следствие незнания проблемы. Вот что ты знаешь о ВИЧ?

-Что-то знаю, из книг, - уныло ответила Катя. – Знаю, что это смертельно.

-Вирус иммунодефицита разрушает иммунную систему, которая должна уничтожать все попадающие в организм бактерии и вирусы, - сказал Кирилл. – Имея ослабленную иммунную систему, человеческий организм становится мишенью для различных вирусов и болезней, с которыми здоровая иммунная система обычно справляется. Когда иммунная система становится слишком ослабленной, а количество копий вируса в крови значительно возрастает, врачи называют такое состояние синдромом приобретенного иммунодефицита, или СПИДом. На этой стадии протекания болезни у человека могут развиваться различные формы рака, поражения мозга, кожи, внутренних органов и всех жизненно важных систем организма. В результате человек умирает не от вируса как такового, а от других болезней – например, пневмоцистой пневмонии – развитие которых стало возможно в организме, ослабленной вирусом.

-Кирилл, ты хочешь, чтобы я умерла от страха прямо сейчас? – холодно поинтересовалась Катя.

-Нет, - возразил ее друг. – Я хочу, чтобы прямо сейчас ты узнала о ВИЧ то, что должен знать каждый человек и перестала его бояться. С каждым годом врачи создают все более эффективные препараты для борьбы с вирусом. Поэтому сейчас можно жить долго и качественно, имея вирус в крови и контролируя темпы его размножения. Носитель вируса должен регулярно сдавать анализы, на которых определяется, в частности, количество копий вируса в крови. Когда это количество достигает некой критической величины, носителю вируса назначают антиретровирусную терапию. Это могут быть инъекции или таблетки. Терапия препятствует дальнейшему увеличению копий вируса. Зачастую терапия приводит к тому, что так называемая вирусная нагрузка не определяется. Человек должен принимать терапию все время. Иногда вирус иммунодефицита мутирует в крови, и терапия теряет свою эффективность. В этом случае необходимо сменить антиретровирусный препарат. Ежегодно в мире тратятся миллиарды долларов на научные исследования, направленные на создание вакцины и терапии, которые позволили бы избавить человечество от гнета вируса иммунодефицита человека. Главное, запомни, что современный уровень развития медицины позволяет носителям инфекции прожить долгую, полноценную жизнь.

-Я больной человек, Кирилл.

-Я давно с тобой общаюсь и почему-то не заметил, что ты чем-то болеешь.

-Я всегда была очень больной, - настаивала Катя.

-В любом случае, - продолжал Кирилл, - носителям вируса рекомендуется соблюдать здоровый образ жизни, который в равной степени необходимо соблюдать каждому человеку. Относясь с заботой к своему телу, следует употреблять только свежую и полезную пишу, отказаться от алкоголя и иных психоактивных веществ, от излишеств в еде, сексе, развлечениях. Следует регулярно заниматься каким-либо спортом или оздоровительными практиками, гулять на свежем воздухе, жить в гармонии с природой и Богом, думать только хорошее и с добром относиться к миру, воспитывать в себе сострадание и любовь к людям. Эти правила здорового существования необходимы любому живому человеку. Следуя им, человек проживает долгую, насыщенную жизнь. Соблюдая здоровый образ жизни, носители вируса должны регулярно сдавать анализы, чтобы врач контролировал биохимию их крови.

- Как оптимистично, - усмехнулась Катя. – Особенно ты ведешь очень здоровый образ жизни.

Проигнорировав ее колкое замечание, Кирилл закурил сигарету, дал сигарету Лиде и налил всем пива "Золотая бочка".

-Разве тебе можно курить? – спросила Катя у Лиды.

-Нельзя, но иногда я себе это позволяю, - ответила она. – Я хочу умереть молодой.

-Ты уже опоздала, - заметил Кирилл.

"Зачем он так с ней? – подумала Катя. – Со мной он никогда не позволял себе оскорблений в мой адрес".

-Да пошел ты… - Лида посмотрела на него с ненавистью.

Кирилл не обратил на нее никакого внимания и с пренебрежением обратился к Кате:

- Может быть, ты не заразилась. Сколько раз вообще это у вас было?

- Раза четыре в сутки. И он жил у меня несколько месяцев, - ответила Катя.

- Это много, - с оживлением произнесла Лида. – А кто обычно выступал инициатором?

- В большинстве случаев я, - сказала Катя.

- Но почему вы не предохранялись? – спросил Кирилл.

- Сначала мы занимались сексом только с презервативом, а потом отказались от него. Однажды резинки кончились, была ночь и лень было идти в аптеку. Сначала он не кончал в меня, а потом… а потом и кончал.

- Вот так это и получается, - вздохнув, произнес Кирилл.

- Что? – переспросила Катя. – Ты хочешь сказать, так люди и заражаются?

- Да. Но ещё важно, в какое время цикла происходило сношение. Перед месячными…

Катя прервала его:

- Мы занимались сексом до месячных, во время и после.

Кирилл не стал продолжать своего объяснения, в ходе которого он хотел сказать, что риск заражения наиболее велик перед критическими днями и во время них. Хотя он этого и не произнес, Катерина прекрасно поняла его – она и сама это знала.

-Ты разве не боялась забеременеть? – спросил он.

-Я думала, что не забеременею.

-Катя, так нельзя! – сказал Кирилл.

-Ты мне будешь мораль читать?

-Теперь уже поздно, - пожал плечами Кирилл.

-Ты ведь знал, что он всегда врет, да? – спросила Катя. – Вы ведь давно с ним знакомы! Почему ты мне не сказал, что он плохой человек, что он врет и что у него, возможно, ВИЧ?

-Хочешь самостоятельности – отвечай сама за свои поступки, - равнодушно сказал Кирилл. – Ты взрослый человек и все знаешь – как люди беременеют, как заражаются. К тому же, если бы я начал говорить тебе про него плохие вещи, ты бы решила, что я хочу вас поссорить. Нет ничего более мерзкого, чем третий в отношениях двух людей.

-Ты пошел на принцип, да? А теперь я больна.

-Мы еще этого не знаем, - сказал Кирилл. – Если бы я точно знал, что у него ВИЧ, то все бы себя по-другому.

-Как?

-Не знаю. Но не допустил бы, чтобы он тебя заразил.

Кирилл соврал. Он всегда был почти уверен, что Вадим инфицирован. Время шло, Лида засыпала. Кирилл и Катя пошли в магазин за пивом. Когда они вышли на улицу, Катерина остановила его и поцеловала в губы. Сейчас, когда все её мечты, планы и вообще вся жизнь были разрушены близкой смертью, для неё почти ничего не имело значения кроме её чувств к Кириллу. Его взаимный поцелуй был не менее страстен, чем её. И опять она вместе с горем испытывала какое-то болезненное счастье от осознания того, что возлюбленный рядом. Она даже готова была отдаться ему в эту ночь. Больше нечего было терять. Впереди Катю ждал ад, возможно, самоубийство, или, в противном случае, болезнь, дающая физические и душевные муки. А пока, сейчас, этой ночью, она была молода, красива и полна сил. Кирилл прервал поцелуй, отстранив ее:

-Хватит, - мягко сказал он.

Когда молодые люди вернулись в пивом, Лида уже спала. Катя и Кирилл сели на диван в его кабинете.

- Ты любишь меня?

- Да, - ответил Кирилл.

- А Лиду?

- Тоже.

- Кого ты любишь больше?

- Я не буду отвечать на этот вопрос.

Кирилл ушел от ответа, как он часто это делал.

- Я просыпалась рядом с ним и думала о тебе.

-Никогда не говори мужчине такие вещи, - сказал Кирилл. – Мне можешь говорить, но другим не надо. Мужчина должен добиваться женщину. Даже если ты очень сильно его хочешь, надо сделать так, чтобы он хотел сильнее.

Утром Катя почти ничего не помнила из того, о чем они говорили ночью. В её памяти сохранились лишь некоторые обрывки разговора, и она чувствовала, что это как раз и было самое важное из всего, сказанного ими в ту ночь.

Когда Катя, пьяная, заснула, Кирилл еще долго сидел рядом с ней, потягивая пиво, и размышлял. Он думал о том, как он докатился до того, чтобы погубить лучшую подругу. И о том, почему он не может и, главное, не хочет изменить свою жизнь, отказавшись от наркотиков и алкоголя. Одно из убеждений Кирилла, которое давно превратилось в глубокое чувство, пропитавшее каждую клеточку его существа, было преклонение перед отцом. Его отец был человеком сильным, волевым, властным. Он был для маленького Кирилла чем-то вроде Бога – загадочного и знающего ответы на все вопросы. Кирилл был уверен в том, что его отец – идеал. И чем меньше отец опускался до общения с ним, тем больше Кирилл его любил. Отец никогда его ничему не учил, а на все вопросы малыша отвечал: "спроси у мамы". Как-то Кирилл спросил: "как появляются дети?". "Спроси у мамы", - был ответ. В то же время Кирилл знал, что отец его очень любит. И мальчику казалось, что эта любовь настолько абсолютна, что не требует каких-либо действий, ее доказывающих. Здесь нечего было доказывать – в глазах отца Кирилл был неким мистическим существом, воплощением на этой земле его самого.

Отец действительно любил Кирилла – молча, угрюмо, неистово. Он не гладил его по головке, не объяснял ему истин, не учил жить и не жалел – а просто любил, зная, что всему Кирилла научит сама жизнь. Кирилл никогда не простил бы матери, если бы она оставила отца, предпочтя его другому мужчине. Но мать никогда его и не оставила – даже тогда, когда Кирилл сам просил ее об этом. Воспитывая Кирилла, его мать старалась дать ему все то, что он не получал от отца. "Ребенок – это плод любви мужчины и женщины", - ответила она тогда на его вопрос о природе происхождения человека. Она учила Кирилла любви к людям, состраданию, честности и гордости. Учила всегда оставаться верным своим чувствам, и никогда их не предавать. Учила никогда не приставать, будучи пьяным, к женщинам. Учила уважать женщин. Учила строить жизнь по созидательным принципам. Однако реальность – пьющий отец – не соответствовала этим созидательным принципам, и именно тогда возник конфликт в личности Кирилла. Между тем, его мать хотела, чтобы он вырос таким, каким не смог быть его отец. Своего мужа она любила всю жизнь – с юности и до самого последнего вздоха. Любила глубокой, самоотреченной любовью. Она приняла его таким, каким он был, и посвятила себя ему и их детям. Ее муж был сильным и сложным человеком. Всю свою жизнь он делал только то, что считал нужным. Хотел пить – пил, хотел путешествовать – покидал ее на годы ради долгих странствий, хотел употреблять наркотики – употреблял их, хотел других женщин – имел их. Мать приняла все это, зная, что никогда и никого не будет любить столь же сильно, и что никто и никогда не будет ей столь же благодарен за ее самопожертвование. Оправданием всей ее жизни стали те немногие моменты истинного счастья, которое она испытала вместе со своим мужем. Ну а жизнь, полная неопределенности, предательств, боли была расплатой за эти алмазы счастья. Мать надеялась, что вырастит из своего ребенка хорошего, добропорядочного, надежного мужчину. Однако таким вырос лишь старший брат Кирилла, Андрей, который и настоял на его переезде в Москву. В столице брат Кирилла устроился основательно – создал бизнес и стал весьма влиятельным человеком. Андрей всегда давал младшему брату деньги и постоянно чувствовал свою вину за то, что Кирилл посвятил себя не науке, а более праздным занятиям. Андрей много раз беседовал с братом на эту тему, но все было тщетно. Кирилл упорно стоял на своем.

Он еще со школы пошел по пути отца, став таким же, как он. Кирилл не мог признаться самому себе в том, что его идол, его идеал и лучшее в его жизни существо – на самом деле не идол, не идеал и худший из всех, когда-либо живших. С этим он не мог и не хотел смириться. Всегда он в глубине души уважал отца, преклонялся перед ним и считал его идеалом. И чем менее отец походил на идеал, чем больше боли причинял матери, чем сильнее отстранялся от своей семьи, тем более предан был ему Кирилл. Он чувствовал, что отец силен в том, что всегда верен себе и своим принципам, какими бы они ни были. Кирилл восхищался этой силой, несгибаемостью, волей. И был таким же. Ведь если бы он пошел иным путем, это значило бы признать свое заблуждение в течение нескольких десятилетий. Но сам принцип существования таких людей, как его отец, не предполагал признания заблуждений и своей неправоты. Нет, его отец всегда и во всем был прав – даже если все в мире кричало об обратном.

Воплощая образ отца, Кирилл поставил свое "я" выше чего бы то ни было, и бросил дерзкий вызов всему, чему можно было бросить такой вызов – ожиданиям его матери, ее любви к нему, своему здоровью, Антону, окружающим его людям, самой жизни. Благодаря отцу он стал маргиналом, благодаря матери – с духовными принципами, от отца ему досталась похоть к многим женщинам, а от матери – жажда духовных глубоких отношений с одной-единственной, отец дал ему несгибаемую перед обстоятельствами волю, а мать – осознание тех грехов, которые он совершал. Кирилл не мог стать очень плохим, потому что это означало бы отречься от представлений его матери о порядочности, и не мог стать очень хорошим, ибо это означало отречение от его отца.

Заложник собственных чувств и убеждений, Кирилл одержимо следовал по избранному им пути. И чем сильнее его критиковали, чем хуже становилось его здоровье, чем меньше уважал он сам себя – тем более уверенно он следовал своим принципам. В глубине души он знал, что вся его жизнь – это ложь, фарс, но эта ложь становилась самой настоящей истиной благодаря его преданности избранному пути. Откажись он от этого пути, пришлось бы искать новый путь. Кирилл знал, что это за путь – это была дорога обратно, выстланная его убеждениями, принципами, чувствами. Каждый шаг по этой дороге означал бы наступать на собственные мысли и чувства и убивать их, убивать, убивать. Каждый шаг по этой дороге означал бы духовную смерть, агонию разума и гибель всего его существа. На такое чистилище он не был согласен. Главное, чему он научился у отца – это не предавать себя, от матери – не предавать свои чувства никогда. И он следовал по своему пути, придумывая для себя разнообразные оправдания: свободу, отсутствие альтернатив, пристрастие на психоактивным веществам. На самом же деле он был пристрастен отнюдь не к психоактивным веществам, а к сформированному им идеалу мужчины как борцу, проверяющему жизнь, все ее устои и самого себя на прочность. Отказаться от этого образа означало бы умереть и признать, что жизнь сильнее. А умирать он не хотел, потому что во всем его существе жила истовая, непоколебимая воля к жизни.

3

Утром Кирилл проводил подругу в общежитие и обещал зайти днем. Катя позволила себе заплакать, лишь когда осталась одна. Дрожащими руками она включила песню Over the hills and far away на полную громкость. Динамики разрывались от орущей музыки, и все содрогалось внутри нее от этого невероятно громкого звука. Но звук, каким бы громким он ни был, не мог заглушить боль в душе и агонию в разуме. Случилось нечто необратимое. Она плакала, чувствуя, как заканчивается ее недолгое счастье быть человеком, таким, как все, и вновь начинается тяжкое время, когда она будет изгоем. Только на этот раз она уж будет не просто изгоем, но изгоем прокаженным, умирающим и разлагающимся. Она металась по своей маленькой комнатке, делая путь в несколько метров длиной от окна до двери и обратно, сжимала руками голову, из глаз катились слезы, тело содрогалось от рыданий. Эти рыдания были громкими – но их никто не слышал, потому что музыка была еще громче. Она думала о том, почему это случилось и что делать теперь. И с ужасом понимала, что ответов на эти вопросы нет. Точнее, нет таких ответов, которые устроили бы ее. Она вдруг ощутила себя за гранью привычного мира. Ее мирок разбился, и она осталась один на один с большим, страшным, жестоким миром. Она стояла перед лицом жизни и ей нечего было ответить, силы почти покинули ее, она молила о пощаде, но пощады не было и быть не могло. Это была жизнь во всей своей неумолимости.

Мечась в отчаянии по своей комнате и обращая в никуда отчаянные выкрики, она почувствовала, что хочет теперь делать. Она вспомнила интернат, всех больных и несчастных, и поняла, что должна помогать им – чем сможет и сколько сможет. В глубине ее души вдруг проснулось сострадание к людям, сочувствие и доброта – те чувства, которые обычно испытывает человек, которому сделали больно и который сам нуждается в сочувствии и доброте. Ее призвание служить и помогать людям превратилось в одночасье в тот островок, который защитил ее от падения в бескрайний океан отчаяния. Она цеплялась за это последнее желание, как за последнее оправдание своей жизни. Теперь ее жизнь походила на жалкий клочок суши в бескрайнем океане смерти. И этой сушей была помощь ближним.

Она подумала о том, сколько добра сможет сделать еще людям. Со стыдом она признавалась себе, что она позабыла интернат и людей больных и несчастных, и думала лишь о собственной карьере и будущем.

"Нет, теперь я буду помогать людям! – решила про себя Катя. – Я сделаю людям много добра, ведь я рождена для этого". Она могла бы работать в каком-нибудь центре помощи ВИЧ-инфицированным. Она хотела помогать людям. Её призвание, ради которого она всегда жила, которому приносила жертвы и в которое верила, вдруг в этот критический для неё момент поддержало её. Земля, до сих пор бывшая некой твердыней – работа, учеба, интересы, друзья - будто бы превратилась в бескрайний океан отчаяния и смерти, готовый поглотить её с головой. Но этот океан её не поглотил, потому что посреди него находился островок – её призвание. Сейчас Катя будто бы стояла на этом островке, одинокая и беззащитная. А островок уверенно держал ее хрупкое тело и не давал ему погибнуть в бездне небытия. Катя никогда не думала, что такое возможно. Раньше она и представить себе не могла, что настанет время, когда не она будет бороться за свое призвание, а призвание будет давать ей силы жить. Катя рыдала и думала, думала о своем призвании.

Днем к ней зашел Кирилл.

- Как ты, в порядке? – спросил он, закурив сигарету.

- Более менее, - ответила Катя, которая к тому времени уже не плакала.

Она не хотела говорить ему ни о страданиях, ни об истерике.

- Скорее всего, ты не заразилась, - сказал он. – Первый раз обычно прощается.

- Прекрати нести эту чушь. Мы занимались сексом без презерватива очень много, и, скорее всего, я больна.

Кирилл продолжал настаивать на своем.

- Люди рисковали и побольше твоего, и не заражались, - говорил он. – Я год жил с девушкой, у которой был ВИЧ. У неё кровоточили десны, и, тем не менее, я не заразился. Знаешь, у моей двоюродной сестры вич. И, зная это, она родила ребенка и бросила его.

- Зачем она пошла на это? – спросила Екатерина. – Я имею в виду, зачем она решилась родить?

- Потому, что дура.

- Ребенок долго не проживет.

-И сейчас я живу с девушкой, у которой ВИЧ.

-Вы всегда предохраняетесь?

-Стараемся всегда, - ответил Кирилл. – Но, когда ты живешь с человеком, случается всякое. Иногда не хочется предохраняться или презервативов нет под рукой. Кроме того, оральный секс. Там ты никак не защитишь себя, когда она кончает.

-И ты не боишься заразиться? – спросила Катя, поражаясь безрассудству Кирилла.

-Нет, я не боюсь, - ответил он. – ВИЧ - это еще не самое страшное. На свете много горя и несправедливости. Ты каждый день сталкиваешься с этой несправедливостью, но, если она тебя не касается, ты не обращаешь на нее внимания. Возьми хотя бы калек в метро. Вот он в солдатской форме входит в вагон на костылях. У него отрезаны ноги ниже колен, но он не падает, когда вагон трогается. Он научился ходить между рядов на костылях и просить на протезы. Когда-то он был сильным, здоровым человеком, но теперь он не только нищий калека, но и ростом как карлик. Проходя между людей в вагоне, он видит не выше их животов. Ты можешь себе представить, что должен пережить этот человек, в прошлом здоровый, а теперь безногий инвалид, вставший на костыли и просящий милостыню в метро? Как, ты думаешь, он относится к Богу? Он ведь знает, что грешен не более, чем многие из тех, у кого он просит милостыню. Но они стоят здоровые и красивые, и смотрят на него сверху вниз, с жалостью, презрением, насмешкой или равнодушием, а иные просто отводят или закрывают глаза, чтобы уродство калеки не испортило им случайно настроение или не оскорбило их эстетическое чувство. А он ведь видел не только этих здоровых счастливчиков в метро! Калека был солдатом на войне и смотрел, как человек убивает человека и сам убивал. Ты никогда не задумывалась о том, как это страшно – смотреть, как человек убивает человека? Это в кино все красиво, а в жизни… В жизни другое. Тут чувства, мысли, сомнения. Тут есть страх, что убьют тебя, или что ты не успеешь убить первым. Тут может быть и жалость к врагу, и ненависть, и расчет. Но, может быть, не так горько умирать самому, как смотреть на друга, умирающего у тебя на руках. Вот был человек, и были у него мечты и планы, родители, любимая девушка, дом и ты, его друг. И вот он умирает. Это страшно и несправедливо. Или же он лишается ног. Потом болеет, страдает, плачет, смиряется и ради копеечки идет на костылях в метро просить милостыню "на протез". Но, может быть, он хочет собрать лишь на чарку, чтобы выпить и чуть-чуть забыться. Или даже не забыться, а просто ощутить, как полегчало на душе, и по щеке скатилась очищающая душу слеза. Но ведь он не может сказать тем, которые в метро: "я хочу выпить. Мне тяжело живется, радостей в жизни у меня не осталось. Я не такие, как вы. Я беднее, уродливее, несчастнее. Я бутылку хочу – в ней последние капли моего утешения". Но они этого не поймут, потому что сами не были в такой ситуации. Еще неизвестно, что хуже – презрение пассажиров или их жалость. Если презрение – то ладно, можно стерпеть. А жалость – кому она нужна? Калеке? Да что ж от нее проку? Ему-то жалость ног не вернет и прошлого не воротит. Эта жалость нужна только самому пассажиру, для его самолюбования. Он, верно, думает про себя: "я жалею калеку, стало быть, я хороший человек и способен испытывать такие чувства". Эх, человек! Будь ты таким хорошим, ты бы ему сразу на бутылку дал и на хлебушек, а не кидал бы с гордым видом пять рублей, думая: "и другие чуть-чуть дадут, так и соберет". На других надеешься, а сам-то и жалеешь лишние пятьдесят рублей. Вот и цена твоей жалости, которой ты упиваешься, - пятьдесят рублей. Бутылка водки – цена твоей жалости, не больше! Есть еще те, которые не смогли выжить в обществе и скатились на самое дно. Им-то пассажиры в метро даже и пяти рублей не подадут, а только отойдут подальше. Приличному человеку негоже сидеть рядом с грязным и вонючим бомжем. А ведь бомж – он тоже человек. Да, пусть его лицо распухло и покраснело от холода и голода, пусть он одет в рванье и держит в грязных руках жалкий кулек со всем своим скрабом. Но ведь и он когда-то был человеком. Он был дитем, играл с ребятней, шалил, учился, работал. А потом жизнь или другие люди оставили его без крова под головой и он пошел под мост. И теперь он жалкий, презренный бомж. И все же человек. Загляни в его голубые глаза. Ты видишь в них человека? Нет? Загляни поглубже. Разве может быть нелюдь с голубыми глазами? Или ты не можешь представить себе бомжа с ясными, голубыми глазами? А где ж такое правило, которое гласит, что бомжами не становятся люди с прекрасными голубыми глазами? То-то же, нет такого правила. Представь, что ты смотришь в глаза человеку с голубыми глазами, и видишь в них и душу, и мысли. И эта душа страдает от голода, болезней и несправедливостей. Душа человека, которой и так век недолгий коротать на этой земле. И отчего же люди не помогут этой душе стать такой же, как они? То-то же! Каждый печется только о себе, а неудачи своих сородичей они назвали естественным отбором, и тем как бы сняли с себя всякую ответственность за все души, кроме собственной. А другая душа – томись, подыхай, сгнивай, не до тебя все равно – о своей печься надо! А бомж ведь тоже выстрадал и испытал немало. Эх, люди!

-Вот и я буду нелюдем и изгоем, прокаженным, - тихо сказал Катя, уставившись в пол и стараясь не заплакать.

-Катенька, да я ж не про тебя, - спохватился Кирилл. – Я не хотел тебя обидеть. Прости, если обидел.

-Уходи, - сказал она, не поднимая на него глаз. – Ты ревновал, и поэтому не сказал мне ничего. Я тоже ревновала тебя к Лиде и тоже не сказала тебе, что у нее ВИЧ. Хотя ты и так знал. А я не знала. Теперь знаю. Ты отомстил. Уходи.

-Катя, я ничего не знал, - возразил он, про себя согласившись с тем, что она права. – И я тебя не ревновал и тем более не мстил тебе.

Катя молчала. Кирилл сидел пять минут, потом поднялся и посоветовал напоследок:

- С этим никто не сможет справиться, кроме тебя самой. От этих мыслей не убежишь. Больше гуляй, спи, общайся, читай хорошие книги. Нужно время, чтобы свыкнуться с этой мыслью. И, если тебе будет плохо, звони. Увидимся.

-Вряд ли, - ответила Катя.

4

Катя решила сдать на следующий день анализы, чтобы не мучиться неизвестность. А вечером она решила сходить в ночной клуб. Она помыла голову, накрасилась, одела свое красное платье. Выпила водки. Она всегда обожала ночные клубы. Она хотела последний раз в своей жизни, перед тем, как страшный диагноз подтвердится, потанцевать и быть королевой ночи. Она хотела восхищения мужчин, хотела праздника, забытья, экстаза, опьянения, чтобы потом навсегда попрощаться с жизнью. Когда она пришла в клуб, она была очень пьяна. Именно поэтому её не пустили охранники. Такого ещё с ней ни разу не случалось. Обычно её всегда пускали в любые клубы, в том числе элитарные, причем с восхищением. А сейчас Катя хотела попасть в обычный ночной клуб, который она знала давно. Но охранники пускали всех, кроме неё. Мимо Кати проходили девушки и молодые люди, целые компании. Она попыталась несколько раз пройти вместе с молодежью, но её не пустили. Ночью, дрожа от холода, она поймала машину и приехала в общежитие. Там она заплакала и сорвала с себя одежду. Она вспомнила, как когда-то пыталась ответить на вопрос о том, что делала бы, если бы ей оставалось жить полгода или год. Тогда она ответила, что постаралась бы наслаждаться природой, сделать что-то хорошее своим близким, читать и размышлять. Но все оказалось иначе. Сейчас она не готова была наслаждаться природой, быть ласковой с родными или погрузиться в чтение и мысли. Все ее существо раздирало отчаяние, страх, чувство обреченности. Теперь все вдруг потеряло смысл, а главным виделось лишь сострадание и помощь другим больным и несчастным.

На следующий день она анонимно сдала кровь на анализ – на наличие вируса и антител в крови. О результатах анализов Катя узнавала по телефону. Она анализа дали положительный результат. Когда диагноз подтвердился, она хотела забыться, так как нечто страшное грызло ее за душу. Катя пошла в аптеку и купила несколько баночек легкого снотворного – "Донормил", которое продавалось без рецепта. Она также взяла две двухлитровых банки пива, хлеба, растворимых супов и паштет. Когда Катя пришла с провизией в свою комнату, она поставила сумку с покупками на пол и, как безумная, посмотрела на свою комнату. "Бежать! Бежать надо отсюда! Здесь смерть! И я умру, если сейчас же отсюда не уеду! Навсегда!" - как в бреду воскликнула она. Катя распахнула платяной шкаф и начала выбрасывать из него одежду на кровать и на пол. После этого она с одержимостью принялась за шкаф с книгами. Бросая вещи на пол, Катя всхлипывала и глухо рычала. Иногда она повторяла сдавленным голосом: "Бежать! Бежать!". Ее русые волосы разметались, взгляд был ожесточен и полон решимости, сама она дрожала. Катя в исступлении бросала на пол коробки со шкафа, книги с полок, бумаги, тетради, расческу, косметику, посуду, таблетки, все, все… Она хотела немедленно собрать все это в большие сумки, и ей показалось, что собирать будет легче, если свалить все вещи в одну кучу. Когда полки, наконец, опустели, Катя резко обернулась и посмотрела на пол. Посередине комнаты лежала огромная гора из книг, одежды и разных вещей. Катя почувствовала, что у нее больше нет сил, и что она не сможет убрать все это в сумки. Да и сумок у нее столько не было. Так она и оставила посередине своей комнаты эту гору, и, ходя от стола к кровати, каждый раз проходила по своим вещам.

Катя задернула шторы, включила Nightwish, выпила таблетку снотворного и легка. Она заснула ненадолго. Потом проснулась от грызущей душу боли. Ей было плохо, и она выпила еще две таблетки и запила их пивом. Катя лежала калачиком на кровати и плакала. Ей было очень, очень плохо. И ни снотворное, ни любимая музыка не могли уменьшить ее боли. Она думала о том, что ее ждет. А ждало ее то, чего она боялась больше всего на свете и что страстно ненавидела – боль и врачи. Она плакала от страха перед будущим и от обиды за прошлое. Она плакала потому, что обречена. Ее мирок разрушился, а большой мир был слишком страшным. Она вспомнила слова, которые много раз слышала от своего отца: "жизнь прожить – не поле перейти". Теперь она поняла смысл это пословицы. Действительно, жизнь оказалась куда более сложной. Она не испытывала больше злости, никого не хотела убить, не желала никому зла, простила всех. Она поняла, что люди причинили ей не больше зла, чем причинила она сама им. Как легко делать зло и как тяжело быть его жертвой!

В черной депрессии прошло несколько дней. Слезы продолжали катиться из ее глаз, она металась по подушке, сжимала голову руками, но мысли об обреченности и о том, что ничего нельзя уже изменить, не покидали ее. Однажды, встав с кровати, она перебралась через гору вещей, которыми был усыпал пол, к столу, выпила еще несколько таблеток и запила их пивом. Когда она возвращалась к кровати, ее ноги подкосились, и она упала на кучу вещей. Ее руки вцепились мертвой хваткой эти в вещи, а тело свела судорога рыдания. Стискивая зубы и задыхаясь от рыданий, она ревела от страшной, невыносимой, острой душевной боли – сильной настолько, что она чувствовалась сильнее боли физической. Этот момент очень сильной душевной боли поверг ее в бездну черного страдания – страшного, как сама смерть. И до самой смерти Катя помнила этот момент, когда каждая клеточка ее существа почувствовала эту дикую душевную боль, которая раздирала душу и делала ее другой. Катя знала, что тогда в ее душе произошли какие-то необратимые изменения. Тогда ее душа вплотную приблизилась к смерти и ощутила на себе ее холодное дыхание. Так взрослела душа. С расширенными от ужаса и боли глазами Катя переползла с вещей на кровать, где укрылась одеялом и свернулась калачиком. Какое-то время она еще всхлипывала от страха и боли, а потом ненадолго провалилась в неспокойный сон.

Потом она проснулась и, лежа в кровати и плача, внезапно осознала всю глубину предательства Кирилла. Она вдруг это поняла ясно, отчетливо, как день. Он все знал, и ничего ей не сказал. Он убил ее. Просто потому, что ревновал. Она тоже хотела его убить, потому что ревновала. Но сейчас у нее не было зла ни на него, ни на Вадима. Она не имела права их судить, потому что поняла одну вещь. Она вскочила с кровати, перебралась через гору вещей, подошла к столу, нашла белый лист бумаги и написала на нем большими буквами истину, которая жгла ей мозг: "ЕСЛИ ХОЧЕШЬ УБИТЬ КОГО-ТО – УБЕЙ СЕБЯ". Она поняла это, почувствовала всем своим существом. А еще она отметила про себя, что в черном страдании, которым наполнилось все ее существо, нет места для чувств к Кириллу. Любовь умерла.

Дни и ночи слились для Кати в серое болезненное время. Как-то она проснулась и снова заплакала. Со стоном она поднялась и пошла в душ. Там она села под струями воды и, плача, начала смотреть на стену ванной, от которой ее отделяла полупрозрачная занавеска. На этой стене ей привиделся образ ее родителей. Как же ей было жаль, что она причиняла и причиняет своим родителям такою боль. "Мама и папа, простите! Я вас очень, очень люблю. Но я вас недостойна. Я всегда была уродом и калекой, который только портил вам жизнь! Простите меня, мама и папа. Когда я родилась больной калекой, вы выхаживали меня, потом из меня вырос больной – физически и морально – урод, и вы снова мучились со мной. А теперь этот урод получил то, что заслужил, и скоро подохнет, и вы опять будете мучиться, мама и папа. Простите меня, пожалуйста! Да, я урод, мерзкий, слабый, бездушный, злой, жестокий, ни на что не способный уродец, а вы тратили на меня свою жизнь, свое драгоценное время, свои чувства. А я это не ценила! Простите меня, пожалуйста. Я знаю, такое не прощается и я не заслуживаю прощения. Но все-таки, мама и папа, я человек, человек, да, пусть и худший человек на свете, мерзкий отвратительный. Простите, мамочка и папочка, я вас очень, очень, очень люблю!". Рыдая, она замотала головой, чтобы прогнать со стены образ родителей. Образ исчез, она поднялась и отдернула занавеску. Стена ванной комнаты была пустой. Выходя из душа, она посмотрела на свое лицо. Оно было красное, опухло от слез. Она высунула язык и посмотрела на него – язык был желтый. Да и сам цвет лица был желтый, нездоровый. "Умираю, уже умираю", - подумала она, хотя и понимала, что это еще не смерть.

Депрессия Кати длилась три месяца. За это время она ни разу не видела Кирилла, не хотела его видеть и не думала о нем. Родителям о диагнозе она не смогла сказать, а только молча страдала. Все в ее жизни изменилось. Ее мирок был разбит, и она потеряла смысл своей жизни. Она мечтала о том, чтобы служить людям, но сил на это у нее сейчас не было. Катя вдруг оказалась лицом к лицу с реальностью, с вечностью. У нее больше не было ни идей, ни мировоззрения, ни сильного характера, ни красивых чувств, ни вдохновляющих мыслей. Все ее планы разрушились в один миг, исчезло вдруг все, во что она верила. Она чувствовала, как вся Вселенная, как сама вечность давит на нее, будто бы пытаясь превратить ее в пыль, в прах.

Невыносимый, черный страх заставлял душу леденеть, а безысходность словно пыталась разорвать её на безжизненные куски. Душевные муки заставляли ее тело корчиться от невыносимой боли, от которой никуда, никуда не денешься. Катя не способна была бороться со своей агонией, потому что была слаба. Вся ее сила и могущество остались в вымышленном мирке. Здесь, за чертой, она была ничто. С души будто бы сорвали старую корку, её кожуру, под которой она пряталась от вечности многие годы. И душа, ослепленная правдой, слабая и беспомощная, со свежими ранами, предстала перед миром во всем своем убожестве и слабости. Когда человек находится без мирка, его душевная боль так сильна, что он с легкостью согласится на что угодно, чтобы её от неё избавиться. Он станет наркоманом, алкоголиком, умалишенным. И человека в таком состоянии никто не поддержит, ибо никто не в состоянии придумать для человека мирок, кроме него самого.

Человека успешного от аутсайдера, преступника да и просто неудачника отделяет тончайшая черта, преступить которую можно в любой период жизни. Катя переступила черту, и куда это ее приведет, она не знала.

5

Зато это знал отец Вадима, видевший множество подобных историй. Многие считали его наркобароном, владельцем сети игорных заведений, ряда публичных домов и ликероводочных заводов, да кем его только не считали. Он и правда занимался всем этим, однако был он кое-чем другим. О том, кто он есть на самом деле, не догадывалась ни одна живая душа на свете, включая его жену.

Старика звали Астафьев Ярослав Владимирович. Он родился в 1941 году. Когда он был мальчишкой, с фронта не вернулся его отец. Чуть позже его мать, интеллигентка в каком-то поколении, куда-то пропала, и остаток детства мальчик провел у бабушки – матери своего погибшего отца – в деревне. Там он ходил в сельскую школу, пережил тяжелое воспаление легких и внешне ничем не отличался от прочих пацанов. Еще будучи ребенком, он прочитал все книги в библиотеке близлежащего городка. Сначала ребенку не хотели давать книги, однако со временем в библиотеке все к нему привыкли и уже не мыслили своего существования без этого охочего до знаний мальчишки. Он прочитал там – не говоря о своей деревне – все книги, от учебников по высшей математике до "Капитала" К.Маркса и полного собраний сочинений В.Ленина. Он читал книги по всем наукам на свете, художественную прозу и стихи, классиков и современников. За несколько лет в библиотеке не осталось ни одной книги, журнала или газеты, которые не прочитал маленький Ярослав. Прочитав все это к 11 годам, он однажды понял, чем хочет заниматься в своей жизни – писать. Он вдруг как-то всем своим существом ощутил, то ему очень нравится писать, что это доставляет ему некое сильное удовольствие, природу которого он не мог объяснить, да этого и не требовалось. Его очаровывала игра слов и богатство языка. И не важно, о чем был написан текст – важно, как он был написан. Каждый текст имел свою неповторимую физиономию, тысячи особенностей, которые не замечал обычный человек, однако гений видел и чувствовал их более, чем что бы то ни было в этом мире. Тогда, в свои 11 лет, он дал себе внутренний обет и с тех пор, и до конца своей жизни, он считал себя ничем иным, кроме как писателем. Это посвящение мальчика осталось незамеченным для кого бы то ни было, однако для себя он знал, кто он и что он. В некотором роде его совсем не волновало будущее, потому что он твердо знал: в какой бы стране мира он ни жил, чем бы ни занимался, кем бы ни был – чернорабочим, ученым или даже заключенным – он будет заниматься литературным творчеством. Сладкое для его уха слово "литература" было для него единственным безусловным божеством, слугой которого мальчик стал в свои 11 лет, перед которым преклонился и которому служил верой и правдой всю жизнь. Как бы плохо ни было, что бы ни говорили окружающие, как бы ни менялось в жизни его мировоззрение, он ни на секунду не усомнился только в одном – в литературе. Он был ее рабом, слугой и адептом. У него не было никаких символов принадлежности к этой избранной касте, в которую входил, возможно, он один в этом мире. Да он и не нуждался ни в каких символах или атрибутах, поскольку посвященной этому призванию была сама его душа.

В 12 лет Ярослав написал свой первый роман и, собрав денег, отправил его в Москву в какое-то издательство. Однако ответа не пришло. Тогда он в ярости застучал кулаками по столу и крикнул: "проклятые издательства, читатели и писатели! Я поставлю вас на колени". Так нищий деревенский мальчишка бросил дерзкий вызов всей мировой литературе. Казалось бы, эти эмоции не стоят ровным счетом ничего без каких-либо деяний. Все в деревне говорили, что мальчик должен остаться помогать бабушке. Но, закончив школу, он уехал в Москву поступать в институт. Однако там выяснилось, что его знаний явно недостаточно для того, чтобы поступить в Литературный институт имени Горького или филологический факультет Московского университета. В итоге судьба распорядилась так, что Ярослав начал учиться в педагогическом институте на преподавателя математики. Он учился там плохо, потому что почти все свое время посвящал работе. А работал он в газетах и журналах, где писал все, что ему приказывали. Он начал работать еще на первом курсе, и всю свою жизнь с огромной гордостью вспоминал жалкие гроши – свой первый гонорар, полученный за какую-то бездарную, отвратительно написанную статью. В действительности, статья была недурной и была свидетельством чувства языка автора, однако она была написана непрофессионально. Но Ярослав продолжал стараться. Он не брезговал никакой работой, если на этой работе требовалось что-то написать. Постепенно газеты и журналы обучили талантливого ученика всем своим секретам, он впитал в себя все, что знали и говорили журналисты и редакторы. Ко времени окончания института Ярославу удалось поработать для многих московских газет. Он писал каждый день, днем и ночью, писал одержимо, обо всем, о чем вообще можно было написать. Для него не было неинтересных тем – он в равной мере любил все темы, будь то кошки, кактусы, ракеты или этика. Сначала было трудно: одна статья занимала неделю терзаний. Но он работал, стиснув зубы. Ради своего призвания он был готов терпеть и искоренить все прегрешения своего скудного сельского образования. Он упорно оттачивал свое мастерство, страстно и одержимо. У него была цель: научиться по-настоящему владеть языком, подчинить себе язык, силу и красоту которого он чувствовал всегда, и в конечном итоге стать властителем этого языка. В 20 с лишним он стал журналистом, чье мастерство и талант ни у кого не вызывали сомнений. Но его целью была большая литература. Теперь он писал легко и быстро, и с каждым годом работал все больше. Он писал столько, сколько не пишет ни один журналист.

Как-то знакомый, учитывая его образование математика, пригласил работать Ярослава в один научно-исследовательский институт. В итоге он сделал неплохую карьеру, уверенно поднимаясь по социальной лестнице. В свободное от работы время он продолжал писать. Слова были для него всем, работать он не останавливался ни на секунду. Он постоянно был погружен в мир информационных потоков, которыми научился искусно манипулировать. Утром и вечером, днем и ночью, на работе и в транспорте он думал, и в его голове складывались удивительные, стройные, восхитительные строчки его произведений. Его литературный талант, грандиозный по своей силе, расцвел во всей красоте и с каждым годом продолжал оттачиваться. Жизнь была для Ярослава источником образов и ситуаций для его произведений. На все он смотрел только через призму слов. Его невероятно цепкая память запоминала тысячи разговоров, которые Ярославу доводилось слышать, биографии тысяч людей, которые ему о себе рассказывали, он прекрасно помнил множество ситуаций, в которых люди вели себя тем или иным образом, говорили так или иначе, он помнил в деталях тысячи местностей и людских внешностей. Ярослав запоминал все. От его беспристрастного, холодного взгляда наблюдателя не укрывалось ничего. Он стал тончайшим психологом и был способен так глубоко проникнуть в душу и подсознание человека, как глубоко не проникал еще никто. Заработав денег, он подготовился и поступил в свою alma mater – Литературный институт, где как губка впитал все знания, чтобы применять их к своему творчеству. Ярослав писал книги, но он писал их для себя. Он не показывал их издателям не потому, что боялся быть непонятым и непризнанным, а потому, что они были слишком хороши. Его книги были квинтэссенцией лучших литературных традиций и были отмечены печатью гения. И этот гений прекрасно понимал, что известность, которую принесли бы ему эти книги, помешала бы ему и дальше сновать среди самых разнообразных людей, наблюдать их, созерцать перипетии жизни и вплетать их в адскую канву своих произведений. Он был творцом, Богом слова, который, однако, всегда знал свое место – место преданного слуги, склонившегося в почтительном поклоне у алтаря Литературы.

Ярослав должен был узнать о жизни все, ибо творчество этого требовало. И он продолжал наблюдать, а участником некоторых событий становился и сам. В его жизни были и бурные романы, и роковые недоразумения, и страсти, и предательства. Но он хладнокровно пережил все – просто потому, что свою жизнь, как и жизни окружающих людей, и Жизнь вообще, рассматривал лишь с точки зрения литературы. В каких бы жутких обстоятельствах он ни оказывался, он был лишь рад этому, потому что новый опыт давал ему бесценный материал для его творчества. В самом себе он тщательно исследовал, как думает человек, как изменяются его эмоции, как он переживает. Об одной и той же ситуации он мог размышлять годами, причем как размышлять! Днем и ночью, работая и отдыхая. Он мог вникать в какую-нибудь человеческую проблему тысячи суток подряд, так что в конечном итоге он познавал такие ее глубины, о которых не догадывалась почти ни одна живая душа на свете. Его концентрация на чем-то одном могла достигать такой силы и была столь длительна, что порой он рисковал стать сумасшедшим. Его восприятие не раз подходило к той грани, где человек перестает контролировать ситуацию и теряет свой ум. Однако от пропасти безумия Ярослава удержала все та же литература – ведь ради нее он должен был преодолеть все. При этом Ярослав был истинно счастливым человеком – потому, что раз и навсегда нашел превосходное оправдание всей своей жизни. Он всегда думал о своем любимом деле и оттого был счастлив тихим, неподдельным, незыблемым счастьем. На литературном творчестве Ярослав Владимирович Алферов возвел дворец своей жизни, каждый кирпичик которого символизировал его абсолютную власть над словом и собственными помыслами. Фундаментом этого божественного строения стало его призвание, а стенами – его творчество. Воистину, еще при жизни Ярослав обрел рай.

Его внутренний мир был миров слов. А слова состояли из букв, которые Ярослав также обожал. Буква была ценна для него сама по себе – просто потому, что она буква. Он одинаково любил букву "а" и букву "б" и все прочие буквы, на кои мог долго любоваться в своем воображении. Буквы были для него более реальными и прекрасными, чем что-либо другое. Это были истинные бриллианты его души. Буквы складывались в слова, которые Ярослав обожал. В своей страсти он дошел до того, что поставил слова превыше жизни. А жизнь, со всеми ее перипетиями и человеческими страстями, была лишь рабочим материалом для его творчества. В 90-х годах в России начало зарождаться общество потребления, которое до этого уже успешно существовало на Западе. Ярослав учуял суть грядущих перемен одним из первых, и тогда же создал бизнес, свою Империю Зла, чьи кровоточащие плоды приносил на алтарь своего творчества. Он созерцал агонию тысяч человеческих душ, крушение жизней и идеалов. Он смотрел на тысячи юных проституток, наркоманов, преступников, маргиналов и прочих людей, которые дохли, как мухи, от наркотиков, алкоголя и идиотских убеждений, втиснутых в их головы средствами массовой информации. Ярослав смотрел на эту агонию с невозмутимостью ученого и исследователя, художника и эстета и писал свои романы. Жизнь была для него лишь лабораторией, в которых на людях ставились эксперименты. Итоги этих экспериментов тщательно фиксировались и подвергались строжайшему анализу, после чего становились частью его литературных произведений. От всех прочих писателей Ярослав отличался тем, что сам активно вмешивался в жизнь, создавал ужасные и сложные ситуации, провоцировал смерть и разрушение личностей – все для того, чтобы изучить суть человеческой природы. Именно поэтому он принял решение убить Кирилла его же руками и вмешаться в отношения молодого человека и Кати. Его сын, Катя и Кирилл были марионетками в задуманной им игре. На их примере он захотел еще раз посмотреть, как далеко может зайти человек, плутая в дебрях понятий, обрывков информации и молний чувств.

В его очередной книге, которая носила название "На крыльях смерти", одна из глав должна была называться "Кирилл и Катерина". Старик раздумывал над тем, не посвятить ли им всю книгу, но решил, что их история – не самая драматическая. Их история находилась в стройном ряду таких же – пошлых и банальных. Предисловие к своей книге он написал такое: "В начале XXI века в России царила эпоха потребления. Страну наводнили наркотики, алкоголь, сигареты, коммерческий секс, дешевая поп-культура. Продукт этой культуры – молодежь, частью жизни которой стала бутылка пива, пачка сигарет, пакетик травки, упаковка презервативов. Молодые люди потребляли модные бренды одежды, марки машин, психоактивные вещества. За все это они платили не только деньгами. Они расплачивались кое-чем гораздо более дорогим – своей жизнью. Не зная иного пути, они изо дня в день следовали по пути потребления, с каждым шагом приближаясь к могиле. Они умирали с улыбкой на устах, с искрой задора во взгляде и с убеждениями в умах. Процесс этой смерти поражал воображение своей дьявольской красотой и неизбежностью. Эта книга посвящается им – всем умершим и умирающим".

Сам же старик вел жизнь весьма размеренную, не пил и не курил, следил за своим здоровьем и был посвящен в тайные мощные практики. Он твердой рукой руководил бизнесом, имел множество связей с влиятельными людьми, и сам был личностью неординарной и харизматичной. Сейчас он был настолько богат, что мог бы купить все московские издательства и опубликовать что угодно. Правда, его книги были настолько хороши, что издатели сами выстроились бы перед ним в очередь и ползали бы перед ним на коленях, умоляя отдать рукопись. Ярослав знал, что ему удалось поставить на колени весь мир, ибо никто до него не создавал произведений, которые отразили бы мир с такой резкостью и силой. Его творчество было триумфом. Но Ярослав знал: его книги люди увидят лишь после его смерти. Но пока он умирать не собирался, и огонь его творчества пожирал новые жертвы, хрустел человеческими костями, наполнялся человеческими воплями. Ярослав знал о жизни все: как она зарождается, развивается и гибнет. И вот эта последняя стадия привлекала его сильнее всего. Он восхищался смертью во всех ее проявлениях, ибо в ней всегда заключалось что-то фатальное, неизбежное, непостижимое. И поэтому он убивал людей их же руками. Россия цистернами пожирала его водку, молодежь скалывалась его наркотиками, люди всех возрастов дымили его сигаретами, а юные девушки продавали свои тела в его борделях. Какое восхитительное пиршество смерти! Он созерцал его, вглядывался в детали и писал. Слова лились из его пера нескончаемым потоком, узоры слов составляли божественные мозаики и складывались в невиданные по своей силе картины жизни. Ярослав же был всего лишь покорным слугой, посвятившим жизнь своему призванию и единственному для него Богу – Литературе.

ЧАСТЬ V

1

Катя прекратила всякое общение с Кириллом с тех пор, как узнала о диагнозе. Его она больше не видела. Кирилл же не только переехал в другое общежитие, но и продолжал, как думала его подруга, жить у Лиды. Депрессия со дня получения диагноза продлилась три месяца, и еще три месяца Катя жила, не чувствуя и не думая почти ничего – тяжелая депрессия отняла у нее очень много сил. Теперь ей не хотелось ничего: ни думать, ни чувствовать, ни чем-то увлекаться. Потом она начала приходить в себя и в тайне от всех устроилась работать в Центр психологической помощи людям, столкнувшимся с проблемой ВИЧ-инфекции. Довольно скоро Катя стала одним из наиболее любимых посетителями этого центра консультантов. Она с искренним желанием помочь рассказывала людям о том, что жить с ВИЧ-инфекцией можно, причем очень качественно. В конце концов, с получением диагноза жизнь только начиналась. Катя сама себе удивлялась, но теперь она во многие дни ощущала себя по-настоящему счастливым человеком. Каждый рабочий день в Центре делал ее все более уверенной в себе и своем будущим. И снова Катя была благодарна своему призванию: если бы не работа психологом (точнее, консультантом), то ей было бы очень сложно найти оправдание своей жизни. работая же в Центре психологической помощи, Катя оказывала людям реальную помощь, помогала им справляться с депрессией и начинать новую, качественную жизнь. Кроме того, Катя продолжала учиться на своем факультете.

О Вадиме Катя не думала, словно бы он умер для нее. Но спустя полгода она обнаружила, что так и не забыла Кирилла. Ее чувство к нему тлело, как страшная не заживающая рана, которая однажды привиделась Кате во сне. И вот в такие мучительные мгновения Катя думала о нем. Она вспоминала о том, как они дружили, гуляли, разговаривали. Она видела перед собой его образ. Она многое отдала бы за то, чтобы вырвать из сердца эту позорное, слепое, безудержное чувство к собственному убийце. И в то же время, если бы ей предложили отказаться от этого чувства, просто "отдать" его – очень может быть, что она бы предпочла и дальше страдать, вместо того, чтобы расстаться с ним. Это глубокое, тяжелое, страстное чувство было ее крестом и ее сокровищем. Это был дар и проклятие. Катя так и не разгадала загадку: "что такое любовь? Почему она терзает человека? Как она появляется, и действительно ли любимый ею человек настолько прекрасен, чтобы затмить всех остальных людей? Или же на самом деле объект ее обожания – самый обычный человек, а любовь – это лишь помешательство, бред, безумие, охватившее рассудок жертвы?". Эта неизлечимая болезнь порой разрывала Катино сердце, заставляя ее рыдать в подушку, метаться по комнате и бредить о любимом. Катя думала о нем, страстно желала его видеть, быть с ним, говорить, целовать его, слушать его дыхание… Она даже не ненавидела его, хотя и называла его убийцей. Но каждый день с ее губ бессознательно срывалось его имя: "Кирилл". Гордость и самолюбие ее страдали ужасно, но ее страсть была сильнее и гордости, и самолюбия, и чего бы то ни было.

В то же время Кирилл тоже мучался разлукой с ней и наслаждался тем, что она не рядом с ним. В этом было для него какое-то извращенное, мучительное наслаждение, - такого же свойства, которое испытывала и она, тоскуя по нему. Они оба вкусили этот яд, и их кровь была отравлена им навеки, они были обречены, но в то же время счастливы красотой этого чувства, словно безумцы. Кирилл много раз в пьяном и наркотическом бреду воображал, что отдал бы за нее все. В своих фантазиях он не раз жертвовал всем миром для нее. Как жертвовал и почему – это в наркотических фантазиях ускользало. Он лишь думал о том, что она дороже всего на свете, и потому нет в мире ничего, что могло бы составить за нее достойную цену. Он с сожалением понимал, что Катю нельзя купить – ничем, ничем нельзя купить – и в этом был весь ужас. Не было ничего, что могло бы вернуть ему ее. Конечно, только он сам был той ценой, которая пришлась бы впору за такой товар. И – вот тут уж они были вполне с ней похожи – он никогда бы не предложил ей себя – как раз потому, что сам страстно желал быть с ней. У него тоже была огромная гордость, которую он столько раз в жизни ставил на самое последнее место, и, однако, когда дело зашло о самом важном и дорогом – тут-то гордость и не позволяла ему продать себя ей, а взамен купить ее.

Быть с ней – значило бы изменить свою жизнь. А изменить жизнь – означало признать, что до сих пор она была ошибкой. Как и Катя, Кирилл не мог простить себе своих ошибок. Но он обожал ее беспредельно. Он много раз думал о том, что, если взять всех женщин, которые когда-либо жили на свете – в том числе и прекраснейших, самых умных, самых страстных и всех прочих – и помножить это количество на бесконечность, то величина, которая бы получилась, не стоила бы и мизинца Кати. Он все отдал бы за нее. Но вся проблема как раз и заключалась в этом "бы". Это было ужасное, фатальное, роковое "бы"! Условное, а не действительное наклонение. То, что хорошо для фантазий, совершенно неприменимо для реальной жизни. В итоге Кирилл, не предпринимая ничего, думал о ней каждый день. Он знал, что они смогут соединиться только после смерти, ибо жизнь – это лишь мгновение, в то время как пламя их любви предназначалось для того, чтобы освещать вечность.

Так прошел год. Стояла роскошная теплая ночь, на небе сияли звезды. Гремел гром, но ни капли дождя не было. Не в силах больше сдерживать себя, Екатерина бежала к Кириллу.

-Привет! Заходи, - сказал он, открыв дверь своей комнаты в общежитии.

Она зашла. Комнату наполнял сигаретный дым.

-Проходи. Извини за беспорядок. Я очень удивлен тем, что ты здесь, - сказал Кирилл, куря сигарету с сдерживая восторг по поводу появления своей подруги.

-Ты всегда это говоришь, когда видишь меня, - спокойно ответила Катя, чье сердце колотилось со страшной силой.

-Да, потому что ты всегда приходишь внезапно. Я рад тебя видеть. Присаживайся.

-Спасибо.

-Увы, мне нечего тебе предложить.

-Мне ничего не надо, спасибо.

-Как твои дела?

-К сожалению, ничем не могу тебя порадовать: я еще жива.

Он не ответил на ее сарказм.

-Чем занимаешься?

-Я уже сказала – живу. А ты?

-Как всегда. У меня по-прежнему масса свободного времени, есть проблемы. Словом, обычная человеческая жизнь. Почему ты не приходила?

-Желания не было.

-Я думал о тебе. Мне тебя не хватало.

Кирилл открыл бутылку "Туборга". "Пьет, как всегда", - с сожалением подумала Катя и сказала:

-Мне тебя тоже.

Он сел в кресло и отхлебнул пива из горлышка бутылки. Катя села к нему на колени.

-Я помню, тебя тогда очень волновала одна проблема, - сказал Кирилл, имея в виду ВИЧ. – Ты тогда нашла ответ на свой вопрос?

-Я не обязана тебе отвечать, - сказала Катя.

-Я не спрашиваю, есть ли у тебя ВИЧ. Я хочу знать, договорилась ли ты с собой. Я тогда имел некоторое переживание.

"Ха, некоторое переживание" – с издевкой подумала Катя.

-Все в порядке, не будем об этом, - сказала она.

-Хорошо, сменим тему, - согласился Кирилл. – Я прочитал собрание сочинений Чехова и пришел в ужас. Лучше спившийся шахтер, чем спившийся интеллигент. Я не хочу быть спившимся интеллигентом. Я с детства хотел понять одну вещь, какую-то одну самую главную вещь. Меня ничто не исцелит до тех пор, пока я ее не пойму. Но я боюсь, что и в 30, и в 40 лет так и не пойму этого. А если бы я ее понял, то можно было бы развернуться, пожить.

-Кирилл, хочешь, я дам ответ на все твои вопросы? – спросила Катя, глядя ему в глаза. Ее лицо было очень близко от его лица.

-Да, давай.

-Поступай так – или иначе, а все равно потом пожалеешь.

-Нет, так меня не устраивает!

Помолчав, он сказал:

-Самое страшное – понимать жизнь, то есть приобрести сознание обывателя. Ты знаешь, многие писатели - Гоголь, Лермонтов, Пушкин – были наркоманами, и некоторые из них умерли молодыми. Кстати, Высоцкий тоже употреблял героин. И еще он был алкоголиком. Жена зашивала его, а он выдирал из себя ампулу и снова пил. Однажды он умудрился вытащить ампулу даже из заднего прохода. Когда я совсем опускаюсь и перестаю чувствовать себя человеком, я слушаю Высоцкого. Он поет о наших с тобой отношениях. В его песнях все это есть.

Закурив новую сигарету, он продолжил:

-Ты знаешь, есть любовь к женщине. Но это ничто по сравнению с любовью к ребенку. Ты на него смотришь и понимаешь, что сделаешь для него все. Просто все. Если мужчина любит женщину так, не знает, как без нее жить, по-настоящему, он сделает все, чтобы она не ушла. Он возьмет ее так, что она забеременеет. И из-за ребенка останется с ним. Когда я тебя возьму, я сделаю это без презерватива.

Катя молчала и с горечью усмехнулась про себя. Допив бутылку пива, Кирилл открыл еще одну. Он сказал:

-Вчера я насчитал в своей комнате тридцать две бутылки из-под пива. Зачем я тебе, Катя?

-Мне нравится с тобой общаться, - ответила она.

-Нет, такой ответ меня не устраивает. Я не возьму тебя до тех пор, пока не пойму, зачем это тебе. Я ведь наркоман, алкоголик, вор, психически неуравновешенный человек, альфонс. Но я люблю эту жизнь, и иначе жить не буду. Тебе это не надо, Катя, пойми это!

Сказав это, он начал срывать с нее одежду. Как всегда, она сопротивлялась и просила не делать этого. Он силой толкнул ее на кровать и начал целовать.

-Я не знаю, как взять тебя так, чтобы ты никогда не ушла, - тяжело дыша, сказал он. - Мне кроме тебя никто не нужен.

Он задыхался, его руки дрожали, он почти себя не контролировал.

-Когда я тебя возьму, я возьму без презерватива. Я возьму тебя конкретно.

Она усмехнулась. Он говорил, как в бреду:

-Ведь может быть платоническая любовь, а? Наверно, ее в наши дни не бывает. Но отношения с обычными женщинами – без духовности – меня не устраивают. Мне надо больше, чем простой животный секс с какой-то шлюхой. Но я очень плохой человек, Катя, и тебе со мной будет плохо. Я всегда поступаю так, как хочу. Если я хочу пить, то пью. Если хочет курить – курю. Если взять женщину – я ее возьму.

-Кирилл, я никогда не хотела бы быть с тем человеком, который чем-то хуже других, - сказала Катя, целуя его. - И потому я не хотела, чтобы тот, кого я не очень сильно ненавижу, был со мной. Ведь я… я урод, калека. Я могу быть с кем угодно, но им я обычно говорю: "если тебя что-то не устраивает, ничем не могу тебе помочь". Но тебе я так говорить не хотела и не могла, потому что… Потому что отношусь к тебе не так, как к любому другому. Понимаешь, Кирилл?

-Катюш, ты не должна быть со мной, - продолжал бредить Кирилл, целуя ее грудь. – Я буду тебя тормозить. Ты идешь к своей мечте очень целеустремленно, что вообще редкость для девушки. А я – конченый человек, и я тебе буду только мешать. Ты удивительная, я таких не встречал, но мы не должны быть вместе. Я очень плохой и недостоин тебя.

И он снова начал целовать ее в губы. Он был очень пьян. Он посмотрел на нее, она была прекрасна. Она смотрела на него так, как еще никогда не смотрела на него ни одна женщина. Кирилл задрожал от раздирающих его чувств – страстного желания взять ее и безумного желания взять ее навсегда. Больше всего его ужасало то, что она может уйти от него после того, как все закончится. Это был мистический ужас, что-то вроде страха смерти. Но он хотел ее, как никого и никогда.

-Сказать или нет? – произнес он. – А, ладно… Я люблю тебя.

И повторил:

-Я люблю тебя. Мне никто, кроме тебя, не нужен.

Катя ничего не ответила. Ничего и не нужно было отвечать – он знал о ее чувствах. Он снова начал целовать ее и сдирать с нее остатки одежды. Катя сопротивлялась три часа, пока они оба не уснули в объятиях друг друга. Что касается нее, то она сопротивлялась из-за страха. Она боялась Кирилла и того, что между ними может произойти. Природу этого страха она сама не понимала.

Утром она проснулась и долго смотрела на него. Она хотела запомнить каждую его черту, каждый волосок. Она с наслаждением слушала его дыхание и смотрела на черты любимого.

Когда он проснулся, он, как всегда, резко притянул ее к себе и крепко обнял. Они продолжали лежать вместе. Потом он взял ее за запястье и швырнул ее ладонь на свое лицо. Она знала, это значило: "ладь меня". Она начала гладить рукой его лицо, касалась пальцами его век, носа, губ. Продолжая лакать его лицо, она сказала:

-У меня ВИЧ и гепатит С. Я скоро умру.

Он резко открыл глаза и посмотрел на нее.

-Нет, ты гонишь, - быстро сказал он.

-Нет, - вздохнув, тихо ответила Катя. – Я бы такими вещами шутить не стала. Это правда, Кирилл. Я поклялась бы тебе своей жизнью, но ее у меня скоро не станет.

-Как это случилось? – он встал кровати, закурил сигарету и начал ходить по комнате.

-Вадим заразил меня.

-Как? – повторял он. – Как?

-Ты же знаешь, мы с ним занимались сексом без презерватива. Так и заразил. И ты знал, что он болен. Знал и молчал. Ты меня убил.

-Нет! – возразил Кирилл и открыл бутылку "Туборга". Выпил. – Я ничего не знал. Я не знал наверняка, есть у него ВИЧ или нет.

-Ты мне ничего не сказал. Ты меня убил, - повторила Катя.

-Я тебя не убивал, - настаивал Кирилл. – Если бы я точно знал, что у него эта гадость, я бы вел себя по-другому.

-Ты знал, что он жил с ВИЧ-инфицированными женщинами.

Хотя Кирилл действительно об этом знал, он ответил:

-Я был не в курсе. Кроме того, ты сама взрослый образованный человек. Я не предполагал, что ты можешь пренебрегать средствами предохранения. Кроме того, ты тоже знала, с кем он жил.

-Я обычный человек, Кирилл. Ты тоже не всегда предохранялся. И дело сейчас не во мне и не в Вадиме, а в тебе. Я тебя ни в чем не виню, я просто считаю тебя своим убийцей. Не больше и не меньше. Но я пришла сюда не для того, чтобы упрекать тебя, а просто чтобы тебя увидеть. Я терпела год, и вот я не выдержала. Да, ты мой убийца, и зная это, я сама пришла к тебе в дом, сама разговаривала с тобой, сама легла в твою постель, сама целовала тебя, сама тебя ласкала. Мое самолюбие давно упало намного ниже земли, оно горит в аду, пока я здесь, убитая тобою, валяюсь у твоих же ног, умоляя тебя быть со мной.

-Прекрати! Ты пришла ко мне потому, что хотела видеть меня. В этом нет унижения. И я всегда знал, что ты придешь.

-Предательство - это очень больно, - сказала Катя. – Когда ты узнаешь, что самый любимый тобою человек предал тебя и молча созерцал твою смерть, это, пожалуй, самое худшее предательство из всех возможных. Твой друг хотел твоей смерти. Это нельзя ни простить, ни отменить, ни забыть. Но самое главное то, что я тебя понимаю, потому что я тоже хотела, чтобы ты заразился ВИЧ и умер от СПИДа. И сейчас я смотрю в глаза предателя и вижу в них себя. Но от этого ты не перестаешь быть предателем, и это тебя не оправдывает.

-Я тебя не предавал и я никогда не хотел, чтобы ты умерла от СПИДа, - сказал Кирилл и подумал: "как ты права, Катя, я жаждал твоей смерти, потому что не мог простить предательства.

-Врешь, как всегда, - заметила она.

-Нет, я не вру, - упрямился Кирилл. – Кроме того, зачем ты с ним спала? Любила его?

-Нет, я всегда любила только тебя, и ты это знаешь.

-Тогда зачем, Катя, зачем?! Как ты могла быть с ним? Ты – мой идеал, я не смел и не смею к тебе прикоснуться, потому что я преклоняюсь перед тобой. А ты была с этим подонком, идиотом, чудовищем…

-Потому что ты был с Лидой и я хотела, чтобы ты ревновал. Я хотела, чтобы ты представлял, как он ласкает меня, целует, занимается со мной сексом…

-Прекрати! – резко сказал он. – Я убью этого выродка. Он жизнью мне ответит за то, что он сделал.

-Ты никого не убьешь, - спокойно сказала она. – Ты всегда только говоришь, но ничего не делаешь. Такова твоя участь.

-Он надругался над тем, чем я восхищаюсь превыше всего, и он мне за это ответит, - не унимался Кирилл. – Он будет умирать долго и мучительно и ничто его не спасет. У тебя есть его адрес?

-Нет. Откуда?

-Ты спала с ним. У тебя должен быть его адрес.

-Мы занимались сексом у меня. У меня нет ни его адреса, ни телефона. И не напоминай мне больше о нем.

-Я убью его, - в бешенстве повторил он.

-Мне пора, - Катя поднялась, чтобы уходить.

-Катенька! – он обнял ее. – Мы вместе сходим к врачам. Я сам с ними поговорю. Пусть они мне скажут все. Я заплачу им, и ты еще раз сдашь все анализы, для меня, хорошо?

-Да. Только я уже сдавала все анализы, и ошибки быть не может.

-Этого не может быть! – Кирилл был в ярости от собственного бессилия. – Только не ты, Катя! У тебя не может быть ВИЧ и этого проклятого гепатита С.

-У меня это есть.

-Нет, не может быть… Катя, а что говорят врачи?

-Я у них не была. Меня поставили на учет, и больше я там не появлялась.

-Так нельзя. Я вместе с тобой схожу к врачам, и мы найдем решение.

-Это не лечится, и ты это знаешь.

-Нет, решение должно быть. Ты будешь жить, Катя, слышишь! Ты будешь жить!

-Мне пора.

-Я позвоню тебе.

-Зачем? – холодно спросила она.

-Мы сходим к врачу.

-Как хочешь, - Катя равнодушно пожала плечами.

-Катя, ты должна гордиться собой. Ты удивительная. Помни это.

Она снова села в кресло и усмехнулась:

-Теперь у тебя есть хотя бы достойная причина, чтобы не брать меня. Я больна. Теперь то, что ты меня не берешь, ты можешь объяснять страхом прикасаться ко мне. Тебе теперь просто противно.

-Прекрати! Не говори так, - Кирилл открыл еще одну бутылку пива. – Ты самое удивительное существо, я преклоняюсь перед тобой, я боготворю тебя и не могу осквернить собой. Да, я могу тебя взять, и это легко, но это не будет искренне. Просто когда я тебя возьму, это будет много, много раз, а потом я снова буду пить, и ты оставишь меня. А я не хочу тебя терять. Никогда. И ты не умрешь, Катя! Ты будешь жить, а я буду любоваться тобой, общаться, гулять с тобой, наслаждаться твоим обществом.

-Я уже умираю.

-Нет, Катя! Я завтра позвоню, и мы вместе сдадим анализы. Почему ты не сказала мне раньше? Как ты с этим жила?

Кирилл ходил по комнате, курил сигарету и пил пиво. Он слушал Катю и параллельно думал о том, что этого не могло с ней приключиться.

-Я живу не так уж и плохо, - сказала Катя. – Я много переоценила. Это урок, который я должна была усвоить. На самом деле не все так уж плохо. Я бы даже сказала, все отлично. Современный уровень развития медицины позволяет носителям вируса иммунодефицита человека жить сколь угодно долго, принимая антиретрвирусную терапию. Жизнь таких людей мало чем отличается от жизни тех, чья кровь не содержит этого вируса. Они работают, влюбляются и женятся, заводят здоровых детей. В их жизни есть много плюсов, связанных с приобретением ими положительного ВИЧ-статуса.

-Какие плюсы? – спросил Кирилл, стараясь не обидеть подругу.

-Эти плюсы, прежде всего, касаются духовных аспектов, - ответила Катя. – Получив положительный диагноз, многие люди проходят через глубинное осмысление жизни, своего предназначения и смысла пребывания на Земле. Они вспоминают о том, что и так знает каждый человек: о том, что жизнь когда-нибудь закончится. В них пробуждается огромное желание жить, ценить каждое проживаемое мгновение, видеть во всем проявление божественного и гармонию, по принципам которой Творец создавал этот мир. Суетные мысли и мелкие дрязги уходят из их жизни, потому что они посвящают себя созерцанию светлых сторон бытия, добрым мыслям и поступкам. Они не будут переживать из-за разбившейся чашки, а лишь улыбнутся, потому что разбившаяся чашка – это тоже часть жизни, великолепной во всех своих проявлениях. Эти люди больше любуются красотой природы, наслаждаются каждым мгновением жизни и радуются, как дети, многим ее проявлениям. Познав ценность человеческой жизни, эти люди становятся более сострадательными, они с пониманием смотрят на разных больных и несчастных людей, жалеют в чем-то пострадавших. Они понимают, что каждый человек может ошибиться и оступиться, и что жизнь одинаково сурово поступает с каждым из людей. Перед лицом жизни все равны. Здесь нет и не может быть победителей или проигравших. Каждый получает столько, сколько может вынести, и каждый должен покорно следовать своей судьбе, какой бы она ни была. Такие люди не критикуют других людей за их поступки, и с пониманием относятся к различным человеческим деяниям.

-Ты говоришь про себя, - заметил Кирилл. – Я знал людей с этим диагнозом. Не все они такие.

-Конечно не все, потому что жить с таким диагнозом не всегда легко. Иногда посторонние люди и близкие ВИЧ-инфицированных людей, не пройдя через то, через что прошли они, и не поняв то, что поняли они, относятся к ним враждебно. Корень этой враждебности заключается страхе, потому что человек боится всего неизвестного. Те, кто не являются носителями вируса, не знают того, как с этим жить, и это их пугает. Поэтому многие люди стараются оградить себя от тех, в чьей крови обнаружили вирус. Кроме того, через средства массовой информации звучит множество лживых фактов об этом вирусе и его носителях. У людей создался миф, что вирус иммунодефицита неразрывно связан со смертью и что общение с его носителем может быть опасно.

-Да, это чушь, - согласился он и с горечью подумал: "но ты, ты не должна мне этого говорить, особенно про себя!".

-Конечно, - продолжала Катя. – Вирус иммунодефицита человека нельзя получить, разговаривая с его носителем, обнимая его, кушая с ним из одной посуды, целуясь или занимаясь сексом в презервативе. Вирус передается через жидкости: кровь, сперму, влагалищный секрет. При таком контакте передача вируса возможна. Игнорируя это, многие люди из страха пытаются оградиться от людей, которые являются носителями вируса. Поэтому носители вируса зачастую сталкиваются с дискриминацией – иногда от них отворачиваются друзья, возлюбленные, коллеги по работе. Иногда даже приходится сталкиваться с грубостью и непониманием врачей, хотя врачи должны в силу своей профессии помогать этим людям и укреплять их веру в себя и в полноценную здоровую жизнь. К сожалению, некоторые непрофессиональные доктора отправляют на аборт девушек, которые могли бы родить здоровых детей, несмотря на свой вирус.

-Ты говоришь как лектор, - заметил Кирилл, чтобы сказать хоть что-нибудь. – Хотя я, я должен тебе все это рассказывать, а не ты мне!

-Увы, так уж случилось, Кирилл. Я работаю консультантом по этому вопросу. Ведь источник непонимания этой проблемы со стороны общества кроется в незнании, которое является благодатной почвой для разного рода предрассудков и заблуждений. По счастью, есть много образованных и понимающих людей, которые общаются с носителями вируса так же, как и с обычными людьми. Их связывает дружба, рабочие отношения, любовь, семья и просто приятное общение. И это правильно, потому что носитель вируса – такой же человек, как и любой другой. Знаешь, Кирилл, есть матери, которые посвящают свою жизнь больным детям – таким, которые никогда не смогут стать полноценными членами общества из-за необратимых органических повреждений тела или сознания. А есть те, которые оставляют таких детей в роддомах или интернатах. В обоих случаях это сознательный выбор взрослого человека – принять болезнь и помогать больному человеку, относиться к нему с состраданием и пониманием, или же исключить его из своей жизни просто потому, что он другой. Так же и с носителями вируса. Кто-то предпочитает не общаться с такими людьми, а кто-то проводит в их обществе часы и годы, наполненные замечательного общения и счастья. Надо лишь уяснить себе то, что с получением статуса человек не перестает быть человеком и по-прежнему заслуживает всего того хорошего, что жизнь способна дать человеку.

-А тебе легко было это уяснить? – мрачно спросил Кирилл. Он хотел уколоть ее – потому что ему самому сейчас было слишком больно. И он ненавидел себя за то, что снова причиняет ей боль.

-Не легко. Для меня, как и для многих других людей, получение положительного статуса было связано с тяжелой депрессией, в ходе которой я переосмыслила жизнь и ее ценности. Все люди через это проходят. Их души проходят сквозь чистилище душевной боли, после которого некоторые продолжают вести неправильный образ жизни, многие же после этого становятся добрее, чище, мудрее. Депрессия сменяется великой любовью к жизни и ко всем ее проявлениям. Иногда эта любовь становится острее из-за страха смерти, однако смерть ждет каждого человека, и потому о ней не следует думать слишком часто.

-Катя, ты будешь жить очень, очень долго, - сказал Кирилл, глядя ей в глаза. – Я тебе это обещаю как врач.

Она усмехнулась:

-У меня еще гепатит С, не забывай. Поэтому есть особые шансы умереть от цирроза или рака печени, если не буду лечиться. А это терапия не из легких и, кроме того, она не дает стопроцентного шанса на излечение. Хотя в моем случае спектр того, от чего я могу умереть, необычайно широк.

-Бедненькая.

Она опять усмехнулась:

-Не надо меня жалеть. Знаешь, когда у меня были периоды черной депрессии, то тогда я думала о том, что только в такие моменты человек и живет. Когда ты испытываешь нестерпимую душевую боль, доходящую до боли физической, когда ты болеешь и не видишь впереди ничего, кроме мрака и смерти… когда вся твоя система мировоззрения рушится, и остается только голый нерв, который болезненно воспринимает каждую мысль, каждое чувство, каждый вздох… Такое состояние можно сравнить с настоящей, подлинной жизнью, жизнью до такой степени, что "живее" быть невозможно.

Кирилл курил и пил очередную бутылку пива. Ему было очень тяжело слышать то, что она ему сейчас говорила.

-Катя, мы обязательно что-нибудь придумаем, - сказал он. – Я обещаю тебе одно: ты будешь жить долго и счастливо. Я все сделаю для этого.

-Знаешь, счастье – это когда ты ненавидишь других, а не себя, - заметила Катя и, посмотрев на часы, добавила: - До завтра. Открой мне дверь. Я уже час ухожу.

Прощаясь, он поцеловал ее. Этот поцелуй оставил в ее рту уже позабытый вкус перегара, сигарет и алкоголя.

2

Когда она ушла, Кирилл пил водку и метался по квартире. Он был в агонии. Он задыхался от душивших его чувств и мыслей. Он бредил. Его собственная агония многократно усилилась благодаря депрессанту – алкоголю, которого он выпил очень много. Он терял остатки самоконтроля и связи с реальностью. Кирилл презирал себя. На этот раз за то, что не осмелился ответить Кате взаимностью, не нашел в себе силы взять ее. Он ненавидел себя за то, что год назад малодушно сбежал от любимой им больше всего на свете девушки, за то, что унизил ее. И что сейчас не смог переступить через собственное решение не калечить ей жизнь уж окончательно. Но при этом он испытывал наслаждение от сознания того, что он оказался сильнее, а она открылась перед ним, которого сама же называла своим убийцей, и просила его поцеловать его, отдавалась ему, а он ее отверг.

Умом Кирилл понимал, что поступил правильно, но все его существо желало Катю. Сейчас он хотел ее даже сильнее, чем прежде. Он с такой силой хотел ее, что, если бы уступил этой силе – как уступила своему чувству она – он уж презирал бы себя за эту слабость, как презирала себя сейчас Катя. Не взяв ее, Кирилл мучался, но если бы он все-таки взял ее, он мучился бы не меньше. Кирилл думал о том, что произошло. Катя, которой он сократил ее жизнь на много лет, пришла к нему и фактически призналась ему в любви и в том, что хочет провести остаток своей жизни с ним. Кирилл знал, что поступок Кати был продиктован отнюдь не страхом остаться одной или умереть одной, но самым чистым, возвышенным, неподдельным чувством. Кирилл с горечью думал о том, что недостоин и капельки этого чувства, но… разве сам он не обожал ее так же, даже еще сильнее, еще одержимее?

Но Кирилл был уверен, что его чувства к ней – лишь проявление его гнилой, сладострастной натуры и не более того. Он и думать о себе забыл как о ком-то, кто имеет право называться человеком и прямо смотреть в глаза людям. Он считал себя чудовищем, грязным и порочным. От былого человека в этом чудовище осталась лишь внешность, которая напоминала человека. "Я мерзкое, погибшее существо, - думал про себя Кирилл. – Вот что я сейчас делаю? Я по-прежнему убиваю себя, потребляя всю эту мерзость. Но пусть, пусть я чудовище, да хоть бы сам Сатана, пусть я сгнию в аду и еще утащу туда не один десяток человек, которые со мной свяжутся, но я не позволю себе приблизиться к Кате. Я защищу ее от себя, от своих объятий, от своих мерзких чувств, от разлагающегося тела. Я и так уже почти уничтожил ее, свет моей погибшей души, мой идол, мое проклятие. Я, я, я убил ее! Я и себя самого убил в ней, ведь в ней столько качеств, присущих и мне. Такое не прощается, Катенька, и ни ты не простишь меня окончательно, ни я себя не прощу. Ты сама назвала меня убийцей. И ты права! Да, я убийца. Но самый большой мой грех мой не в том, что я жизни человеческие загубил. Мой главный грех в том, что я твою жизнь загубил, Катя. Как больно это осознавать! Но эта боль не искупит моего греха, и ничто его не искупит. Я недостоин тебя, моя умничка, я недостоин даже смотреть на тебя, думать о тебе. А все ж и смотрю, и думаю! О я, грязная, мерзкая гнида! Смерть! Смерть мне! Смерти хочу! Смерти! Но прежде, чем я умру, я отомщу за тебя! Я убью его!".

Напившись, Кирилл позвонил всем своим знакомым, но никто не знал ни адрес, ни телефон Вадима, ни даже самого Вадима. До Лиды он не дозвонился. Поэтому он решил поехать к ней. Несколько месяцев назад Кирилл расстался с Лидой потому, что она начала общаться с Вадимом. А Кирилл даже слышать о нем не мог после того, как тот жил с его Катей.

Когда Кирилл позвонил в ее дверь, он еле держался на ногах от количества выпитого алкоголя.

-Я не одна, - сказала она, открыв дверь.

-Не важно. Разреши мне войти.

Она впустила его.

-Мне нужен телефон и адрес Вадима, - сказал он ей, сев на корточки в прихожей и обхватив руками голову, которая раскалывалась от невыносимой боли.

-Спроси у него, он спит у меня в кровати, - ответила Лида.

-Что? Он у тебя? – воскликнул Кирилл и попытался подняться на ноги, но у него ничего не получилось.

-Да. Зачем он тебе?

-Да так, дело есть, - ему все-таки удалось подняться. – Приготовь мне что-нибудь. Я хочу есть. Пожалуйста.

-Сейчас.

Лидия покорно направилась на кухню.

Кирилл зашел в ее спальню и увидел на кровати его. Он лежал на спине с раскинутыми руками и храпел. Нетвердой поступью Кирилл подошел к кровати и попытался оглядеться вокруг в поисках предмета, которым можно было бы ударить Вадима. Его мутный взор упал на журнальный столик, где лежал ночь. Вчера Вадим и Лидия выпивали, резали хлеб и колбасу.

Кирилл схватил нож, занес его над спящим телом и вонзил его в сердце Вадима, пробив грудную клетку. Кирилл вонзал нож в тело ненавистного человека много-много раз, резал его плоть, пока силы не оставили его и пока вся кровать и пол около нее не оказались залиты кровью.

-Что ты наделал, - сказала Лидия, которая в ужасе смотрела на то, как убивают ее любовника. -Я больна, я отсидела на зоне, а теперь в моей квартире труп!

Ее ноги подкосились, она села на пол, прислонилась спиной к стене и закрыла лицо руками.

-Никому не говори, - прерывисто сказал Кирилл. Его взгляд был мутным и с трудом фокусировался на предметах. – Слышишь, никому! Он осквернил то, что я люблю больше всего на свете. Этот выродок… - Кирилл прервался. Он был не в себе. – Он убил ее. Он не имел права этого делать. Он… он… не смел этого делать.

Кирилл сорвал с себя пальто и бросил его рядом с кроватью на пол. Пальто упало на плававший в крови нож. В ванной Кирилл вымыл руки и лицо.

-Никому не говори! – крикнул он, хлопнув дверью.

На улице Кирилл поймал такси и помчался на Казанский вокзал. Спустя сутки он был уже у своей матери.

Когда он ушел, Лида еще час сидела неподвижно, закрывая свое лицо руками. Потом она встала, подошла к креслу, где лежала одежда Вадима. Из кармана его брюк она достала его мобильный телефон.

Открыв в телефоне адресную книгу, она нашла слово "отец" и набрала этот номер.

-Да, Вадим, - услышала она стальной мужской голос.

Лидия заплакала.

-Это Лида, - плача, сказала она.

-Что случилось, Лида? – спокойно спросил голос.

-Кирилл был здесь и зарезал Вадима, - разрыдавшись, прокричала она в трубку и изо всех сил сжала ее вспотевшей рукой.

-Не плач, девочка, - стальной голос был все так же спокоен. – Этот ублюдок не был мне родным сыном. Я давно ждал его смерти. Ничего не трогай там, я сейчас приеду.

Спустя полтора часа отец Вадима был в квартире у Лиды.

-Заявишь в полицию, - спокойно сказал он.

-Нет! – крикнула Лида.

-Да, - спокойно ответил отец. – Ты скажешь, что его убила Катя. У нее есть мотив, ведь он заразил ее, не так ли? Нож я выкину и пальто тоже. В ее комнате, от которой у меня есть ключ, я уже взял ее нож. Погружу его несколько раз в тело Вадима, и она сядет. Тем более что есть свидетель – ты.

-Откуда у вас ключ от ее дома?

-Когда Вадим спал с ней, он сделал копию. Я должен был предусмотреть все.

-А как же я?

-Что ты?

-Кирилл убил его из-за своей подруги Кати. Если он узнает, что из-за моих показаний она села, он убьет меня.

-Ты сама скорее умрешь, чем он доберется до тебя, - равнодушно сказал отец.

Когда в дверь Кати постучали, она решила, что это Кирилл. Но это были люди в форме.

-Царева Екатерина Александровна?

-Да, - ответила она. – Что случилось?

-Вы обвиняетесь в убийстве. Пройдемте.

У Кати не было алиби, не было сил и желания бороться. Тем более что речь шла о ее жизни, которая скоро должна была закончиться.