...Я сидел у изголовья кровати и медленно вдыхал запах смерти. Не в первый и не во второй раз я это делал, и никогда ещё он не был таким стойким и отчётливым. Нет, это не был запах кровавых повязок, гноящихся ран или разлагающейся плоти, его вообще нельзя было ощутить с помощью классического набора из 5-ти чувств. Я чувствовал его разумом и душой. И бежать от него мне было некуда.

Она находила силы говорить. Непонятно откуда. У неё не заплетался язык, не было ни хрипоты, ни кашля. Её голос, как всегда, был спокойным и чистым, только очень-очень тихим. Я не вслушивался в слова, всё равно я не знал, что отвечать, и она, похоже, не знала, что говорить. Я слушал только голос. Тот самый голос, которым она пленила меня.

Хотел бы я сказать, что она умирала легко, но какой смысл в самообмане? Нет, она страдала. Она, конечно, пыталась это скрывать, но я-то знал. Я чувствовал её боль почти физически. Похоже, перед уходом жизнь решила показать всё, на что способна. Но она не сломалась. Не закричала и не отвела взгляд. Даже сейчас она оставалась такой же сильной, как всегда. Сильнее нас всех... Что ей боль? Она успела к ней привыкнуть. Настолько, что чувствовала её куда лучше других, даже лучше меня. И она прекрасно знала, что никакая смерть не избавит её от боли.

Она умоляла не ходить за ней. И я знал, что не пойду. Не потому что она меня просила, и не потому что я настолько силён душой, наоборот, потому что я слаб душою. У меня никогда не хватит сил покинуть этот мир добровольно, даже вслед за ней. Тем более вслед за ней... Я без колебаний рискнул бы жизнью ради неё, наверное, смог бы даже погибнуть, чтобы она жила. Но вот так, просто вслед за ней...

Все говорят, что умирать легко, мол, смерть есть избавление. Я не знаю, ни разу ещё не умирал. Но вот она стоит сейчас на самом краю последнего предела, готовая преодолеть его, и говорит, что смерть - это очередная боль, очередная дорога, просто слегка необычная и односторонняя. Она не верила в какого бы то ни было бога, она не верила в великую жизненную силу, частью которой она станет после смерти. И даже в вековечное колесо Сансары и в разного рода нирваны она не верила. Она вообще не верила, она знала. И она хотела, чтобы и я знал, но я не слышал её слов. Я слушал голос, потому что больше нигде и никогда я его не услышу.

Она перешла на шёпот. Я взял её за руку, которой она уже не могла пошевелить, и поцеловал в умирающие губы. Всю свою нежность я вложил в этот поцелуй, а она вложила в него всю оставшуюся в теле жизнь. И, умирая, её губы дышали любовью...

Любовь-то, она бессмертна. Вот именно эта наша любовь - бессмертна. И ни моя, ни её смерть не остановит любовь. Она будет жить в моих страданиях, потом в воспоминаниях людей, потом в воспоминаниях огня и земли, кторые примут наш прах.

Жить, чтобы страдать... Странно, наверное. Разум и тело страдать не будут. Разум уже смирился, нашёл оправдания типа "лучшего мира" и т. п. Разум чётко понимает предел своих возможностей, он бессилен, он даже не виноват, и страдать он не будет. Страдать будет душа. Отныне и навсегда. И даже после моей смерти. Я, конечно, её не зову, но и избегать не буду. Она ничего не изменит и не сможет нас объединить. Мы - две прямые, которым дано пересечься один и только один раз.

Она ушла с открытыми глазами и, наверняка, с открытой душой. Она никогда не знала страха, не боялась и сейчас. А я раньше боялся. И потом буду бояться. Бороться со страхом, как и со смертью бесполезно, либо он есть, либо его нет. Как ни подавляй, всё равно он возьмёт верх в конце концов.

Её тело становилось холодным. Теперь её огонь пылал в другом месте, здесь он погас навсегда. В окна стучался рассвет. Её последний рассвет, которого она так и не увидела. Кровать, назло всем фэн-шуям смотрела головой на запад. Я не помню, сколько времени я просидел в изголовье этой кровати... Кажется, мне надо встать, что-то сделать, куда-то позвонить. "А смысл?" - спросила душа. "Мы оба знаем, что он всё равно это сделает", - ответил разум. Ненавижу его за это. Он всегда прав. Я вправду встал и всё сделал. Ни я, ни она не проронили ни одной слезы. Тела не страдали, страдали души.

А я буду жить. Жить, как летящая стрела, которая просто летит, не обращая внимание на цель своего полёта. Я, наверное, буду даже нормально жить. Я буду смеятся, наслаждаться этим миром, потому что он стоит того, чтобы им насладиться. Может быть, женюсь, продолжу род. Буду любить жену и детей. Но глаза мои будут отныне мертвы. Не слепы, просто мертвы. За ними будет скрываться душа, а вместе с ней будет любовь. Та самая. Наша. Только наша. И я уверен, что где-то есть такая же любовь, или сильнее, или слабее, но наша - она одна. И также, как любая другая истинная любовь, она бессмертна.

До сих пор я чувствую стойкий и отчётливый запах смерти. И бежать от него мне все также некуда...