Если уж разобраться, моя работа скучна до боли в висках. Дома бываю, раз в месяц, свежим настоящим воздухом дышу раз в две недели, на базе Орион (когда отчитываюсь перед идиотами из Национальной службы поддержки научных инициатив) и дома. В дороге приходится довольствоваться синтетической пищей, пневмосном, искусственным виски, суррогатным табаком. Все за счет НИИ, но против природы не попрешь, организм требует настоящего, натурального, естественного. Тут еще этот гемморой. Врач сказал, что с моим ритмом жизни, он на удивление мал и неопасен. Вот так и живешь, перелет Орто-7 – Мишбор, Осло – Кассиопея, Малок – Земля (мой родимый дом, как хорошо с тобой вдвоем), Юпитер – Коган-В, и снова Орто – 7 - Мишбор. Подъем 8:00, туалет, чашка кофе с вискарем напополам, сигарета, чистка зубов, завтрак, сигарета, стакан вискаря, душ, новый черный костюм, телеотчет, обмен данными, прием сообщений, отправка почты, старый спортивный костюм, сигарета, обед, сигарета, сигарета, пару стаканов вискаря, дремота, лень, туалет, гемморой, вискарь, папка с документами, с которой не разобрался вчера, шахматы с андроидом (были, сейчас чудила в ремонте), сигареты на ночь, просмотр телепередач, винцо, пневмосон. Ага, здорово, и так по кругу, за исключением выходной недели и дней высадок. Когда намечается высадка, старюсь не пить, изображаю специалиста и педанта, но бутылочка в кейсе все равно припрятана. И это хорошо.

Впереди Мишбор – неприятная планета. Готовлюсь заранее. С утра пропускаю пару стаканчиков, моюсь, надеваю голубую рубашку с оранжевым галстуком, строгий черный костюм, военные ботинки, все как полагается. Со мной также четыре ампулы корпидола (стимулирует невную активность, помогает сосредоточиться в критических ситуациях), пистолет под мышкой, пара обойм во внутреннем кармане пиджака и серебристый кейс с документами (и выпивкой). Жду, когда корабль достигнет атмосферы Мишбора, пью кофе, курю. Иногда мне кажется, что я застыл в неопределенной точке пространства, что меня нет. Каким будет следующий мой шаг? Что случится в следующее мгновение? Пора брать отпуск. Мне осточертело ждать. В иллюминаторе сверкает космос… А вот и зеленый Мишбор. Здорово, приятель, как поживаешь?

Перед выходом надеваю голубые силиконовые перчатки (может быть, это выглядит странно, но я не снимаю их даже при рукопожатиях, тем более, если нахожусь на чужой планете). Ношу их с тех пор, как Джоанна подхватила В-12 в какой-то забегаловке на Альмарксе. Жуткий вирус, точнее редкая разновидность бактерий. За две недели ее лицо стало похожим на глянцевый журнал, кожа затвердела, натянулась до предела, покрылась прозрачной коркой, волосы повыпадали, она стала похожа на манекен, перестала двигаться, по ночам скрипела зубами. Врачи предлагали пройти длительный курс лечения, но никаких гарантий не давали, в любом случае, мы были согласны, поэтому незамедлительно вылетели в медицинский центр на Земле, но не долетели. Ночью Джоанна выбросилась в открытый космос, ее разорвало на кусочки. Я проснулся от озноба, пошел проведать ее, но было уже поздно. Утром просмотрел видеозапись суицида, а через три дня загремел в психиатрическую лечебницу, провалялся там полгода. Короче, мне есть от чего не доверять чужим планетам, незнакомым людям и подозрительным андроидам. Мне есть чего бояться в этом мире.

Вхожу. На станции тишина, спертый воздух, тусклый свет (аварийное освещение). Знакомая атмосфера. Пол и стены покрыты слоем грязи, а ведь я не был здесь всего полгода. На всякий случай держу руку на кобуре, слегка нервничаю. Вокруг ни единого звука, кроме отдаленного, монотонного гула вентиляторов где-то в воздушных шахтах.

Проходя мимо пальмы в вазоне, замечаю движение. Подхожу и вижу огромного (размером с мою голову) слизняка, присосавшегося к стволу. По цвету, он напоминает маринованный огурец, а пахнет, протухшей рыбой. Почти не двигается, увлечен пальмой. Достаю микроскан, направляю на существо. Так и есть, это один из ученых – Фредерик Стофф. Удивительно работает эволюция на Мишборе, все чуждые формы жизни деградируют здесь с невероятной скоростью. Остальных «исследователей» нахожу в местном ботаническом саду. Они с удовольствием поглощают растительность, и, кажется, довольны жизнью.

Заключение: В связи с неспособностью научной группы продолжать исследования, рекомендую направить на Мишбор новых специалистов.

Собираю данные с центрального компьютера, задраиваю все переходы на станции, и сваливаю. Хорошего понемножку. Работа сделана.

До Соляриса двое суток полета, можно и расслабиться. Нажираюсь в стельку, курю безостановочно, играю в компьютерные игры, смотрю техно-порно, катаюсь на минискутере по всем отсекам корабля. И все-таки что люди забыли в космосе? Что им нужно? Неужели непонятно, что они – непрошенные гости. Или их толкает не жажда знаний, а всего лишь задетое самолюбие? Вырубаюсь в мрачном расположении духа.

Утро. Подъем 8:00, туалет, чашка кофе с вискарем напополам… А вообще, это я так решил, что наступило утро. Настроил бортовой компьютер на свой лад. Солнца нет, закатов и восходов соответственно тоже. Человек должен жить на Земле. Тошно. Космос дрожит и переливается. Мое путешествие – это странствие в пустоте. Но виски еще есть.

Пребывание на Солярисе вогнало меня в депрессию. Что я делаю здесь, вдали от спокойных парков и тихих прудов? Куда спешу сломя голову? Это представление для пустого зала. Бессмысленная возня.

Здесь все по-прежнему. Станция дрейфует над беспокойным океаном, сканирует его, записывает полученные данные в картотеку учета. А океан живет своей жизнью, кипит, пенится, волнуется. По его поверхности плавают твердые образования, некоторые сильно похожи на земные острова, на них даже деревья растут. На одном таком острове и живет Крис - местный чудак. Я не видел его ни разу, но несколько раз за год мы разговариваем по радио. Болтаем о всякой чепухе, почти не касаясь работы, и это лучшая болтовня в космосе. По крайней мере, мы не притворяемся, что нужны друг другу. Эти разговоры не для посторонних. Вот и в этот раз перекинулись парой слов и попрощались. Может быть навсегда.

После диалога собрал кое-какой накопившийся на станции материал, видео, записи шумов, вибраций океана, картограммы и прочий мусор, и отчалил. Пока, Крис. Скоро станцию закроют, жаль будет, если мы не увидимся больше. Космос затянул тебя в свою ловушку. Ты попался как муха в паутину. Но я ничем не смогу помочь. Я тоже муха. Всего лишь насекомое. Пока.

Заключение: Все системы станции «Солярис» работают в нормальном режиме. Штатный психолог К. Кельвин продолжает работу и чувствует себя хорошо. Рекомендую продолжить исследования, вплоть до полного износа активов станции.

Осло всегда утомляет. Планета с населением в 50000 человек, о киборгах я не говорю. Низкий уровень культуры, повсюду – одни работяги, приехали зарабатывать. Добыча металлов и топлива развернулась здесь на полную катушку. Через два года планета будет выкачана полностью, но мало кому это известно. Правительство до сих пор заключает контракты на пять лет вперед. Каждый день сотни мечтателей и зевак прибывают на Осло в поисках заработка. Жилья конечно, катастрофически не хватает, как и всего остального необходимого, для достойного существования человека. Строительство инфраструктуры, на планете, которая через пару лет будет никому не нужна – дело почти абсурдное, поэтому магазин здесь легко спутать с туалетом, а детскую площадку с городской свалкой. Снабжение организовано, в основном приезжими торгашами, но есть и местные умельцы, продающие всякий рукотворный хлам и Ословские редкости (голографические минералы, ядовитые и галлюциногенные вещества). У меня здесь особенно тошнотворная миссия – от имени работодателя ответить на вопросы трудяг из 7-го шахтерского поселка, а заодно дать заключение о состоянии духа и здоровья бедолаг. Собрание проходит в холодном, мрачном ангаре. За моей спиной парочка охранников с бластерами, но опасение, что шахтеры разорвут меня на куски, если мои слова покажутся им хоть в чем-то странными, не покидает меня на протяжении всей «пресс-конференции». Сотни бурых, изможденных тяжкой работой лиц, внимают мне из полутьмы, ловят каждый звук, выскакивающий из моей глотки, перешептываются, словно неандертальцы, задают наивные вопросы. Я отвечаю, замысловато, хитро, искренне. Пот теплыми каплями стекает по моей спине, руки подрагивают, голос звенит, разрывает воздух над головами слушателей, эхом возвращается в мои уши. На тяжелые вопросы – легкие ответы, улыбка; где нужно - гримасы сочувствия и недоумения, обещания разобраться, не оставить безнаказанными виновных – вот она, цивилизованная упаковка агонии и лжи. Они голодают, не хватает жилья и медикаментов, участились случаи травматизма на производстве, страховки не выплачиваются и т.д. и т.п. Ухожу в полном молчании. Меня провожают тяжелыми взглядами, начинают расходиться.

Заключение: Экономическая ситуация в колонии оставляет желать лучшего. Показатели добычи постоянно падают. На лицо все признаки готовящегося саботажа. Считаю целесообразным приостановить поставки продовольствия в колонию, а также сократить численность работников в два раза.

После конференции заглядываю на местную барахолку, здесь можно найти интересные вещицы, но смотреть, ничего не покупая, интереснее. Настоящая находка для культуролога, лазерное оружие соседствует здесь с пластиковыми кастетами, а подержанные роботы с древними пылесосами. Я оказываюсь в безвременье, брожу между палатками и павильонами, потеряв счет часам. Толкаюсь в беспокойном потоке людей, мутантов, андроидов, роботов. Рынок увлекает меня, я чувствую его мощную притягательность своей кожей, чтобы вырваться покупаю абстрактную голографическую картину и возвращаюсь на корабль. Неудержимо тянет к выпивке. Закуриваю сигарету, даю курс на Орион, отчаливаю. Залпом выпиваю полбутылки вискаря, скидываю костюм, разваливаюсь на кресле, закуриваю еще. Кажется, это пиздец. Я разваливаюсь на куски. А впереди еще неделя работы. Нет, нет, нет, пусть сосут, сдаю отчеты и домой. Нужно себя жалеть. Хлебаю вискарь из горлышка. Корабль гудит, разрезая космос. Замечаю сверток в углу. Ага, я ж даже не посмотрел толком, что за произведение инопланетного творчества я приобрел. Разворачиваю. Цельный кусок минерала в позолоченной рамке, лиловый с серыми и желтыми прожилками, размером с ладонь. Голографическое панно. Верчу его в руках, всматриваюсь, меняю зрительный фокус, прихлебываю из бутылки. Стоп. Замечаю фигуру высокого мужчины в халате, он двигает рукой, курит, вокруг – изумрудные деревья, воздух, залитый солнечным светом. Лето. Мужчина стоит на балконе, но как-то неустойчиво, в его лице сквозит то ли разочарование, то ли сонливость, мне страшно, кажется, в следующий момент он перекувырнется через перила. Я узнаю в нем себя. И вот он переваливается через перила и летит вниз.

По словам врачей, я пролежал без сознания двое суток. Корабль пристыковался к базе в автономном режиме, меня обнаружили лежащим на полу, с разбитой об пол головой. В кратком видеосообщении руководство рекомендовало мне отправиться домой, отдохнуть. Меня это устраивало.

Инспектор Марк Ларсен подошел к двери своей двухкомнатной квартиры, что располагалась на 71-ом этаже новостройки в центре Гон-Конга, вытащил из кармана пластиковую карточку и прислонил к магнитной считывающей полосе. Дверь распахнулась, и женский ласковый голос домашнего компьютера поприветствовал хозяина, предложил чашку кубинского кофе. Инспектор скинул пальто, снял силиконовые перчатки и прошел к почтовому ящику. Его ждало письмо с эмблемой Национальной службы поддержки научных инициатив в виде спиралевидной раковины цвета морской волны, на конверте. В письме сообщалось: « Уважаемый Ларсен М., сообщаем Вам, что вы уволены, согласно статье 348 общего договора «по несоответствию занимаемой должности». Приносим глубочайшие извинения, нам было приятно работать с Вами. По всем интересующим вопросам обращаться в 19-е отделение кадров…».

Марк бросил письмо на кухонный столик, разделся догола и принял душ, затем прошел в гостиную, лег на ковер, под раскидистым, начинающим зацветать, лимоном и заснул.

Инспектору снилось, что он – единственный оставшийся во вселенной человек, ему было хорошо.