Было много снега. На рассвете
даже слишком много. Наши дети
лепили из сугробов города,
а снег валил, и талая вода
по капле собиралась на ладони,
и ночь звенела. В нараставшем звоне
мы видели смятение на лицах,
но снегу было не остановиться,
как грузовому на пустом шоссе,
которое к утру обледенело,
и он летит как внеземное тело
неуправляем. Чашечкой гляссе
томился теплый город под морозным
небесным слоем, и вполне серьезно
в домах кончались керосин и свечи,
и каждый вечер, каждый новый вечер
в округе становилось все темнее,
и, разорвать покоя стен не смея,
смолкало эхо раньше чем слова.
Кружился снег, кружилась голова,
из окон было видно только белый,
оттенки белого, штрихи, и ошалело
узор мелькал в проулках и аллеях,
по нашей новой северной Помпее
И сверх того, еще один пустяк:
мне часто снился спятивший художник,
которому, наверно, будет сложно
увековечить сотни лет спустя
как с нами не случилось катастрофы,
и эти строфы - это просто строфы,
мы засыпали, но не умирали,
и в нашей сказке не было морали,
а только город, снегом до краев
заполненный.
   Но после снился мальчик
в музее у картины - то ли плачет,
а то ли просто смотрит на нее.