В темноте теней нет

Силой всесильного, вечностью странной, манящей в зыбкое, неузнаваемое, но горячо и беззаветно желаемое... Заклинаю. Прошу. Умоляю... ползаю перед тобой в пыли...

Слышишь? Это я скребу по амальгаме с той стороны зеркала, в которое ты так обожаешь смотреться...

С испугом закусываю наглые свои пальцы, но звук уже родился, мечется, стукается слепо о стены, стёкла... о тебя.

Ну-у хотя бы так до тебя дотронуться!..

Я ведь твой, твой, твой, твой!

Я истомлён, иссушен, измождён, страдаю, мучаюсь.

Я же твоё... нет, нет, никаких определений!! Прости, прости... .

Ты меня приковала, прибила здесь, убила мой мир. Теперь мой мир – ты.

Я бьюсь головой здесь, со своей стороны!! Меня выгибает дугой в припадке желания обладать!!

Нет, эти цепи сильнее моих бешеных судорог, корчей беспамятства.

Бессилен. Жалок.

Угрюмо уткнувшись лбом в стекло, только глазами слежу за тобой. Моя.

Буду страдать вечно.

Но лучше – страдать, чем не знать. Не видеть. Не слышать. Не сознавать. Не чувствовать. Не умирать каждую минуту. Не мучаться сладко, безысходно, вязать себя узлами, не успокаиваться, питаясь мечтой о тебе!

Моё болезненное счастье.

Моя недостижимость.

Образ, который я не могу сравнить ни с чем существующим!

...мои сухие рыдания похожи на смех.

Я хотел бы петь. Я хотел рождать звуки, что плыли бы вокруг тебя дивно и завораживающе, вознося, как на крыльях и даря тебе бескрайнее ощущение полёта вне пределов всего!

Чтобы этот звук зажигал тебе сердце, пронзал тонкой искрой неземного, пламенил счастьем невысказанного!

Свяжи меня крепче, заткни мне рот, чтобы я не наделал глупостей в порыве моём изобрести тебе подарок, что мог бы выразить меня всего, как я есть!

Суровая моя. Ты распяла меня здесь, но я всегда нахожусь с тобой рядом. Таскаюсь сзади, как проклятая тень. И тебе надо заходить в полную темноту, чтобы избавиться от меня...

...в темноте теней нет.

Я хочу просочиться сквозь твои пальцы, как песок...

Хочу греться в твоём невесомом дыхании, когда ты видишь сон о мотыльках...

Я поднимаюсь на цыпочки, меня выгибает мучительно со стоном зависти, когда я вижу, что крошечный котёнок трётся о твои тонкие, изящные щиколотки. Мои губы мечтают о них!

Меня трясёт сдавленно...

Ты жестока со мной.

Лучше бы избивала, кромсала, протыкала, чем – так, равнодушно скользя по мне взглядом...

Единственная моя.

* * *

- Ежени, Ежени, подожди меня!

Две девушки, лёгкие, как кошечки, бежали по длинным светлым коридорам большого господского дома. Хохоча, бросаясь друг в друга бутонами цветов и лентами из праздничных букетов.

Прислуга сторонилась, кланяясь юным госпожам.

Обе взлетели по витой лестнице, подхватив пышные длинные юбки, ворвались в южные покои и закружились, веселясь, среди кресел, ваз и зеркал. Одна из девушек распахнула створку огромного окна, впустив в комнату аромат жасмина.

- Ах, Ежени, как у тебя хорошо! Как мило всё!

- ПапА меня балует, - девушка открыла резной комод. – Смотри, новые платья из Парижа.

Подруга только выдохнула беззвучно: «о!», в полном восторге.

- А вот утром прислали к ним шляпки, - крышки с круглых картонок покатились по коврам, прыгая. – Могу тебе одолжить одну, когда ты пойдёшь на рандеву с Валенти.

- О, Ежени, ты такая добрая! – ярко-голубая прелесть с изогнутыми полями взлетела на кончиках пальцев из коробки.

- О, прелесть! – тут же и оценили шляпку.

Подружка бросилась к трёхстворчатому зеркалу, примерять найденную эфемерность в незабудках на свои пшеничные кудряшки.

- Ах, Валенти обязательно сочинит стихи! Смотри, как подходит к цвету моих глаз...

- Чудесно! А я одену эту – розовую - на сегодняшний променад. И пусть усохнет от зависти Мариэтта!

- Да, да! И Жюль дю Талион будет сражён!

- Полностью и безоговорочно, - девушка гордо вскинула подбородок, топнув ножкой.

Подружки радостно запрыгали, довольные своими планами.

- Я надену ша-аль и тот прекрасный браслет из граната, - описывала Ежени, продумывая готовящийся вечер.

Кружившаяся по комнате подружка, останавливалась перед каждым зеркалом, чтобы покрасоваться в новой шляпке.

- Перчатки с бантиками и ту милую китайскую сумочку... – продолжала перечислять Ежени, как вдруг услышала испуганный всхлип подруги.

Та стояла перед высоким овальным зеркалом в тяжёлой оправе.

Отражения не было.

Ежени досадливо возвела глаза к потолку с ангелочками и объяснила:

- О, это не зеркало...

- Но, Ежени, я вижу там всё и тебя... – большими, совсем синими от удивления глазами посмотрела девушка на подругу. – Как такое может быть?..

- Тш-ш, - хитро улыбнувшись, приложила пальчик к губам Ежени. – Я говорю всем, что это такая игрушка из Мадрида, папА привёз. Но мы ведь с тобой лучшие подруги, да?

Девушка усиленно закивала, чувствуя, что сейчас узнает нечто крайне интересное и очень тайное.

- Поклянись, что ты никому не скажешь! – сощурив глаза, Ежени сделала необычайно серьёзное лицо.

- Ой, клянусь. Клянусь моим Валенти, - с готовностью пообещала подруга.

- Так вот, - зловещим тоном начала Ежени. – Ты помнишь Райчарда Оли? Тот ужасный, нищий сын бакалейщика, что постоянно выставлял меня на посмешище со своей дурацкой любовью...

- Он был такой... странный, - захлопала ресницами подруга. – Неуклюжий, но милый. Он потом переменился и уехал, да?

- Ну да. И хорошо, что уехал, - Ежени фыркнула. – Я это сделала. Он же мне проходу не давал, дурак! Так я наняла старую цыганку...

Понизив голос до шёпота, девушка склонилась к самому уху подруги:

- И та ведьма украла у Райчарда его любовь... .

Удивлённый «ах» и шёпот в ответ:

- Ежени, ты такая смелая!..

- Да. И потом я спрятала эту глупость в то зеркало.

Она очень гордилась собой, маленькая, воздушная Ежени.

- Может, лучше спрятать и это зеркало? – боязливо спросила подруга.

- Не хочу.

Ежени властно улыбнулась своему отражению:

- Я в нём такая красивая... .