Морфей сидел на крыльце дома и курил трубку. Прохладный ветерок щекотал бороду, солнце играло на водной глади, хорошо. Небольшой ножик ловко прыгал из одной руки в другую. Кузнец явно был доволен своей миниатюрной работой.

Из-за спины послышался горестный вздох. Морфей сделал вид, что не обратил внимания.

- Дед, ну чего ты? – Спросил Катберт. – Я не хотел, он сам…

- Что, он сам? – Довольно резко отозвался Морфей. – Скажешь, он первый начал?

- Нет, но… - Берт, вышел из-за широкой спины и стал перед дедушкой. Под левым глазом маленького мальчика разместился тёмно-фиолетовый синяк. – Но он сильно задирался. Он назвал Синдию глупцом с девчачьим именем.

Дед нахмурил брови.

- Это не повод. Синдия здоров, как медведь. Мог и сам справиться.

- Их было трое.

- Да ладно тебе. – Дед слегка усмехнулся. – Ты терпеть не можешь Агата и его компанию. Ты лишь нашёл повод свести с ним счёты.

- Ты расстроился из-за этого?

- А ты думал, мне жаль этих мудаков? Вечно лезут в драки, цепляются до девушек и слабых, всегда ходят кучкой. Что ж, теперь они не скоро уйдут от лекарей. Но дело-то не в этом.

Возникла неожиданная пауза. Дед любил так многозначительно обрывать своё повествование.

- А в чём? – Спросил Катберт, не выдержав молчания.

- А в том, что ты дал волю своему гневу неоправданно.

- Было бы лучше, если б они изнасиловали какую-нибудь девушку? Тогда бы у меня был повод освобождать свой гнев? – Раздражённо закричал Берт.

- Ты что же думаешь, теперь они этого не сделают? Эти сволочи, будут искать на ком бы выместить злобу, искать по ночам, боясь показаться на свет. Так появляются отпетые ублюдки, Берт, и вполне возможно, что вина за их появление будет лежать на тебе.

- Так что же мне было делать? – Катберт сел на порог к дедушке.

- Что делать и как быть – очень сложные и всегда актуальные вопросы. – Дед потёр свою короткую бороду и добавил. – Давай я тебе кое-что расскажу, Берт. Я ведь раньше служил в ополчении, ты знаешь.

- Да, и сражался за Сидан с юдуканцами. Ты говорил.

- Так вот, а ты в курсе, Сидан изначально был землёй княжества Юдуку? Нет? Так-то, это мы развязали войну, а не они. Я говорю мы, не Родерик 3-ий. Именно мы - народ. А причина была глупая – надо было куда-то ссылать неугодных и провинившихся. Этот остров почти идеален. С одной стороны на другом берегу моя Империя, а с другой княжество с вечно закрытой границей.

Было, конечно и другое. Расовая вражда, юдуканцы изводили нас, людей с чистой белой кожей и правильными чертами лица, своим узким разрезом глаз и кожей цвета кофе. Глупо, неправда ли?

- И что, война началась из-за цвета кожи?

- Ну, нет. Точнее, не совсем. Ты же знаешь, что мы считаемся высшей расой?

- Нет.

- А вот раньше, у некоторых людей это не вызывало сомнений. И к несчастью, эти люди стояли у власти.

На лице Берта отобразился некий мыслительный процесс. По его окончании мальчик громко хмыкнул и спросил: «Ну и что же было дальше?»

- Как видишь, теперь остров полностью наш, а юдуканцы перебрались в свои пустыни. Но дело даже не в этом.

- А в чём? – Этот вопрос всегда очень часто повторялся в беседах с дедом.

- Во мне. Я был истинным патриотом своей родины до этой войны. Как только была объявлена мобилизация для захвата острова, я одним из первых прибежал в вербовочный пункт и записался в ополчение. – Дед как-то поник. – Считал, что мы идём за правое дело.

В общем высадили нас на пляжах Сидана. Юдуканцы даже не знали о готовящемся нападении и поэтому города практически не оказывали сопротивления, деревне горели как копны сухого хвороста. Были даны чёткие указания, не щадить никого. И мы не щадили. Я лично убил около пятидесяти человек и только пятерых в открытом бою. Мне стыдно признаться, но я считал, что это правильно, что это и есть война, хотя на самом деле это была бойня.

Я помню, как шёл ночью по выжженной земле к пепелищу какой-то деревни. Среди разрушенных домов и трупов деревенских сваленных в одну кучу встречались группки наших солдат, сидевших у костра. Из-за угла доносились стоны, я сначала не понял чьи, и поспешил в ту сторону. Мелькнула мысль, что на кого-то из наших напали, но оказалось… Ужас, я не пожелаю этого ни одному врагу. В руинах сгоревшего деревянного дома я нашёл дюжину наших Белых рыцарей. Наша гордость, лучшие из лучших, чтоб их разодрало, насиловали женщину, видимо жившую в это доме раньше. Она кричала и отбивалась, но силы явно были не равны. Её мужу перерезали горло, и пока он умирал, трое держали его и заставляли смотреть на … свою жену. Их сына, мальчика лет девяти, приколотили к кресту. Он тоже был пока жив.

Я помню, как меня стошнило, помню смех рыцарей, помню, как схватил меч и как меня били. Когда я очнулся, всё уже кончилось. Супруги были мертвы. Я подполз к кресту, паренёк пока ещё был жив, но силы покидали его. Я с трудом снял мальчика и понёс к лекарю. По счастью, тот без колебания принял его.

- А что было потом?

- Я остался здесь жить, а про мальчишку ничего не знаю. По-моему его увезли на родину. Но собственно к чему я всё это рассказываю. Как видишь, далеко не всегда благие для кого-то побуждения достигаются и ведут к хорошим последствиям.

Одного взгляда в сторону мегаполиса-порта хватило, чтобы понять, возвращаться, туда не стоит. Над серой пустыней холодных каменных зданий вздымалась огромная туча воронья. Со стороны моря подгоняемый бризом доносился их противный каркающий разговор и к счастью лишь еле уловимый запах разложения. Он наверняка сводил с ума всех бродячих собак города. Да и не только собак. Все падальщики сейчас пировали, терзая изувеченные трупы.

В это тёплое солнечное утро речная водица бодрила двух путников умывавшихся у самой кромки берега. Окатон плескался, пил, создавалось ощущение, что он случайно выброшенная на сушу рыбёшка. После того как он смыл с лица кровь и грязь, Катберт не без удивления отметил насколько был хорош собой этот парень. Наверняка любимец женщин. Длинноволосый блондин с тёмно-синими глазами, узким лицом, высок, широкоплеч, весьма крепкого телосложения, и без того худой Катберт рядом с ним казался вовсе тщедушным. Заметил он так же и молчаливость своего спутника. Окатон за время всего их маленького путешествия ни разу не спросил Берта откуда тот или чем занимается. Прилично это или нет, Катберта это вполне устраивало. Он и сам не был словоохотливым, всегда больше слушал, чем говорил.

Окатон повернулся в сторону Катберта.

- Ну, что будем делать дальше, предводитель? – спросил он, широко улыбаясь, впервые за всё их знакомство.

- Я стал предводителем? – Эта фраза Берту не очень понравилась, ну конечно стал, ещё во время обстрела. – Не знаю как ты, но я голоден. Надо найти чего-нибудь пожевать.

- Ну, это будет проблематично, ведь зак.., дичь могла разбежаться от беженцев. Они наверняка шли этими тропами. – Окатон собирался отпустить шуточку по поводу отсутствия в меню сбежавших зеков, но вовремя осёкся. Хотя Катберт всё-таки заметил эту оговорку. – Ну, с едой понятно. А идти мы дальше куда будем? В другие города?

- Я бы предпочёл выбраться с Сидана. Можно попробовать всё же вернуться в Барнак. Может там есть уцелевшая лодка, которая в состоянии пересечь море.

Тут лицо Окатона резко изменилось. Он будто бы вспомнил о чём-то, но нет, он представил себе что-то, что его сильно взволновало.

- Да, мы должны вернуться в Барнак. Чем скорее тем лучше. – Выпалил Май.

- А еда? – Как-то уже без надежды спросил Катберт.

- Плевать на еду. Я должен убедиться, что её там нет. – С этими словами Окатон рванул к городу обратно. Катберт угрюмо посмотрел ему в след. Ну вот, теперь он не ведущий, а ведомый. Можно было предоставить Мая самому себе, но в одиночестве оставаться не хотелось. Берт поднялся с земли и зашагал следом за своим новым лидером.

За последние несколько дней Катберт возненавидел этот городишка. Но вот опять пришлось идти по его улицам. Когда же это кончиться?

По мере приближения к докам запах разложения становился всё резче и чётче. Катберт оторвал кусок материи с торгового лотка и обернул им нижнюю часть лица и шею несколько раз. Дышать стало тяжело, но всё же было намного лучше, чем вдыхать эту вонь.

Идти становилось тяжелее. Обломки, развалины зданий и трупы преграждали путь. Иногда встречались одинокие бродячие собаки, но чаще целые стаи, их приходилось обходить. Воронье карканье и хлопки крыльев перерастали в гул. Май задыхался, его лихорадка опять давала о себе знать. В этом гиблом месте он долго бы не протянул, но всё равно упрямо шёл вперёд.

- Что ты ищешь? – Не выдержал и спросил Берт.

- Шкатулку. – Ответил Окатон и не дожидаясь следующего вопроса продолжил. – Её должны были увезти, но если этого не произошло, то её необходимо найти. Там важные документы.

«Да, в наше время без бумажки, никуда. Надеюсь, она того стоит»: подумал Берт.

Они вышли на пристань, где не так давно Катберт посадил на корабль Сони, но казалось, что прошла уже вечность. Тела здесь лежали целыми кучами, большинство под грудой камней. Мостовая была разбита вдребезги и усыпана снарядами и своими же обломками. Ещё не высохшая, но уже свернувшаяся кровь большими полужидкими сгустками стекала между трещинами в море к раздробленным кораблям, которые нашли здесь своё последнее пристанище. Некогда домашнее и давно бродячее зверьё рвали и пожирали трупы. Отовсюду неслись треск рвущегося мяса и хруст разгрызаемых костей. Собаки, кошки и чёрт его знает, кто ещё вгрызались в тела с диким и жадным чваканьем, одновременно отгоняя надоедливых ворон, набравшихся наглости вальяжно разгуливать по земле. Просто в воздухе и на каких-нибудь выступах им уже было тесно. Они сплошным чёрным покрывалом укутывали тела, и даже матёрые бродячие псы не решались походить к ним. Катберт осматривал эту картину с плохо скрываемой тревогой. Примерно так он представлял себе ад.

Окатон пошатнулся и начал падать. Он наверняка разбил бы себе голову, если бы его не подхватил Берт. Май терял сознание, некоторые раны его опять начали кровоточить, а здесь любая царапина могла быть смертельной. Надо было уходить, Берт опёр своего спутника на плечо и побрёл в обратную сторону.

И тут раздался громкий крик, на время разорвавший этот адский ор. – Эй, сюда, здесь выжившие!!!