такая знакомая боль показалась
под окнами. в чёрном задымленном платье.
с ней под руку шла обветшалая жалость
и горечь за ней – одиночества сватья.

они с веерами, молитвенным бденьем,
распятием, ладанкой, кружевом шалей…
проходят под окнами, кости и деньги
бросая на камни, как в прошлом бросали

прабабки – в мантильях и платьях чернее
ворон или ночи июльской. одна из
них – горечь – оставит под дверью свой веер,
а я подберу и раскрою, стараясь

поднявшимся ветром свечей не задуть и
остаться оставленной и одинокой;
но гнутся и плачут ивовые прутья,
и гнусь я и плачу, склоняясь к потоку.

а мимо проходят гадалки, монашки,
распутницы – мимо распятий, распутиц;
но если по вееру каждой раздашь им,
то горький песок будет реять вдоль улиц.

а дом мой стоит, возвышаясь над бездной.
под окнами – те, кто не ищет окольных
путей. и мой веер свернуть бесполезно.
я ива; и корни сплелись мои с болью.