Моему старому другу замечательному сельскому доктору Варениченко Сергей Степановичу посвящается.
|
Живописная группа расположилась на привале после утренней охоты. Охотников было трое, примерно одного возраста. На этом их сходство заканчивалось. Друзья прилегли на опушке дубового леса, на желтеющей траве вокруг импровизированного стола, украшением которого являлась изрядная бутыль самогона, возвышающаяся вокруг простой, но сытной снеди - овощей, сала, хлеба и зелени. Студентами они дружили втроем, жили в одной комнате в общежитии. С тех пор встречались нечасто, однако при встречах искренне радовались друг другу, ибо всем известно, что самая длительная и бескорыстная дружба возникает в юности. После долгих воспоминаний о годах учебы в Рязанском медицинском институте Сергей Степанович , крепкий мужчина невысокого роста лет сорока с изрядной лысиной на макушке и хитрыми хохляцкими глазами задумчиво произнес: -Вообщем, я вам так скажу мужики , в любви и медицине возможно все! За это я предлагаю выпить! Сергей Степанович, друзьями именуемый просто Степанычем, привычным уверенным движением разлил самогонку в стаканы и передал своим друзьям. Маленький еврей Григорий Либман с опаской покосился на стакан, но под смеющимся взором Степаныча шумно вдохнул крупным носом запах зелья и , передернувшись всем тощим телом, безропотно выпил содержимое. Уехав десять лет назад в Израиль, он забыл вкус самогонки, вернее, не то что забыл, просто у него появилась привычка употреблять напитки с более тонкими ароматами. Однако, вспоминая ехидство Сереги, не рискнул распространиться на предмет тонкости ароматов коньяков и бренди.
Третий охотник - высокий, стройный красавец Василий Семенович , чья ухоженная борода, осанка и взгляд темных бархатных глаз делали его похожим на героя - любовника прошлого века, одним глотком выпил самогонку и закусил куском черного хлеба с салом. Несмотря на внешнее сходство с героем - любовником, таковым не являлся, а страстно и нежно любил жену Марию уже пятнадцать лет.
-Да, Серега. Это ты прав , братишка. Бывает, привезут безнадежного больного в нашу районную больницу, думаешь - и смысла делать ничего нет, сейчас умрет. Глядишь - а он потихонечку, полегонечку и - оклемался! А бывает - вытащил человека с того света, человек на поправку пошел , а потом - раз , затяжелел в один момент и умер... Все равно, за каждым homo sapiens Бог приглядывает. Или ангелам Бог пригляд поручает. Так и в любви. Такие "страсти-мордасти" бывают, готовы умереть друг без друга, на все идут, с женами - мужьями разводятся, а начинают жить вместе и все, нет больше любви. И что это было? Кто над людьми посмеялся?
Василий улыбнулся одними уголками бархатных глаз. Сам Василий Семенович , теперь главный врач районной больницы , в свое время пережил изрядные "страсти-мордасти", когда молодым доктором увел юную Марию у мужа - крупного чиновника горздрава. Это было скандалом не то что районного - областного масштаба. Но ни разу в своей жизни Василий Семенович не пожалел об этом. И теперь, когда у них было двое детей, каждую ночь, прижимая к себе тоненькое смуглое Машино тело, Василий замирал от нежности и благодарности.
- Ладно, мужики, между первой и второй - перерывчик небольшой. Ехидноглазый Степаныч разлил самогонку по стаканам. - Григорий, с тебя тост. Давай, мочи, буржуй! - добродушно произнес Василий Семенович, намекая на то, что уехав на землю обетованную, Григорий сделал головокружительную карьеру , став одним из ведущих кардиохирургов в Хайфе.
- Поскольку жизнь слишком короткая, я предлагаю выпить за то, чтобы мы с вами никогда не суетились. Никогда. Не суетились, не значит не торопились. Нет. Это значит, чтобы не совершали поступков, за которые бы было стыдно. Не унижались перед начальством. Сами никого не унижали. Не просили. Не боялись. Не спали с нелюбимыми женщинами. Не предавали - звонко и четко произнес Григорий и, зажав нос, залпом выпил самогонку.
- Во дает! Сказал, как отрезал! Боже мой, как я тебя люблю, морда ты еврейская! Василий обнял Григория. - Ну вас на фиг, мужики. Вы хотите моей смерти ? Чтоб я разрыдался от вашего благородства? - глаза Степаныча утратили обычное ехидство, и чистотой и добродушием напомнили глаза месячного щенка. - А давайте-ка смешные истории вспоминать, у кого что было на профессиональном попрИще. Степаныч специально произнес "попрИще".
- Так чего смешного? Все и смешное. Вся жизнь. Вот намедни бабу по скорой привезли. Из дальней деревни. Толстая такая. Живот прихватило. Аппендицит думала. А самой смешной была рожа ее мужа, когда мужику объявили, что у него двойня родилась. А дома - еще трое. - Василий Семенович растерянно посмотрел на друзей. Те почему-то не смеялись, а строго смотрели на Василия. - Вась, ну что тут смешного? Ты себя - то на месте этого бедолаги представь... Трое есть, а тут еще двойня. И нищета полная. Григорий укоризненно покачал черной лохматой головой.
- Хорошо, теперь моя очередь. Захожу я в реанимацию, а там парень черный лежит. Странно, думаю. Есть у нас , конечно, евреи-эфиопы, но тут явно другой случай. Сестру подозвал. "В чем дело?"- спрашиваю. "Понимаете, кислород ему давала, вышла на пять минут, а он закурил. Пока потушили - обгорел слегка". Слава богу, что слегка, а то бы пришлось этому придурку страховку бешеных размеров выплачивать. Григорий посмотрел на друзей. Степаныч с Василием не смеялись. -Ребята! Ну сам знаю - не смешно. Но, ведь вы просили... Серега, ты давай, может у тебя весело получится?
- Очень весело. Я тут "ноу-хау" придумал. Когда на скорой дежурю и пьяниц - алкоголиков возить приходится, я им штанины резиновыми жгутами перевязываю, чтобы машину не пачкали. А в больницу привозим - жгуты снимаем. С тех пор, как я это придумал - в машине существенно чище стало. Ладно, аплодисментов не надо. "Ноу-хау" можете использовать. Совершенно бесплатно. Тебе, Гришка, вряд ли пригодится. Нет в твоей Хайфе пьяниц-алкоголиков. Нет, ребята. Вижу - не смешно это. Скорее грустно. Поэтому предлагаю выпить. Тост-то третий...За любовь значит. За женщин любимых! - такая проникновенность появлялась в голосе у Степаныча нечасто. Последнее время очень редко. Ибо встречи с друзьями были событием и с годами происходили все реже и реже.
Степаныч посмотрел на маленького тощего Гришу Либмана, на красавца Василия. Самогонку выпили молча. Каждый думал о своем. Молчание не было тягостным. Молчание было частью окружающей природы - дубового леса, маленькой речки, заросшей тиной, пожухлой травы с запахом чабреца, холодного солнца, к осени уставшего согревать мерно проплывающие облака. Молчание лишь усиливало полноту жизни и подчеркивало ее преходящесть..
- |