Ну, люблю я петь. У каждого свои недостатки — кого-то тянет на скользкой трассе обогнать всех попутных под самым носом у встречных, другого — принять на грудь больше, чем он может вынести на плечах, третьему одиноко спится без подруги его лучшего друга… Так что у меня ещё довольно безобидная страсть. Ну, пою. Не претендую, правда, на лавры Кобзона* или Билана*, но с Буйновым*-то мог бы поспорить в диапазоне и благозвучии. Пока поспорить не доводилось; однако, все, кто меня знает, включая бывшую супругу, признавали за мной первенство; причём, даже от предварительного прослушивания вежливо (исключая мою бывшую супругу) отказывались. А бывшая сразу сказала — «если ты ещё раз, то всё». Я расстроился, но выбрал «всё», потому что у неё к тому времени тоже обнаружились отдельные недостатки, несовместимые с жизнью в моей квартире.

Да, но речь не о женщинах. А о пении. Так вот, живу я в многоквартирном доме, снизу — соседи, сверху — соседи; справа и слева — то же самое. Слышимость вы сами знаете какая, личная жизнь в таких домах находится в постоянном акустическом поле общественности. Терпение у соседей, как оказалось, не беспредельное. Поэтому ближе к 10-11 часам вечера, как раз когда у меня начинается самое вокальное настроение**, со стороны батареи или с потолка раздаётся сначала робкое, а потом всё более настойчивое постукивание (полагаю — шваброй), сбивающее меня с ритма.

При всей неуместности такой реакции на музыку (я вообще-то предпочёл бы аплодисменты) их понять можно — вероятно, этих жаворонков в такое детское время уже клонит в сон. А тут им то «соловьи поют наперебой», а то и «дрожит земля, дрожит горящий воздух…» На колыбельную песнь, согласитесь, совсем не похоже. В конце концов, я вышел из положения таким образом: стал совмещать свои вокальные упражнения с вечерним душем. Включаю воду — и ничего не слышно. Мне. Ни стука по батарее, ни прочих проявлений негативных эмоций невоспитанной аудитории. А нанести мне личный визит никто не отваживался, принимая во внимание мои 110 отнюдь не хлипких килограммов.

Возможно, в один прекрасный вечер я дождался бы прихода в свою берлогу участкового, но дело повернулось другим, весьма примечательным боком.

Однажды вместе с вечерней почтой я выудил из почтового ящика листок с анкетой. Вопросы в основном касались досуга и увлечений, а целью допроса декларировалось что-то типа «поиска нераскрытых дарований для всесторонней поддержки». И проводили поиск под эгидой управления по культуре при городской администрации. Я к таким мероприятиям всегда относился достаточно несерьёзно, поэтому в ответе на анкету ограничился одним словом из трёх букв. «Пою», — ответил я; и направил свой лаконичный ответ по указанному адресу в управление культуры гореисполкома.

Там же, надо сказать, к моему ответу отнеслись вполне серьёзно. По крайней мере, уже через день мне пришло официальное приглашение прибыть такого-то числа в такое-то время (а точнее в 7 вечера, что вполне приемлемо) на прослушивание туда к ним в департамент культуры.

Вот! Наконец-то у меня грозила появиться заинтересованная аудитория. Причём такая, которая кроме морального удовлетворения могла бы принести мне и кое-какие материальные выгоды. Впрочем, далеко идущие честолюбивые замыслы я тут же отогнал, но решил на это прослушивание сходить.

И не пожалел. Правда, вся слушательская масса состояла лишь из одной молодой особы интеллигентного вида, но… Особа знала все вещи моего обширного репертуара, весьма здорово аккомпанировала мне на фортепиано и довольно доброжелательно отнеслась к качеству исполнения. И, самое главное, оказалась чертовски хороша собой! А вакуум, образовавшийся после бесславного ухода моей бывшей, необходимо было заполнять.

В планы девушки, насколько я понял, такое развитие событий как заполнение чьего-то там вакуума не входило. Но зато — итогом прослушивания стала весьма горячая рекомендация мне не бросать это дело, заниматься, и вообще — настраиваться на участие в конкурсе исполнителей, который намеревался проводить их департамент.

Такой шанс упускать было нельзя! Одно дело — петь для благосклонно слушающих друзей и неблагосклонно пытающихся не слушать соседей, а совсем другое… А уж когда «девушка от культуры» сама предложила заниматься во мной в целях подготовки к конкурсу ежевечерне по 2 часа! Короче, мог ли я раздумывать, когда Фортуна наконец-то повернулась ко мне тем местом, которым надо?!

Так что, каждый вечер я появлялся как штык и, естественно, старался вовсю; из-за чего голос крепчал, закалялся; и горе было бы моим соседям за хлипкими перегородками их стен, если бы к вечеру я не выдыхался напрочь. Тем более что я джентльмен. Сами посудите, мог ли я в 9 вечера в сумерки отпустить хрупкую и беззащитную девушку одну в опасное странствие по бездушному городу? Не мог. И не отпускал; причём маршруты старался выбирать проверенные, а вовсе не кратчайшие, как поступил бы на моём месте менее щепетильный субъект.

В итоге домой я попадал уже за полночь с единственным желанием протянуть ноги под одеялом, чтобы с утра не огорчить игнором немилосердный будильник.

Так пролетали вечера, и мне решительно нравилось, как они пролетали. Положительно, свою роль лоцмана я выполнял на совесть. И только как-то в пятницу недели через 3 после начала наших занятий случилось мне слегка заплутать. В тот раз путь наш пролёг через один из моих любимых ресторанчиков; тихая, уютная такая гавань, где подавались превосходные итальянские вина, где звучала красивая и не менее итальянская музыка… В общем, то ли одно, то ли другое, то ли всё вместе взятое совсем закружило мне голову, и мой безупречный доселе внутренний компас сбился. Блуждали мы дольше обычного, причём блуждания эти вывели нас почему-то в конце концов к моему дому… И Юлия… Неужели я так и не представил вам Юлию? Безобразие! Знакомьтесь — Юлия, замечательная девушка, красавица, и очень хороший музыкант. Так вот, и Юля, здраво рассудив, что «в такую шальную погоду (а главное — с таким лоцманом) нельзя доверяться волнам», осталась.

Но в дальнейшем я исправился и больше не путал направлений — какими бы извилистыми ни были трассы, я безошибочно находил единственный конечный пункт нашего маршрута — мою квартиру.

Она быстро там освоилась. Уже через неделю я застал её во дворе за дружеской беседой с моей соседкой сверху.

— Когда вы уже познакомиться успели? — с нескрываемым удивлением поинтересовался я дома, помогая Юле снять пальто.

— С кем? — в свою очередь удивилась она.

— Да с соседкой моей; очаровательной ведьмочкой, с которой ты щас мило трепалась внизу…

Юля улыбнулась и промолчала. Но, встретив мой испытующий взор, вдруг прыснула и, махнув на меня рукой, ушла на кухню, не в силах сдержать приступ здорового смеха.

— Эта… очаровательная ведьмочка, — проговорила Юля сквозь слёзы, — … это… вообщё-то… моя родная тётя…о, господи!..

В чём истинная причина веселья этой вероломной, этой коварной женщины выяснилось тут же. Оказалось, что старая грымза (прости, Господи!) её тётка, пресытившись моим вокалом, придумала хитроумный план. Это она подбросила мне в ящик злополучную анкету. И подговорила свою племянницу, работавшую в департаменте культуры с одарёнными детьми (!) позаниматься музыкой с её впавшим в детство (!!) соседом, чтобы иметь возможность спокойно проводить вечер перед телевизором, не заглушаемым его вдохновенными воплями.

Да уж. Скорее всего, этот день должен был омрачиться в нашем доме двойным убийством, но… в общем…

Короче, соседи не долго радовались. Всего через 9 месяцев из моей квартиры стали доноситься такие рулады, что мой нежный фальцет, уверен, теперь кажется им райским пением. Думаю, у дочери большое будущее!

————————

* Кобзон, Билан — певцы. Буйнов — тоже.

** Эх, как я понимаю волков!