Маска носилась на лице. Она не знала, как лицо это выглядит – смотрела-то она всегда в другую сторону. Но маска знала точно: лицо есть. И вот как-то встретилась она с другой маской, и сказала другая маска: «За тобой – кривое лицо». Сказала – и побежала дальше. А наша маска загрустила. И даже зеркала не было, которому можно выразить упреки по поводу кривой рожи.

***

Как-то один, с позволения сказать, носок решил завести гарем. Женился он на колготках и был счастлив. Пока колготки не начали переводить стрелки.

***

Пресс-папье мечтало познакомиться с пергаментом. Оно даже билет купило в Польшу – соседка-чернильница утверждала, что там еще порою можно встретиться с пергаментом. Но как-то все не получалось билетом этим воспользоваться. Даже бумага стала замечать, что с пресс-папье что-то не так. «Тоскует, похоже», – говорили друг другу листы. А пресс-папье смотрело в окно, горестно вздыхало и молчало.

***

Между прочим стоял дом. Он был большой, хотя прочее это не замечало. И в доме жило много людей. Действительно много, между прочим.

***

Какао имело склонность к сладости. И однажды сладости достигло. Это было последнее, что оно испытало в жизни, поскольку его сразу выпили. Но стоит заметить: оно было счастливо, по-настоящему, без дураков.

***

Труп лежал в гробу. Ему было приятно лежать в гробу. В гробу нет ни ветра, ни дождя, ни мороза, ни жары. Трупу очень нравилось, что гроб такой одноместный, такой дубовый, такой безвылазный. Трупу вообще все в последнее время нравилось. Только порою очень чесался нос, а почесать – не получалось, мертвый ведь.

***

Пуговицам было скучно. Изо дня в день их расстегивали, застегивали, и снова, и снова. Их задолбала ткань, к которой они были пришиты, пальцы, которые царапали ногтями... И однажды одна пуговица сказала другой: «Что-то надо оторваться по-малости. Оторвемся?» – «Оторвемся», – ответила другая. И они неплохо оттянулись и поотрывались на дискотеке.

***

Открытка была очень скрытная. И молчаливая. Но скрытная – больше. Даром, что музыкальная. Никто не знал, что она такая. Потому что открыть никто так и не смог. Но если б смог – ах, как бы она запела! Когда у открытки стала совсем слабая батарейка, она поняла, что все это было зря. Зря она ждала, чтоб открыл ее кто-нибудь. Лучше б она открылась сама, открылась и – запела.