- 1 - Худощавый человек в старом коричневом пиджаке, со змеинноподобными, блестящими от избыточной жирности и грязи волосами, выбритыми в нескольких местах, лениво, но в то же время возбуждённо скоро тащился по отвратительной мостовой, на которой повылазившие из-под трещин в асфальте слизкие красные черви нежились в грязных лужах. Дождь кончился несколько минут назад, но тяжёлые набухшие, словно кровавые синяки, тучи готовы были ещё и ещё изливать на город свою тухлую воду. Человек направлялся из больницы домой. И странное разочарование выворачивало его душу на изнанку, оголяя органы, облепившие белый скелет. Диагноз был ужасен настолько, что этот гнусный день пах сладким мёдом, обдавал свежестью росы и цвёл по-весеннему ярко, красочно и возвышенно чисто.
Человек переступил через серый обшарпанный бордюр, и нога опустилась в огромную лужу с бурлящей, пенящейся водой. Огромные черви обвили вдруг худую ногу в изношенной до дыр штанине и начали грызть её, разбрызгивая алую кровь и ошмётки почерневшей кожи. Звериное перекосившееся лицо напряглось – человек в пиджаке попытался вытащить ногу, но она всё глубже проваливалась в страшную пучину ада. Человек потерял равновесие и упал на руки. В тот же миг ладони начали утопать в жидком как трясина, но ледяном асфальте. Человек закрыл глаза, готовясь зарыдать от отчаяния, рвущегося из тесной оболочки, расправляя дьявольские крылья… В этот самый миг кто-то хлопнул человека по плечу… Диагноз был верен. Особый случай шизофрении, выражавшийся в безумных галлюцинациях и ужасных сновидениях – вот что ожидало этого несчастного в ближайшие несколько лет… Всё исчезло. Вернулся пасмурный день. Рядом распласталась малюсенькая лужица с двумя дождевиками. Мокрая мостовая, и… человек рядом. Он стоял, низко наклонившись над больным, и пытался поднять его, тянув поочерёдно то за одно, то за другое плечо. «Вам помочь? Вы оступились или, может быть, Вам плохо? Поднимайтесь, а то промочите брюки то» – мужчина говорил добрым заботливым голосом, но чувствовались раздражённость и отвращение, не оттого, что он делал в данный момент, а вообще от жизни. Он поправил заляпанные круглые очки, сползшие на нос, и выпрямил жирный торс. «Всё в порядке…» - шёпотом и сквозь зубы проговорил человек в пиджаке.
- 2 - Человек обитал в невысоком двухэтажном доме, одиноко стоявшем практически на отшибе города. Домик с виду казался довольно приличным. Штукатурка нежно-персикового цвета хоть и была обсыпана в нескольких местах, образуя причудливый узор, но в остальном смотрелась целостно и аккуратно. Но было в постройке что-то особенно необычное, не заметное на первый взгляд. Наверное, дело было в небольших окошках с миниатюрными форточками, похожих на уставшие после рабочего дня глаза с чёрными зрачками. Да ещё один на весь дом подъезд с раскрытыми всегда некрашеными дверями был словно пересохший рот с высунутым наружу языком. Изнутри дом был куда хуже и жалостнее. Облупленные стены, шнырявшие всюду неуловимые огромные коричневые тараканы, тёмно серые потёки от проходившей через потолок дождевой воды. Круглый год пахло сыростью и ещё каким-то непонятным кислым запахом, вызывающим у непривыкшего человека рвоту и головную боль. Все эти, разрозненные на первый взгляд, детали создавали образ головы, ещё живой, но уже разлагающейся изнутри и начинающей мерзко вонять. Шизофреник доплёлся до жёлтой двери первого этажа и нашарил в кармане длинный ключ со стёртыми от долгого использования краями. Не сразу попав в замочную скважину, обрамлённую прелестным цветочным узором, человек провернул два раза ключ и обессиленный ввалился в свою квартирку.
- 3 - После полудня небо снова стало изрыгивать тяжёлые отливавшие свинцовым блеском капли, которые, пролетев со свистом расстояние между серым-пресерым небом и такой же серой землёй, разбивались с отвратительным бульканьем о шершавый асфальт. Человек даже не снимал пиджака. Ему не хотелось ничего. Причём «ничего» в такой крайней форме, что даже существования было ненавистно до смерти, которой, однако же, не хотелось ещё больше. Наступило отчаянное равнодушие ко всему. Вот в таком состоянии, где-то между смертью и жизнью человек чисто механически прилёг на диванчик, и дремота завладела им, несознательным и не способным больше трезво мыслить…
- 4 - На поверхности голой, каменистой пустоши не было ни малейшего намёка на ветерок, однако тучи на кроваво красном небе мчались с такой дикой скоростью, что стоило глянуть на небо, и голову мигом сносило; казалось, ты падаешь навзничь, а мозг начинает бурлить, шевелиться и рваться из тесного черепа. До самого горизонта не было ничего, кроме острого чёрного камня. Трудно было оценить расстояние до него из-за отсутствия каких-либо вспомогательных ориентиров. Человек по-прежнему был в своём пиджаке и сидел на корточках, сложив руки в дырявые карманы брюк, не осознавая, конечно же, зачем и как он здесь оказался, но чувствовал себя так, как будто непременно должен был находиться там, где находился в данный момент. Ему становилось страшно до щекотания в брюхе, но не сразу, а постепенно. Так, как тобой овладевает мерзкий холод, когда ещё тёмным прохладным утром с тебя медленно стягивают одеяло. Переборов ли страх или наоборот движимый им, человек поднялся и, медленно вышагивая, направился к камню. Как он ни старался плавно ставить ногу на землю, она всё равно опускалась так тяжело и стремительно, как после прыжка со второго этажа. И вся эта тяжесть и боль отдавались в голове несчастного. Будто по затылку кто-то долбил огромным лесничим топором, но никак не мог добраться до мозга, и от этого бил ещё сильнее, ещё упорнее и жёстче. Окружающий мир был лишён атмосферы. Стоял такой кошмарный холод, что волоски на теле, замерзшие, обламывались от малейшего прикосновения. Человек не мог ничего вдохнуть, но и дышать ему совсем не хотелось. Казалось, до камня нельзя было дойти. Человек делал шаг за шагом, превозмогая каждый раз смертельные муки, но цел его и не думала приближаться. Человек в пиджаке уже было отчаялся, но вдруг камень оказался прямо перед ним. За камнем человек обнаружил цветок. Настоящий живой цветок ромашки на зелёной ножке с многочисленными малюсенькими листиками. Лепестки были слегка сморщены, но от этого ромашка выглядела ещё симпатичнее. Невозможно было вообразить, откуда в этой суровой пустыне могло взяться это чудесное создание. Человеку стало так радостно от вида бело-жёлтого малыша, что страх вмиг улетучился. Он вынул руки из карманов и окружил ладонями цветок, боясь задеть лепестки. От растения веяло теплом, таким нежным, как от нагретого солнцем ведра с водой или только что выглаженной горячим утюгом рубахи, надетой на озябшее тело. Невыносимо было знать, что всё это не вечно, и в любую минуту могло рассеяться то, что принесло несчастному столько счастья и радости, сколько он не испытывал за всю свою прожитую доселе жизнь… Навернувшаяся слеза заставила человека закрыть старческие не по возрасту совершенно без ресниц веки. Когда он их раскрыл, то обнаружил, что камня рядом не было. Стало чуточку темнее кругом, хотя небо ничуть не изменило своего кроваво-рваного облика. Ромашка стояла на месте, но почему-то сжалась и дрожала, как будто ей тоже стало невыносимо страшно. «Жду…» - раздался чей-то голос. Был он хриплый, противно низкий и звучал как в пустом коридоре, размножаясь эхом. Человек повернул голову, медленно и плавно благодаря неведомой силе. В нескольких шагах стоял некто в необычном плаще, таки же чёрным, как тот камень и даже измятом так, словно это была острая рельефность камня. Некто стоял спиной к человеку в пиджаке. Его головы не было видно из-за широкого ворота плаща, за исключением макушки с торчавшими в разные стороны пурпурно-белыми волосами. Некоторое время тот стоял неподвижно. Ветра на земле по-прежнему не было, но его мохнатая макушка развивалась в разные стороны. Чувство неизбежного кошмара вернулось к человеку в пиджаке. В тот же миг прелестная ромашка совсем скрючилась, почернела и вдруг рассыпалась на миллионы едва светившихся пылинок. Человеку захотелось бежать. Он встал и бросился прочь от места, где лежал несколько минут назад камень. Однако, как ни старался он бежать быстро, что было мочи передвигая налитые свинцом ноги, бег его, тем не менее, был мучительно медленный. Человек перевалил весь свой вес вперёд, надеясь хотя бы падением ускорить передвижение… Ничего не помогало. Непонятная сила не давала свободы, ноги вязли в пустоте, а страх уже добрался до горла, сдавливая его и утяжеляя нижнюю часть тела. Всё сильнее хотелось убежать прочь и спрятаться, закрыться руками и зажмурить глаза…
Человек был приподнят над землёй. Его держали. Держал тот, в плаще. Держал так, как держит жених свою невесту, вынося её из церкви после венчания. На земле была сухая жёлто-коричневая трава. Туч уже не было, и теперь небесный свод горел чистым кровавым сиянием, от которого слезились и пухли глаза. А вокруг плотной стеной стоял непроглядный туман серо-фиолетовый цвета. Человек в пиджаке невольно глянул на лицо своего носителя, и все остатки души, ещё не растворившиеся в непомерном страхе, опустились бедняге в пятки. Половина лица была обтянута гладкой кожей бетонного цвета, с широко раскрытым жёлтым глазом и потрескавшимися губами. Второй же половины лица не было вообще. Гладкий, буквально отполированный череп отражал красноту неба. Шизофреник попытался вырваться, но не смог даже шевельнуться, и оттого продолжал разглядывать страшное существо, в полной власти которого он находился.
Носитель аккуратно уложил человека в пиджаке на траву и уселся рядом, скрестив свои нижние конечности в полосатых кожаных штанах. Несчастный человек по-прежнему не мог ни поднять руки, ни повернуть голову. В предчувствии чего-то зверски извращенного он начал молиться Богу. Не зная какому, ибо с детства был атеистом. Не зная по той же причине ни одной молитвы, он выражался, как мог. Просил избавить от мучений, забрать душу, даже проклинал Бога за его отношение к людям, лишь бы только тот не оставлял его здесь, наедине с чудовищем, который в это время совершал что-то похожее на обряд: перебирал руками, изгибал шею и издавал непонятные гиканья. Наконец, он вынул из плаща серебряный напёрсток с удлинённым заострённым концом и надел его на указательный палец правой руки. Медленным движением поднёс палец к животу человека и распорол мокрую от пота рубашку. Провёл другой рукой, обёрнутой в белую тряпку, по животу и вонзил остриё напёрстка в сухожильную плоть пониже рёбер. Глаза жертвы округлились от жуткой боли, а душераздирающий крик застрял в горле, даже не дойдя до парализованной челюсти. Рука с напёрстком плавно поползла вниз к паху, оставляя за собой бордовую полосу, из которой то там, то здесь проступали огромные капли тёмной крови, тут же сползавшие по бокам и заканчивавшие свой бег на рубашке и пиджаке. Закончив резку, существо обтёрло напёрсток и вернуло его на своё место в плаще. Продолжая издавать неразборчивые звуки, получеловек полумертвец раздвинул края образовавшейся в брюхе щели, и в тот же миг из неё повалили разного рода насекомые, жуки и ещё много гадости необычно странного вида. На живой стороне двулицего изобразилась кривая улыбка, а глаза человека – единственно его подвижная часть тела – задёргалась в судорогах. Костлявая рука опустилась в брюшную полость, из которой вдобавок тянуло тухлятиной, ухватила самого жирного жука и поднесла его к чудовищному рту…
- 5 - Было темно. «Часов двенадцать…» - подумал шизофреник и поднялся с диванчика. – «Соседей сверху опять нет, должно быть гостят»… Он уже давно спокойно относился к снам подобного рода, тревожившим его каждый раз, стоило бедняге уснуть. Лишь несколько капель холодного пота на лбу, лёгкое головокружение и ужасные боли в животе напоминали о пережитом. «Сраные паразиты!» - злобно воскликнул он и ударил себя по животу. Сбросив, наконец, свой пиджак, человек сунул ноги в тапки и, качаясь, прошёл на кухню, открыл дверцу старого холодильника, взял стакан с водой, специально приготовленной для таких случаев. Человек коснулся пересохшими губами края стакана, но не успел сделать ни глотка…
Был ли виноват тот террорист, что по непонятной ошибке подорвал дом с одним лишь шизофреником вместо соседнего ночного клуба, где в ту ночь находились, по меньшей мере, пятьдесят человек? Или ему стоит сказать спасибо?.. Но человек впервые в жизни познал сон без кошмаров и вряд ли захочет когда-нибудь вернуться в этот мир, гадкий, неприветливый и всюду нереальный… |