- Гаврик, хорош прикалываться! Какая мне командировка? У меня же радикулит ещё из той жизни, и эта, как её… забыл… - я жестами начал показывать, как у меня по утрам голова болит.

- Склероз?

- Да не склероз! Склероз – он, а не она. Что ты ёрничаешь?

- Миня сказал тебя, значит тебя. И всё, закончили. Передавай дела напарнику и сразу же к Рафику на инструктаж.

- Дык я… - против Михаила не попрёшь. А я уж грешным делом на Сарика подумал, что это он опять мне козни строит. Ну не любим мы друг друга. Я его за кривую натуру, а он меня за мой злой язык. В общем-то, правильно всё, у архангела на такой должности и должен быть скверный характер: работать напрямую с грехами нужен врождённый талант.

- А что Иерахмииловы ребятки настолько загружены, что остаётся нас, оперов цеплять по каждому пустяку? – ну не могу я просто так согласиться.

- Я же сказал, Миня так решил. И не тебе короткокрылому его учить. Или опять хочешь в ссылку проданные души туда-сюда таскать? – вот может ковырнуть болячку Гаврик.

- Нет. В ссылку не хочу.

Дальнейшее происходило с такой скоростью, что нашей канцелярии давно не снилось, но я и потом до конца не понял, к чему такая срочность и что за великая проблема случилась с этим отрезком человеческой истории…

«… И вдруг настала тишина в церкви; послышалось вдали волчье завыванье, и скоро раздались тяжелые шаги, звучавшие по церкви; взглянув искоса, увидел он, что ведут какого-то приземистого, дюжего, косолапого человека. Весь был он в черной земле. Как жилистые, крепкие корни, выдавались его засыпанные землею ноги и руки. Тяжело ступал он, поминутно оступаясь. Длинные веки опущены были до самой земли. С ужасом заметил Хома, что лицо было на нем железное. Его привели под руки и прямо поставили к тому месту, где стоял Хома.

— Подымите мне веки: не вижу! — сказал подземным голосом Вий — и все сонмище кинулось подымать ему веки…» *

- Господи всемогущий! Спаси и сохрани… - запричитал Хома.

Тут я ему и явился.

- Не гляди, - говорю. А он глазищи вылупил от страха, трясётся весь, и понятно дело, на меня ноль эмоций, только молитву пытается продолжить, но со страху куда память делась.

- Не гляди, говорю. На меня гляди, чудило! – приближаюсь к нему лицо в лицо, щёлкаю пальцами в воздухе и повторяю по слогам прямо в его смотрелки, - на-ме-ня-гля-ди!

Вот так и знал, что все людишки одинаковы. Сами же себе страхов, ужастей понапридумывали, а не понимают, что пока они в них верят они и существуют на самом деле. Как вот втолковать этому чудику, что во всей этой истории правды-то на три копейки – жил себе мирный философ Хома, да мимо Киева однажды шёл. А всё, что с паночкой, да с этими чудовищами, всё придумал Никола Василич. Только и Гоголь ни сном, ни духом был о том, что все придумки людские явью живут в других, как это модно называть, в параллельных мирах. И столько их уже понакручено таких параллельных, что ни пространства, ни времени во вселенной не осталось. Перенасыщение, значит. Вот наша канцелярия и чистит всю эту ересь и бестолковщину, лишь бы вселенная не задохлась от кутерьмы миражей, призраков, видений, да чертовщины, коей люди понаплодили. А нам, операм, самое дерьмо досталось – вживую вправлять людскую историю. Как врачам вывихи. Вобщем-то плёвое дело, посильное любому мало-мальски способному ангелу. А тут, я понял, и мне с моим опытом и умением не сразу удастся…

- Сгинь! Сгинь, нечисть! – это он мне. Руками машет перед своим лицом и рот кривит в страхе страшном. Уже хорошо, я уж и не надеялся, думал экстренные меры принимать останется. Но веки Вию уже подняли, и того и гляди…

Вобщем, не стал я дожидаться, тормознул время по внешнему меловому кругу и, вздохнув, уселся на корточки перед Хомой. Понимаю, что за рубку времени я своё получу, но иного варианта я уже не видел.

- Хом, ты успокойся, угомонись, не тряси бородкой своей куцей, да руками не маши. И нечестью меня не дразни, как-то не люблю я этого, - постарался успокоить его и, на всякий случай, прикинулся первой пришедшей на ум зверюгой, понимая, что любое человеческое обличие сейчас для бедного философа легче всего примется за чудовище из загробного мира. А вот спокойно развалившаяся на боку рысь, вылизывающая лапу – это в самый раз. И не ошибся. Хома застыл и вперился в меня неподвижным взглядом. Мало того, что за меловым кругом остановленное время смазало всю внешнюю картинку, и звук оттуда пропал. Теперь из всего подвижного осталась только рысь, которая грациозно умывалась, жмурясь от удовольствия. Мне оставалось дождаться, пока философ сам не угомонит свои эмоции и не начнёт хоть чуть адекватно соображать и мыслить…

- Вот и всё, - сказал я и грациозно потянулся, поудобнее укладываясь на ветке платана, всем своим видом давая понять, что закончил.

- А дальше?!! – завопили белки и бурундуки, запрыгали по веткам в нетерпении и разочаровании одновременно.

- А дальше всё просто. Пару дней ушло на уговоры философа принять меня за очевидность, ещё день на то, чтобы втолковать ему одну, но очень умную мысль, и ещё немного времени, на уговорить его всё сделать так, как я того хочу.

- А что нужно было сделать? – спросил самый нетерпеливый бурундук.

- Закрыть глаза.

- И всего-то?

- И всего-то. Эти бестолковые людишки не верят в очевидность. А конкретнее: закрытыми глазами нельзя видеть.

- Закрытыми глазами нельзя видеть… - чуть ли не хором повторили слушатели.

- Закрытыми глазами можно видеть только темноту. Даже Вий не мог видеть закрытыми глазами, - констатировал я, протяжно зевая при этом и давая понять, что устал и хочу спать, - ну и сны, конечно. Хотя, если разобраться, мы их тоже не видим, мы их думаем. Но это уже совсем другая история…

- Рысь, Рысь, расскажи нам про сны! – загалдели белки и вторили им бурундуки.

- На сегодня хватит. Я устал и хочу поспать. К тому же, мы снами не занимаемся, с ними работают другие ангелы.

- А что же Хома?

- А что, Хома… Всего и нужно было, чтобы философ крепко зажмурился и, стиснув зубы дождался третьих петухов.

- А Вий?

- Вий так и не увидел Хому, ведь ему нужен был ответный взгляд этого бедолаги, а его-то мы ему и не подарили.

Вот так мы и зачищаем вселенную от всякого лишнего параллельного мусора. Ведь сколько небылиц было понапридумано людьми на основе этой истории – тыщи, милльёны! А так всё совсем иначе: Хому пан отблагодарил, подарков выдал и проводил с богом. Гоголь, узнавши, повзбрыкивал чуток, но ребятки из Рая с ним поработали по-хорошему – это они умеют - и он успокоился. А я вот в заслуженном отпуске у вас тут, как и хотел, рысью на платане изо дня в день нежиться, да особо не думать ни о чём.

- Спасибо, Рысь, - поблагодарила за всех старая бельчиха и шикнула на своих, - всё, брысь, грызуны, Рысь спать хочет, утомили вы её, - и рыжие-полосатые весело прыснули в ветви платана.

А я вытянул лапы на ветке и закрыл глаза. Выспаться, выспаться как следует… И никаких снов и дум…