Мой любимый( единственный, кстати) литовский автор писала одну книгу всю жизнь. У нее было много и других публикаций, много эссе, ее переводили на разные языки, ее знали, узнавали на улице, но эту книгу она так и не увидела.
Не увидела потому, что умерла. А писала ее в период умирания. В плоскости жизнь- смерть. Когда уже все ясно, и ничего нельзя изменить. Никак. Даже если перемолиться всем богам и перечитать все священные писания.
Книга была издана после ее смерти. Спустя год или два. Ее близкая подруга собрала все рукописные черновики, все блокнотики, листочки, салфетки ( почти как « Записки на манжетах» ) и отнесла в редакцию.
Книгу назвали «Сверхчасы». Т.е. это как раз то время, которое ты проживаешь заочно. Они тебе не даны, но ты все равно живешь. Все равно дышишь и даже пытаешься ходить.
В предисловии Юрга сравнивает эту жизнь с игрой на пианино.
Доиграешь последний концерт или же черно- белые клавиши рассыпятся у тебя под рукой навсегда?
Почему – то, прочитав этот рассказ, я как- то невольно провела эту незначимую ( пусть даже едва заметную параллель).
Почему?
Потому что, когда играешь последний раз, отдаешь все силы. Отдаешь все, что у тебя есть: жизнь.
Наверное, это и прикрыло многие погрешности самого текста. Глуповато- романтическое название (менять в срочном порядке) и очень хорошую идею, которая так и не вышла за основные рамки.
Фон произведения- грусть. Грустная песня о старом. Старые люди , живущие в таком же старом доме. Старые привычки, старые вещи и даже старые домашние животные.
Доминанта- трещина. Трещина между ТЕПЕРЬ и КОГДА- ТО. Как своеобразная заповедь, выдуманная самими же героями рассказа.
Просто идея оказалась лучше исполнения. Она даже где- то переиграла. И, скорее всего, тогда, когда в старом доме появляется молодой гость.
МОЛОДОСТЬ против СТАРОСТИ. Воспоминания, последняя мелодия мистической скрипки именно для того, чтобы старость не выдержала.
Для Лиз – это Эмиль, давняя безумная любовь.
Для Максимуса- ( он не верит и даже не догадывается) – это он сам.
Поэтому гость знает имена людей, изображенных на портретах. Поэтому он знает о мистической скрипке , которая долгие годы не издавала ни звука.
Но в то же время ЛаМорт- это зеркало. Старый добрый литературный прием. Возможно даже экзистенциальная горечь, чувство напрасно прожитой, утраченной жизни.
Рассказ портит громоздкость предложений. ССЦ нескомпонированны, есть погрешности в построении предложений ( не думаю, что это сделано нарочно),повторы, необуманность некоторых фраз.
Например, меня очень удивило, что портрет пятидесятилетнего человека подан как портрет полного дряхлого старика. ( Хотя, если Вам 20, то очень вероятно, что 50- летний мужчина это полный старик ?))
Юноша смееется над портретами, а потом вдруг зачем- то произносит странную ( для меня и для текста) фразу: « Прошу вас сыграйте в последний раз для мертвых, которые вас окружают, им нужна ваша музыка». Он что их очень резко пожалел, сжалился после того, как назвал одного из изображенных людей вороной, а других отвратительными, порочными мертвецами?
Даже если допустить, что ЛаМорт ( Смерть- так по- моему, переводится) знает их такими порочными, то зачем он пытается наградить их музыкой. Она также порочна и омерзительна?
« Холодная, жесткая вдовья постель». Ой ли? Так ли она холодна и жестка? Пусть образно сказали, но неправдоподобно.

Но это только общие, поверхностные замечания. По ходу их было много, но ваша великолепная кульминация их притупила. Двойное дно. ( Мое любимое)

И , конечно, хороший( здесь и не нужен другой) финал.
« Не время для охоты.... Пришла зима»
Все и так мертво.
Люпен знает, что его ждет. Ведь он остается.