Там было всегда накурено. Собственно, так она и представляла себе мастерские художников. Серая цепь безмолвных еще холстов, очертания жизни на избранных, вырывающиеся наружу мазки мыслей, твердый запах табака. Так живут личности извне. Его она звала Моисей. Они познакомились на творческом вечере Андрея Белых – по существу, хорошего коммерсанта в области искусства. Моисей стал Моисеем, когда вошел в комнату. Густые кудряшки непроглядно черных волос, темно-зеленые звериные глаза, тигриные брови, нос крючком, жилистые ржавые руки. «Моисей…», - подумала она. И тогда все началось.
Она очень любила путь в мастерскую. Именно там, по коридору, по лестнице; перед тем как очутиться возле двери с его фотографией - через заветную стеклянную стену: там, где сто зеленых прозрачных кубиков показывали городское небо в своем представлении, устрашающий безграничный монолит стекла и холода. И образов. Мгновение постоять возле. Чтобы подумать. Чтобы увидеть… как горный орел скользит над равниной, кличет, срезает воздух; как бежит сильная вода где-то за много миль отсюда, где-то на неизвестной земле; как создается новая вселенная, чтобы подарить существам жизнь и любовь, и смерть. Она благодарила его за эту стену. Нет, это, конечно, все он. Не было бы его – не было бы ничего здесь. Он – отправная точка этого мира. Просто об этом никто не знает, не догадывается. Белых рыщет по выставкам, собирает нужных людей, кидает номера в топку пустых глазниц, срывает на морозе горло и вдохновенно отогревается коньяком. Но ведь вся жизнь – здесь! - Неужели они не видят? – скользкие изящные губы чуть шевельнулись; светлые волоски над верхней губой были похожи сейчас, секунду назад на пшеничное поле. Наверное, он это напишет. - Возможно, мы не видим… - голос у него грубый, очень мужественный. «Спасибо тебе за вселенную». - Халтурщики сидят? – он бросил. Теперь улыбка, с изучением. Если отделить ее от глаз – улыбка как улыбка. Но лишь вместе понятны они. - Забудь, - огонек дамской сигареты. Лицо Моисея осветилось с левой стороны – он подошел к окну, - и оттого нос его, казалось, еще больше загнулся, словно уличный холод почувствовал. - Мэри, ты опять машину сменила? Черт тя… - хрип смеха как старый механизм. Сигарета очутилась в банке, и вдруг закричала витиеватой синевой – вверх, вверх, вверх. Она подошла к нему. Могучие утесы-плечи, бурая толстая шея, костяшки ушей, и черный ворох падает ниц. Белое и черное. Женщина и мужчина.
Был вечер. - Ты работал сегодня? Молчание. Сопение – затаившийся вулкан. На небе луна светила вовсю, и запоздалый ночной состав темно-синих комков спешил сквозь нее. Некоторые забегали в комнату, метались по стеклам, и как ошпаренные растворялись миллионом хвостов по холстам, и потом, их поджав, уходили ни с чем. Везде были волосы. Ее и его. Пещера волос, в ней было тепло; бездонная горная пещера. А они – пещерные люди, стало быть. Стены закутались в сумрак, ничего не разглядеть, но она знала, что вон там, напротив пещеры висит огромный портрет Совы. Должно быть, она сейчас вовсю смотрит на них, сверлит своими холодными мудрыми орбитами. И над ней еще число «22» большими красными буквами – эти цифры ее пугали, линии были слишком толстыми, металлическими. Бьет ли возле водопад? Да, она слышит, неподалеку от пещеры, совсем рядом. И скоро птицы встанут. Утром она опять увидит стену. Когда будет возвращаться домой. Что та расскажет? А что изменилось? Что-то изменилось? Что-то…
Нескончаемый городской блюз, огни днем и качающиеся ноябрьские фигуры. Все это за дверью. Она снова вернулась сюда. Наверное, днем Сова не будет такой суровой. Вчера утром Стена разбилась потоком стеклянных крупиц - потому что был дождь. Они были похоже на слезы какого-то большого животного, которое умеет плакать. Значит, возле пещеры бил водопад… Вот она, дверь с фотографией Моисея. Густое, черное дерево, как его волосы. Она постучала. Внутри был Моисей и какая-то женщина. Милое, несимметричное лицо, полные формы, блестящие клыки. Мы ждем декабря. Он придет, и можно будет гулять под сеткой мертвых лесных веток. За нами и впереди нас замелькают кристаллики в воздухе. Знаете, она хотела ему это показать. Но даже если мир заканчивался в ноябре, она была благодарна Моисею за все: за стену, Сову и даже за цифры «22». Она сняла фотографию с двери, кинула в сумочку и спокойно потекла вперед. Город заполнится розовым туманом, будет закат. На окраине запоют одинокие трубы. Но она не будет читать все это. Ведь она не остановилась у стены. |