Настроение: тромб по вечерам милашкой прячется по венам
Музыка: том
Тема: джею
We're All Mad Here (Tom Waits/Kathleen Brennan 1992)
You can hang me in a bottle like a cat Let the crows pick me clean but for my hat Where the wailing of a baby Meets the footsteps of the dead We're all mad here
As the devil sticks his flag into the mud Mrs Carol has run off with Reverend Judd Hell is such a lonely place And your big expensive face will never last
And you'll die with the rose still on your lips And in time the heart-shaped bone that was your hips And the worms, they will climb the rugged ladder of your spine We're all mad here
And my eyeballs roll this terrible terrain And we're all inside a decomposing train And your eyes will die like fish And the shore of your face will turn to bone
ВСЕ МЫ ЗДЕСЬ УМАЛИШЕННЫЕ
можешь взвесить меня в банке как кота пусть вороны склюют целеньким но кроме шляпы где найдется ной младенца встретивший раз звук шага смерти мы все здесь свирепы
как воткнет черт свой флажок в грязищу миссис кэрол удерет с реверенд джаддом ад настолько одинок а твоя толстая и дорогая ряха не сойдет
и ты вымрешь с розой стылой на губах в унисон с формой как сердце- бока и червями, что лезут по лесенке грубой твоей спины все мы здесь помешаны
и зрачки мои свернут ужас ландшафта и мы все внутри гниющего состава и твоим глазам смерть рыбки станет костным берег лика
пепельница линз на подоконнике с нетухнущим окурком кто подоткнул полотенце под тебя и срисовал голову с несросшимся родничком однажды вся культура рухнет тут. ничком. а я. здесь. буду. оранжад потягивать. будут врастать роскошные ногти вглубь кутикультуры будут бегать беременные кошки по игрушечным трупикам художниц_для_музеев а я. там. буду. лежать надсмотрщиком. заказ из кубы и заказ из польши заказов клубья и фальшь не плоше открыто и явно- что фальш чуть ярче чем-то что без рамок и позирует лошадь и я. рядом. с ней. прижимаюсь. хуем. подхвачена под руки, локти покрыты язвами она- бокал, взятый грязными лапками игуаны, укравшей мой корм из служб связи в то время как я. был. безработной блядью. игуана стала ходить на двух лапах дольше и съедать чаще съедать по одной моей кошке из числа одной и давно почившей а я. разрыл ей грунтовые воды а я. разрыл ей подпольные фрукты я. ставший стрелять во что не попадя просто потому что я безоружен
мы прервали разговор и нам никто не предложил его продолжить у меня начало сосать под ложечкой соперник звякал вилкой по микробному ободку тарелки все стало медным я перестал хотеть есть и сладко прогиб аясь назад на тускло звенящем кресле прицелился в банку из под зеленого горошка она стала банкой с зеленым горошком и я ее быстро съел не замечая, как движения вилкой моего соперника портят стол я стал рассматривать дату производства и срок хранения произведения консервированных стихов, мой друг, проявления сожаления он вытянул хвост свой и чешет его, кладет на стол член и сморкается мне в щеку, зеленая слизь мерзко сходит во тьму моего к сожалению бледного костюма я закрываю глаза, на соседний столик взгромоздился нелюдь и требует тройной эван уильямс я чувствую, как лишаюсь чести, когда придет конец всем заведениям он вынимет его из меня и наполовину мы еще в тенях и гриме отправимся посылкой к морякам передающим sos с подводной глыбы письменности замерзшая моча....
складки в металлических поэтах гладко и однажды пропечатанно- ясности, что из кратера лохматого в рот оглоблей- мировой пипеткой ты смотри в нее и расскажи через силу влиться краткой дозой как добавлен выкидыш.. вжик-вжик жизнь поздна и масляная роскознь жизнь подавно существует в нишах где, в фалангах куколки сутулятся драматург по госзаказу пишет: отрезай, скотина, морду курицы.... возле прудика подмости, зряч металлический мяч поэтизирован, он вкатился в сарай и парализован с позволения хозяйки стал смотреть на красноватое молозиво гаркнув где-то посередине шеи маслянистый звук, звук кадавера: вот, скот, человек-ошейник, и заря в затылке входит в жопу, правильно.... подбивает сверху весь цилиндр мякоти вся мякоть влажных участков на металлических усах надевает шляпу, и становится на ягодицы раздевая и насилуя ее в сентябрьские шрамы медным лингамом
* * * Пришел, увидел… победить забыл… * * * Я там, где пахнет пятою Шанелью… * * * Зачем смотрю я так проблематично?.. * * * При вас все время хочется раздеться… * * * Ты посиди, я все сама умею… * * * Я нищим духом подаю по средам… * * * «Уйди! Достал!» – ему сказала нежно… * * * Ушла подруга – и пришел подруг… * * * Он выпил и смущенно захмелел… * * * В глазах блеснул, похоже, интеллект… * * * А череп, прямо скажем, был некрепок… * * *
все, что будет происходить в моем сердце закреплено документацией из лос-аламовских недр остригая с воздуха косы выстрелов дробь травмировала кедр опасайся случайных связей, этот сын не привязан до полудня а потом оппенхеймер клокочет как дудка, с музыкальным носом "мы смерть, мы твердью завоевания" расплетаются гласный с согласными в белых свитерках и тогда, в июле сорок пятого эхо с грудью отрицало звездопад мы мозолим сантиметровые подошвы мы- вымазанные пеплом как присыпкой для младенцев как нечто необходимое, для архивов лосаламовское сердце и их наблюдатели караван, расхожие и касающиеся друг друга мурлыкающие ублюдки, наполняющиеся газами и тестостероном, стимул стимул!! мелкие кусты, с блюдом под свинцовым соусом и мы это в подземельях назовем ....
Настроение: fuck your whole crew for breathing!!!!
Музыка: comsat angels
Тема: настоящие поэты не умеют чувствовать
закрой глаза,
открой аорту
открой дворовый рот,
там высота натянута и бушмены готовят нам наши сады давай переместимся не временя так, что бы быстро и без страданий как всегда, странные странствия с подстрочником
я переживал, когда с начала первого задымления моей могилы начинали отваливатся перья у птиц моих, в противопоставление у аллигаторов зубы начали оперяться
кривым рядом, как второй покос все правит и бегут хомяки по плантациям и вправляет зенит шею журавликам, из миски направляющей луч на лакированные туфли и в глазное дно помощникам, которые помощникам которыре до
си ля соль фа ми ре до
упражнялись на брусьях идиом и повешенными кувыркались мы выходили с заваренным накрепко к пальцам прижженным чаем в чашках и без напряжение в висках, грудная клетка а на ней стоят в рядах расстроенных или растрелянных, и тех, кого расстреляли и он не расстроился, так как поэты не умеют чувствовать, они приделывают чувства к горстке гильз и мимоходом, с трубкой, вытряхивая ее уже гиль, сложит в подмышке трилистник шершавой тетрадки с прочным письмом